Удастся решительная победа революции,— тогда мы разделаемся с царизмом по-якобински или, если хотите, по-плебейски. «Весь французский терроризм,— писал Маркс в знаменитой «Рейнской газете»[206] в 1848 г.,— был ни чем иным, как плебейским способом разделаться с врагами буржуазии, с абсолютизмом, феодализмом и мещанством». (См. К.Маркс, издание Меринга[207], т. III, с. 211.) Думали ли когда-нибудь о значении этих слов Маркса те люди, которые пугают социал-демократических рабочих пугалом «якобинизма» в эпоху демократической революции»? (Ленин, т. VI, с. 319, 337).
Они были бы обязаны обратить внимание на цитированное уже выше место из статьи 1908 г., разъясняющей вопрос о коалиции партий.
Для Ленина уже в 1905 г. совсем не следовало, что из наличия демократического заряда русской революции революция непременно должна победить и то в своей демократической фазе. Он допускал возможность сделки буржуазии с царизмом; разрядки демократического заряда, недостаточности его разрывной силы. Если бы столыпинская политика208 окончилась удачей, а ведь теоретическую возможность этого он никогда не исключал, то понадобилось бы новое развитие капитализма, создание новых противоречий, объединяющих народные массы на почве борьбы уже с буржуазией для того, чтоб снова началась революция. Но она была бы тогда уже социалистической. В чем же основном правильной оказалась старая большевистская теория 1905 г.? В том, что совместное выступление петроградских рабочих и крестьян (солдат Петроградского гарнизона) опрокинуло царизм. В основном, ведь формула 1905 г. «предвидит» лишь соотношение классов, а не конкретное политическое учреждение, реализующее это соотношение, это сотрудничество. Это основное осуществилось. Пролетариат и крестьянство совместно разбили царизм, но они его еще не добили. Для этого надо было создать совместное правительство. Пролетариат и крестьянство создали его в виде Советов рабочих и солдатских депутатов, Совет — орган их диктатуры, ибо власть он получил не в силу закона, а потому что сила была на его стороне. Но тут начинается что-то новое. Рабочие и крестьяне, разбивши царизм, доверяются буржуазии, делят с ней власть, допускают создание буржуазного Временного правительства. Это новое — сила буржуазии, покинувшей царизм, чтобы изнутри взнуздать революцию. Эта сила развилась за последние двенадцать лет.
Что же, это новое убивает старое, основное? Пока нет. Броневики стоят не только у Зимнего дворца[209], но и Смольного[210]. Новое в явлении не убило старого, но:
«Двух властей в государстве быть не может. Одна из них должна сойти на нет, и вся буржуазия российская уже работает из всех сил, всяческими способами, повсюду над устранением и обессилением, сведением на нет Советов рабочих и солдатских депутатов, над созданием единовластия буржуазии.
Двоевластие выражает лишь переходный момент в развитии революции, когда она зашла дальше обычной буржуазно-демократической революции, но не дошла еще до «чистой» диктатуры пролетариата и крестьянства» (Ленин, т. XIV, ч. 1, с. 41).
Почему это новое в явлении, конкретизирующееся во Временном правительстве, не убило старого ядра, приведшего к созданию Советов? Потому что буржуазия, заседающая во Временном правительстве, не разрешила еще крестьянского вопроса, не подчинила себе крестьянства; крепко связаться удалось ей в деревне только с кулаком. Но существование этого кулака совместно с военным переплетом оказалось достаточным, чтобы создать Временное правительство рядом с Советами. Борьба решит, не является ли это новое ядро временным, неспособным к жизни, не будет ли оно убито старым, от которого оно оттягивает жизненные соки. Поэтому не надо терять из виду, что осуществился лозунг демократической диктатуры, но не только он осуществился. И кто говорит только об этом осуществлении, тот не понимает всей сложности положения и выхода из него, ибо выход будет зависеть от того, победит ли в явлении новое или старое. Мы думаем, что мы достаточно остро, наглядно подчеркнули все громадное значение этих ленинских мест об известной форме и известной степени, в которой осуществилась демократическая диктатура — громадное с точки зрения теории и практики. У нас есть несколько работ о ленинской диалектике, но все они даже не пытаются разработать этот вопрос; конкретно, систематически проследить, как Ленин ее в действительности, в жизни применяет. Гениальный анализ двоевластия [19]17 г. принадлежит к ярким примерам его теоретического величия и его диалектической силы. Мы повторяем, не годится растрачивать этого наследия фразой о том, что Ленин «иногда» говорил, что демократическая диктатура осуществилась постольку поскольку; а именно, что Ленин в [19]17 г. отказался от лозунга 1905 г., что он его ликвидировал, мнения, высказываемые разными товарищами, показывают просто теоретическую безграмотность, неспособность понять всю глубину ленинского анализа. Эта неспособность приводит к непониманию ленинской тактики в Февральской революции, которая представляется упростителям как простой прямой поворот от демократической диктатуры к социалистической.
