Потеть мне пришлось около полутора часов. И какого только хлама не носили эти пожилые женщины в своих убеленных сединами головах! То ли старость тому виной, то ли чисто женская приверженность ко всяким мелочам, только мне пришлось переворошить такой объем информации, которой бы с лихвой хватило на Большую Советскую Энциклопедию и еще бы осталось на кучу всевозможных справочников. Но мой кропотливый и отнюдь не легкий труд был вознагражден: постепенно, штрих за штрихом перед моим мысленным взором стал вырисовываться портрет незнакомого мужчины, чей образ отпечатался в памяти двух или трех женщин где-то в районе двух часов пополудни в день убийства Паукова. Это был молодой мужчина лет двадцати восьми -- тридцати, длинноволосый, слегка в подпитии, в джинсах, тельняшке и с сумкой в руке. Он уверенно прошел в подъезд и скрылся в нем; когда и как он выходил, никто не видел. Доверия мне этот тип явно не внушал.

Потоптавшись еще минут десять и заметив, что женщины у подъезда начали кидать в мою сторону тревожные и беспокойные взгляды, я решил покинуть свой пост и на досуге поразмыслить о своих дальнейших шагах.

-- Гражданин, предъявите ваши документы! -- услышал я вдруг сзади требовательный голос.

Глава седьмая

Я обернулся. Прямо передо мной стоял немолодой уже милиционер с погонами сержанта и цепким, подозрительным взглядом ощупывал мою фигуру.

-- Вы это мне? -- спросил я, заподозрив неладное.

-- Именно вам, -- подтвердил милиционер. -- Ваши документы!

Сопротивляться власти я не рискнул, но и документов у меня с собой не было, поэтому, прежде чем принять решение, я решил узнать, чем же все-таки вызвано это странное любопытство к моей персоне со стороны блюстителя порядка. Не ошибка ли это?.. Нужная мне информация имела явный приоритет перед всеми другими мыслями, поэтому "считать" ее из памяти сержанта не составило особого труда. Информация гласила:

"-- Стоеросов!

-- Я!

-- Слетай быстро к дому номер 33 по Мурановской, оттуда только что сигнал поступил, что какой-то подозрительный тип уже битых два часа околачивается у пятого подъезда -- ну, у того, где эту пьянь пристукнули, -- и что-то вынюхивает. Выясни личность и доложи. Усвоил?

-- Есть, капитан!"

Коротко и ясно. Кто-то обратил на меня внимание и звякнул в ближайшее отделение. Докажи теперь, что ты не верблюд.

-- Документов у меня с собой нет, -- сказал я, мысленно приготовившись к волоките установления моей личности.

-- В таком случае вам придется пройти со мной в отделение, -бесстрастно, словно выученный урок, произнес Стоеросов.

-- А по какому, собственно, праву? -- сделал я слабую попытку избежать объяснения в отделении милиции.

-- На предмет установления вашей личности, -- также бесстрастно ответил сержант.

-- Ну что ж, идемте, -- пожал я плечами, поняв, что сопротивляться бесполезно. Краем глаза я заметил, как старушки у подъезда No 5 ехидно посмеивались мне вослед.

Отделение милиции располагалось на опушке небольшой рощи метрах в трехстах от места моего пленения. Стоеросов провел меня в комнату дежурного офицера и легонько толкнул навстречу сурового вида капитану, который отчаянно дымил подмокшей "Примой".

-- Вот он, голубчик, -- сказал сержант, -- документы предъявить отказался.

-- Вот как? -- сузил глаза капитан и судорожно затянулся.

-- Не отказался, а просто у меня их нет, -- поправил Стоеросова я.

-- Вы что -- бомж? -- спросил капитан.

-- Почему бомж? -- удивился я. -- Я коренной москвич...

Мне пришлось довольно-таки долго объяснять обоим служителям правопорядка, кто я, где живу и чем занимаюсь. Капитан, зло выплюнув так и не поддавшийся его натиску окурок "Примы" на пол, позвонил куда-то, потом что-то долго выяснял, и наконец, слегка разочарованный, объявил:

-- Мы установили вашу личность, товарищ Нерусский. Вы именно тот, за кого себя выдаете.

-- Я в этом нисколько не сомневался, -- ответил я, восхищаясь его гениальной проницательностью. -- Рад это услышать лишний раз, тем более, из ваших уст. Обретя теперь полную уверенность, что я -- это я, надеюсь заснуть в эту ночь спокойно. Мне можно идти?

-- Минуточку! -- рявкнул капитан, доставая еще одну сигарету из лежащей на столе пачки. -- Один вопрос. Что вы делали у подъезда номер пять дома 33 по Мурановской улице в течение последних двух часов?

Я пожал плечами.

-- Ничего. Просто стоял и ничего не делал.

-- Просто стоял и ничего не делал, -- повторил капитан, впиваясь в меня глазами. -- Несколько странное времяпровождение, вы не находите?

-- Надеюсь, уголовной ответственности за этот поступок я нести не обязан?

-- За этот -- нет. -- Капитан сделал ударение на первом слове. -Но, возможно, за вами есть и другие.

-- Бесспорно, иначе и быть не может.

-- Так рассказывайте, рассказывайте все, -- встрепенулся капитан.

-- Рассказывать -- что? Обо всех моих поступках, которые я совершил за свою жизнь? Тогда мне придется начать со дня своего появления на свет.

Я знал, что рано или поздно капитан поймет, что я над ним издеваюсь. Он это понял не слишком рано, но и нельзя сказать, чтобы поздно.

-- Вы что, издеваетесь надо мной?! -- вскочил он, яростно вращая глазами и усердно пережевывая потухший окурок. -- Отвечайте, что вы делали у дома, где две недели назад произошло убийство?

-- Послушайте, капитан, -- сказал я, решив впредь говорить только серьезно, -- если вы хотите получить какую-нибудь информацию обо мне, позвоните следователю Пронину в МУР, он вам все объяснит. Сергей Тимофеевич как раз ведет дело об убийстве Паукова.

-- Да, я знаю, -- буркнул капитан, несколько остывая и вновь садясь в кресло. Найдя в ворохе бумаг нужный телефон, он набрал номер уголовного розыска.

-- Следователь Пронин? Здравствуйте, товарищ майор, это капитан Матерый из триста двадцатого. Да, да, того самого... Рад, что вспомнили. У меня к вам вот какое дело, товарищ майор. Ко мне в отделение поступил один подозрительный субъект, который утверждает, что лично знаком с вами и работает в контакте с органами. Кто именно? Некто Нерусский, Николай Николаевич... Что? Первый раз слышите? -- Губы капитана растянулись в мстительной ухмылке, когда он буквально пробуравил меня взглядом. -- Я, собственно, так и думал.