Какое-то время Таран более или менее отчетливо соображал, что находится в пятом флигеле здешней виллы и занимается любовью с законной женой. Но по прошествии тех самых минут, которые у него ушли на то, чтобы вспомнить, где он пережил нечто подобное, Надькина физиономия, находившаяся у Юрки перед глазами, стала помаленьку расплываться, будто Таран нацепил на свои вполне нормальные и хорошо видящие глаза дальнозоркие стариковские очки.

Как и прошлой осенью, Юрка вспомнил случай из детства, когда он однажды, еще будучи маленьким, надел из любопытства бабкины окуляры. Тогда все предметы показались Юрке огромными, искривленными и размазанными. Нечто похожее он увидел на хате у Фроськи, и то же самое произошло сейчас. И точно так же, как и на Фроськиной даче, появилось желание быстренько снять очки, чтобы видеть все обычным образом, только и тогда, и теперь ничего не получалось — сколько бы Юрка ни протирал глаза и ни пытался смахнуть с них несуществующие слезинки, перед глазами маячило лишь какое-то бесформенное розовое пятно.

Все повторялось практически один к одному, и как ни старался Юрка, прекрасно понимая, что вновь попадает под контроль неведомо где находящейся Полины, отделаться от наваждения, ничего у него не получалось. Как и осенью, через минуту-полторы размытое пятно постепенно стало проясняться, но и еще до того, как контуры физии стали совсем четкими, Юрка стал ощущать, что видит уже не Надькино лицо, а побледневшую, но хорошо узнаваемую мордашку Полины. Как видно, и те, кто запихал ее в контейнер, и те, кто ее уволок из-под носа у первых, ничего не могли поделать с этой экстрасенсихой и ее умением на расстоянии навязывать людям свою волю!

Конечно, то, что все это происходило не в первый, а уже во, второй раз, немного облегчало Тарану жизнь. По крайней мере, он был лучше подготовлен к восприятию этого паранормального явления, от которого у иного гражданина запросто могла поехать крыша. Причем капитально и необратимо.

Правда, Юрка и в этот раз поморгал, потер глаза рукой но, как и следовало ожидать, никуда Полина не делась. И опять-таки, как в прошлый раз, Таран стал чувствовать, что его «я» как бы раздвоилось. Точнее, часть мозга стала как бы «автопилотом», продолжавшим управлять телом, которое выполняло ранее поставленную задачу — трахаться с Надькой. В прошлый раз Юрка даже на какое-то время перестал понимать, кого он, собственно, дрючит: Фроську или Полину. Сейчас, имея опыт, Таран уже мог сказать однозначно, что совокупляется с Надькой, хотя глаза вроде бы видят перед собой Полину. Просто г-жа Нефедова, как говорится, «вышла в эфир» (насчет того, куда она там вышла в натуре, Таран, конечно, не разбирался), заменила для Юрки реальную картинку иллюзорной, а на самом деле ничего особо не изменилось. Во всяком случае, Надька с Юрки в натуре не слезала, а Полина на ее место не заползала. Лицо Полины, которое вполне отчетливо видел Таран, как и во время осеннего «контакта», выглядело неживым, статичным, неподвижным, хотя и объемным, будто на цветной голо-графии или стереопаре.

А вот вторая, видимо, большая часть Юркиного мозга, как бы отстранившись от всех этих низменно-телесных удовольствий, занялась более интеллектуальной деятельностью.

При этом «автопилот» исправно отреагировал на изменение ситуации, когда Надька, скрытая под личиной Полины, должно быть, устав от своего усердия — а может, по команде их общей повелительницы! — вдруг прекратила скачку верхом, перевернулась на спину, взгромоздив на себя Юрку, и предоставила ему заниматься активной работой, а сама лишь сладко постанывала.

Однако через несколько секунд Таран совсем перестал слышать Надьку, заток зрительному образу Полины добавился голос. Это опять-таки в точности повторяло последовательность того, что происходило в прошлом году. Как и тогда, лицо Полины, которое видел Таран, то есть «голография», рта не открывало. Слова звучали где-то внутри Юркиного мозга. Правда, во время того, осеннего, «контакта» поначалу речь Полины была неразборчивой, слышалось какое-то непонятное шуршание, сопровождавшееся легким потрескиванием, как в телефонной трубке. Причем опять-таки не в ушах, а где-то внутри мозга. Лишь потом шуршание стало похоже на тихий шепот, в котором уже можно было понять отдельные слова и фразы.

Сегодня этих промежуточных стадий не было. Юрка сразу стал все слышать вполне отчетливо, как будто в голове у него стоял некий приемник, точно настроенный на нужную волну. С этого момента его сознание окончательно раздвоилось. То есть, как и прошлый раз, один Таран, внешний, управляемый «автопилотом» и практически ничего не соображающий, продолжал трахаться с Надькой, а второй, внутренний, стал слушать, что вещает Полина.