в) Тактика Ленина
Какие выводы о возможностях дальнейшего развития делает Ленин? Он делает вывод о возможности двух путей развития. Один путь: капиталистическое развитие в России зашло так далеко, что уменьшилась острота аграрного вопроса, являющаяся объективной основой большевистской тактики 1905 г. Тогда кулак, зажиточный и середняк пойдут до конца с буржуазией, тогда гордиев узел[211] войны должен быть разрублен непосредственно мечом пролетарской диктатуры рабочих и бедноты. Но:
«Возможно, что крестьянство возьмет всю землю и всю власть. Я не только не забываю этой возможности, не ограничиваю своего кругозора одним сегодняшним днем, а прямо и точно формулирую аграрную программу с учетом нового явления: более глубокого раскола батраков и беднейших крестьян с крестьянами хозяевами.
Но возможно и иное: что крестьяне послушают советов мелкобуржуазной партии эсеров, поддавшейся влиянию буржуа, перешедшей к оборончеству, советующей ждать до Учредительного собрания, хотя до сих пор даже срок его созыва не назначен.
Возможно, что крестьяне сохранят, продолжат свою сделку с буржуазией, сделку, заключенную ими сейчас через посредство Советов рабочих и солдатских депутатов, не только формально, но и фактически.
Возможно разное. Было бы глубочайшей ошибкой забывать об аграрном движении и аграрной программе. Но такой же ошибкой было бы забывать действительность, которая показывает нам факт соглашения, или употребляя более точное, менее юридическое, более экономически классовое выражение — факт классового сотрудничества буржуазии и крестьянства.
Когда этот факт перестанет быть фактом, когда крестьянство отделится от буржуазии, возьмет землю против нее, возьмет власть против нее, — тогда это будет новый этап буржуазно-демократической революции, и о нем речь будет идти особо.
Марксист, который по случаю возможности такого будущего этапа, забывает свои обязанности теперь, когда крестьянство соглашается с буржуазией, превратился бы в мелкого буржуа. Ибо он на деле проповедовал бы пролетариату доверие к мелкой буржуазии («Она, эта мелкая буржуазия, это крестьянство, должна отделиться от буржуазии еще в пределах буржуазно-демократической революции»). Он по случаю «возможности» приятного и сладкого будущего, когда крестьянство не будет хвостом буржуазии, эсеры, Чхеизде, Церетели, Стекловы не будут придатком буржуазного правительства,— он по случаю «возможности» приятного будущего забыл бы о неприятном настоящем, когда эсеры и социал-демократы не выходят из роли придатка буржуазного правительства, оппозиции «Его Величества» Львова» (Ленин, т. XIV, ч. 1, с. 3, 30 - 31).
В первом случае незавершенная революционно-демократическая диктатура, ибо диктатура есть полная власть,— двоевластие означает, что Совет, орган демократической диктатуры, не имеет полноты власти — перейдет непосредственно в пролетарскую диктатуру. В другом случае — разрыва между Советом и Временным правительством, т. е. между крестьянством и буржуазией, наступит новый этап буржуазно-демократической революции. Она будет завершена до конца. Что более правдоподобно. Революционер должен исходить из фактического положения, уже создавшегося, а не из возможного, ибо, исходя из худшего положения, отхода части союзников, он принимает контрмеры мобилизации низов, которая является единственным средством заставить поколебавшегося союзника принять снова участие в бою по этой стороне баррикады: