И, повторяю, при наличии центристов у власти, у руля государственного управления иначе и быть не может. Что означает конкретно в действительности, что центризм повернул вправо к полуустряловским и устряловским элементам в нашей партии? Это значит, что он стал частично проводить их идеи в жизнь, и если мы утверждаем[, что] эти элементы отражают влияние буржуазии (не мелкой, а просто буржуазии), то тем самым мы должны признать, что, проводя эти идеи в жизнь, центризм хотя и частично и нерешительно, но все же претворяет в кровь и плоть [программу] буржуазии и тем самым объективно укрепляет ее позиции. Иначе быть не может.

И путь «левого курса» мне рисуется следующим образом: центризм колеблется между пролетариатом и буржуазией. В последние годы наблюдался сильный крен направо, т. е. в сторону буржуазии (главным образом, деревенского кулака). Под влиянием сложного переплета объективных факторов (наступление кулака, одновременно контрнаступление пролетариата, колхозное движение бедняка и середняка) центризм сделал зигзаги налево, в сторону пролетариата. Но последний оказался настолько слабым, настолько нерешительным и связанным давлением справа, что объективно даже в самый наивысший момент своего расцвета «левый курс» дальше мелкобуржуазных интересов не пошел. Отказавшись от ставки на кулака, центризм повернулся было лицом к пролетариату, но застрял по дороге в сетях мелкой буржуазии.

Я не претендую, что все это абсолютно правильно, но при таком понимании «левого курса» я все же могу связать концы с концами. А вот если утверждать, что центризм колеблется у нас между пролетариатом и мелкой буржуазией, значит, он всегда должен быть настроен левее мелкой буржуазии. Ну, а лозунги, которые были, к сожалению, не только лозунгами, а претворялись в жизнь, вроде «обогащайтесь», «врастание кулака в социализм», «бедняк — это лодырь» и весь этот поворот к кулаку, как это объяснить политикой центризма, которая должна быть всегда левее политики мелкой буржуазии? Вообще же, я очень бы желала, чтобы мне посолиднее возразили или даже разбили по этому пункту, если я в самом деле съезжаю в какой-нибудь «уклон».

Г.П[розоровская]

Дорогой товарищ.

Мне [не] удалось внимательно прочесть ни самой программы Коминтерна, ни дискуссионных статей. Даже существеннейшая критика программы мною умышленно не была прочитана, чтобы наиболее объективно и возможно тщательней передать свое впечатление о докладе Бухарина (программа К[оммунистического] И[нтернационала]) и прениях по нему, бывших на июльском пленуме ЦК.

«Дать слово, не ограничивая времени, но только так, чтобы до обеда кончить»,— так голос с места аншлагировал доклад Бухарина.

Сегодня (17 августа) в «Правде» опубликован доклад Б[ухарина] на конгрессе К[оммунистического] И[нтернационала], поэтому выпускаю все, что там имеется. Общий порядок тот же.

Докладчик начинает с указания, что делает программный доклад третий раз (IV конгресс, V конгресс, пленум ЦК). Делает три замечания: 1) что в нашей среде «нет сколько-нибудь серьезных разногласий» по существу, по самой глубокой теоретической подоснове программы. Например, вопрос о накоплении капитала и теорий Розы Люксембург[113] «решен уже в нашем смысле этого слова; по крайней мере, круг сторонников теории Р. Люкс[ембург] в последнее время значительно сузился». 2) что «придется ограничиться в анализе только главными поправками» из поправок программной дискуссии; 3) что «в развитии самой действительности произошел целый ряд» изменений, которые должны были найти отражение в программе.

Как создавался проект программы: сеньорен-конвент[114] последнего расширенного заседания пленума ИККИ поручил составление наброска делегации ВКП в И[спол]к[оме Коминтерна]. «Для выполнения этого решения была назначена комиссия Политбюро, которая выделила из своей среды подкомиссию в составе Сталина и меня. Мы еще раз разработали этот проект и довели его до того примерно вида, в котором он представлен теперь. Этот проект был утвержден затем Политбюро нашей партии и за подписями двух вышеуказанных товарищей был внесен в комиссию Исполкома» (41). После дополнения заграничных товарищей, «которые находились в Москве», проект был принят и опубликован комиссией 25 мая.