Начало ее речи почти точно повторяло ту, осеннюю, речь.

Должно быть, для того, чтобы усилить внушение.

— Мы все в большой опасности, Юра! — Голос у Полины и в этот раз был немного потусторонний, звеняще-фонящий, с небольшим эхом, как при разговоре через спутник. — Слушай и не переспрашивай, у нас считанные минуты…

Но дальше, конечно, пошла совсем другая информация.

— Юрик, — продолжала Полина, — меня обманули и захватили те самые люди, у которых я находилась с прошлой весны. Они вкололи мне какой-то препарат, от которого я с каждым часом слабею и теряю контроль даже над собой. После этого они погрузили меня в изолирующий контейнер. Он мне сильно мешает, я не могла на них воздействовать. Но это еще полбеды. Сразу после этого меня утащила другая банда, кажется, американская. Их называют «джикеи». Они укатили контейнер в какие-то подземелья, но не могут его открыть, хотя и знают цифровой код. Потому что у них нет специального пульта, который есть только у Ларева Владимира Васильевича, ты его, кажется, недавно видел. Я знаю, что «джикеи» послали трех человек, чтобы захватить этот пульт, но они еще не вернулись. Если они и вовсе не вернутся, то «джикеи» попытаются взломать контейнер, а он заминирован! Если контейнер взорвeтcя и я погибну, может произойти страшная катастрофа. Но то же самое может случиться и в том случае, если кто-нибудь не откроет контейнер в течение ближайших 26 часов. Потому что в контейнере установлена автономная система воздухоочистки, и, если не обновить регенерационные патроны, я попросту задохнусь…

На несколько секунд голос Полины пропал, и «внутренний»! Таран испытал легкий ужас: ведь она же не сказала, где ее искать! Однако вскоре «передача» возобновилась:

— Юрик, я почти израсходовала все силы и больше не смогу говорить так долго, как сейчас. Препарат меня подавляет, я не могу ему сопротивляться. Но еще часов пять, наверное, сумею посылать короткие сигналы. Сначала через каждые пять минут, потом через десять, а дальше — как сил хватит. Знаешь, как в игре «холодно — горячо»? Если услышишь слово «холоднее» — значит, удаляешься от меня, если «теплее» — значит, приближаешься… Ну все, больше не могу. Спаси меня, Юрик! И всех спаси!

Голос Полины пропал, «голограмма» тоже исчезла, а Таран почти мгновенно перестал ощущать себя разделенным на «внешнего» и «внутреннего». То есть вновь увидел перед собой Надькино личико с восторженно зажмуренными глазенками и ощутил, что сам через несколько секунд кончает свое сексуальное мероприятие. И поскольку в голове у него аж зудело от полученной информации, Юрка поспешил с завершением.

— Как славно! — по-кошачьи потягиваясь, промурлыкала Надька. — Никогда так хорошо не было…

Таран еще раз удивился и подумал, что Александр Сергеевич, утверждая: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей», был прав, даже если вкладывал в слово «любим» не только эмоциональный, но и чисто сексуальный смысл.

Впрочем, вопросы поэзии Юрку долго не занимали. Он лихорадочно соображал, что делать теперь, когда он знает о том, что произошло с Полиной. С одной стороны, неприязнь к ней не особенно улеглась. Таран знал, что эта стерва внесла нешуточный разлад в их с Надюхой относительно безмятежное семейное счастье. И то, что всплывало в памяти, заставляло Юркины уши гореть от стыда перед Надькой. Особенно тогда, когда он вспоминал, как Полина порола Надьку ремнем, будто рабыню, а он, Таран, вместо того, чтобы это издевательство прекратить, только хихикал и держал Надьке ноги… Срам! Ведь если Надька это помнит, то должна не только Полину, но и его самого ненавидеть! Даже если сейчас ей хорошо, то неизвестно, не всплывет ли это завтра или послезавтра? Поэтому, наверное, можно было все эти Полинины мольбы о помощи запросто проигнорировать. Ясно ведь, что и Ларев этот самый, и какие-то «джикеи» стремятся захватить экстрасенсиху в своих пакостных целях. Вкололи ей препарат типа того, каким Ваня Седой прошлой зимой накачал ее, Магомада с племянницами, Трехпалого и двух баб приблатненных. То зелье, как помнилось Юрке, превращало людей в подобие биороботов, подчиняющихся любому приказу, не чувствующих боли, обладающих огромной физической силой. А что, если они захотели заполучить под свое управление суперспособности Полины? Они станут ей команды отдавать, а Полина будет тысячам людей головы морочить… Или убивать так, что никто и никогда не подкопается. Может, и правда пусть она лучше задохнется или взорвется в этом своем «холодильнике»?