Скрыпник указывает, что на местах процесса обсуждения не было совсем.

Бухарин лавирует дискуссионными статьями.

Далее — критика соц[иал]-демократии. «От позиции замаскированной защиты капитализма, соц[иал-]демократия перешла к активному строительству капитализма» (41). «Законодателем теоретических мод среди реформистов стала «англо-саксонская» »(42).

«Изменения в действительности» Б[ухарин] видит в том, что ком[мунистическое] движение приобрело «мировой размах» — Китай, Бразилия, Аргентина, Перу, Чили, Эквадор. Далее о мировом мотиве программного построения.

«Следующий вопрос — о форме кризиса современной капиталистической системы. В обсуждении этого вопроса на различных этапах выработки программы, начиная с IV конгресса, можно ясно ощутить зависимость постановки этого вопроса от реального хода мирового развития. В первом проекте мы, несомненно, все преувеличивали, говоря о непосредственном крахе капитализма. В первом проекте программы на IV конгрессе вопрос о кризисе капитализма ставился таким образом, что вообще исключена возможность восходящей линии развития даже в той или другой более или менее крупной части капиталистического хозяйства. Уже при втором обсуждении, при втором туре программной дискуссии, т. е. к V конгрессу, пришлось внести значительные поправки, потому что практика развития капиталистических отношений подтвердила тезис Владимира Ильича. Когда он полемизировал против многих из нас и говорил, что безысходного положения для буржуазии не бывает, что в известной степени на известный срок буржуазия может вывернуться. И поэтому во втором туре программной дискуссии здесь пришлось внести известные поправки. Теперь, когда у нас уже есть целый ряд решений и нашей партии, и Коммунистического Интернационала, связанных с дискуссией о стабилизации, теперь, конечно, нужно было дать другую формулировку, нужно было говорить о стабилизации капитализма, о ее условности и вместе с тем о том, что современный кризис капиталистической системы развивается сейчас на несколько иной базе» (44).

Далее об особой главе о СССР. «Это тем более необходимо, что одним из центральных вопросов на ближайшую полосу развития является именно вопрос о войне. А как, товарищи, ставить вопрос о войне против СССР с точки зрения такой проблемы, как проблема программы? Я лично полагаю так, что после войны нам придется писать другую программу» (44). Если поражение — эта программа не будет годиться. Если победа — будут новые советские республики, придется писать другую программу.

Вопрос об СССР «играет первоклассную роль. Именно поэтому всякого рода события внутри нашей партии, как наше сражение с оппозицией, сразу получают мировое международное значение».

Вопросы: о переходном периоде, нэп и военный коммунизм, социал-демократия и фашизм, о характеристике реформистской идеологии (и суньятсенизма и гандизма) — очень кратко. Приводит пример особого типа мышления. Китайские товарищи «проблему очень часто ставят не с точки зрения того, как идет реальный ход событий, а с точки зрения чисто логического анализа понятий» (46). «Мы обосновали совершенно правильно борьбу с оппортунизмом в Китае. Но нужно знать, что там происходит на этой почве» (47). Пример: в Гуандунской организации группы товарищей решили, что руководство в этом оппортунистическое[115]. Хотят оружием истребить это руководство. «Руководство узнает о появлении такой группки и истребляет ее всех до одного. Вот как иногда идет борьба с оппортунизмом в Китае» (смех) (47). Второй пример: вызывают рабочего китайца в райком и предлагают расстрелять товарку за то, что она из джентри (выходец из другого социального слоя). Если не расстреляешь — ты оппортунист. И рабочий ее расстреливает. Бухарин добавляет о необходимости борьбы с оппортунизмом, но действительными и другими методами.