Таким образом, по мнению Ленина, русская революция по своим внутренним задачам остается буржуазно-демократической; в своей же борьбе против империализма она сливается с социалистической революцией на Западе. «Эта вторая задача,— говорит он в тезисе 6,— теперь чрезвычайно приблизилась к первой, но она остается все же особой и второй задачей, ибо речь идет о разных классах, сотрудничающих с пролетариатом России: для первой задачи сотрудник — мелкобуржуазное крестьянство России, для второй — пролетариат др[угих] стран». Совершенно очевидно, что обе эти задачи не отделены друг от друга китайской стеной или каким-либо длительным промежутком времени. Это явствует из того, как Ленин представляет себе выполнение второй из упомянутых задач: «на вопрос, что бы сделала партия пролетариата, если бы революция поставила ее у власти в теперешней войне, мы отвечаем: мы предложили бы мир всем воюющим на условии освобождения колоний и всех зависимых, угнетенных и неполноправных народов». Т[ак] к[ак] ни одно из воюющих империалистических государств этого условия не приняло бы, то «тогда мы должны были бы подготовить и повести революционную войну» и т. д. Ясно, что эта революционная война, т. е. задача социалистической революции, предполагалась неизбежно уже вскоре после завоевания власти. Этим буржуазно-демократическая революция переросла бы в социалистическую уже в самом начале своей победы.
Почему же Ленин разграничивает обе эти задачи, раз во времени они обе почти что совпадают? Здесь мы встречаемся с той особенностью ленинской политической деятельности, которую можно бы назвать стремлением к максимальной конкретности политической ориентировки, стремлением учесть по возможности все основные оттенки ближайшего этапа. Предугадать более или менее точно характерные черты всех этапов революции перед революцией нельзя и незачем этим заниматься. Надо иметь перед собой лишь генеральную линию развития всей революции. Зато наиболее конкретно надо предвидеть элементы, с которыми придется иметь дело в первый момент революции, и в соответствии с этим ориентировать партию и рабочий класс. Перед революцией 1917 г. надо было, с одной стороны, ни в коем случае не упускать, что «антагонизм крестьянства» и Марковых—Романовых—Хвостовых[339] усилился, возрос, обострился (из ст[атьи] «О двух линиях революции», т. XIII, с. 214), а с другой — учесть и то новое, что внесла империалистическая война: факт перехода мелкой буржуазии на сторону шовинистической буржуазии, в результате чего пролетарская партия для осуществления свой руководящей роли в буржуазной революции России ни в коем случае не должна идти ни на какие блоки и соглашения с политическими выразителями этих шовинистических настроений мелкой буржуазии, а должна стремиться к тому, чтобы эта мелкая буржуазия «качнулась влево» и выделила новых политических своих представителей, которые не были бы заражены буржуазным шовинизмом. Только в блоке с такой мелкобуржуазной партией пролетарская партия может выполнить буржуазно-демократические задачи русской революции, укрепившись настолько, чтобы иметь возможность уже без этой мелкобуржуазной партии, но вместе с пролетариатом других стран начать борьбу за социалистическую революцию («интернационализм» мелкобуржуазной партии, напоминаю еще раз, нужен был не для выполнения социалистической задачи борьбы с империализмом, а для превращения в последовательно революционного союзника пролетариата при выполнении задач буржуазно-демократической революции). Т[аким] о[бразом], четкое разграничение обеих сторон — внутренней и международной — русской революции нужно было Ленину для правильного распределения внимания партии на обоих ее предстоящих союзников в соответствии с теми проблемами, которые ей придется разрешать.
Перейдем теперь к анализу взглядов Ленина после февральской революции. Уже в своем «Наброске тезисов 17 марта 1917 г.» он несколько раз повторяет, что «дать народу мир, хлеб и полную свободу в состоянии лишь рабочее правительство, опирающееся, во-первых, на громадное большинство крестьянского населения, на сельских рабочих и беднейших крестьян, во-вторых, на союз с революционными рабочими всех воюющих стран» (т. XX, III изд., с. 11, курсив мой). Для него уже тогда ясно, что первый этап революции закончен. «Только при осведомлении самых широких масс населения и организации их обеспечена полная победа следующего этапа революции и завоевание власти рабочим правительством»,— читаем мы там же. Необходимость рабочего правительства для него вытекает из того, что «не только данное правительство, но и демократически-буржуазное республиканское правительство, если бы оно состояло только из Керенского и других народнических и «марксистских» социал-патриотов, не в состоянии избавить народ от империалистической войны и гарантировать мир» (с. 12).
И во всех «Письмах из далека» и в последующих своих выступлениях после приезда в Россию он всюду, где у него речь идет о борьбе против империализма, говорит о «рабочем правительстве» (с. 18), «пролетарской республике» (с. 24), о «полном разрыве с интересами капитала», власти «пролетариата и примыкающих к нему беднейших частей крестьянства» (с. 87, 88 и др).
В письме к Ганецкому от 30 (17) марта он говорит о «русской пролетарской революции» (с. 52, подчеркнуто Лениным). В речи на совещании большевиков 17 (4) апреля он говорит: «Диктатура пролетариата есть, но не знают, что с ней делать»[340] (с. 82). В статье «О двоевластии» он, выясняя сущность рядом с Временным правительством «существующего на деле и растущего другого правительства: Советов р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов]», заявляет: «Эта власть — власть того же типа, какого была Парижская коммуна 1871 г.» (с. 94).
Как бы в противоречии с этими лозунгами находятся следующие его заявления: «С этими двумя союзниками (1. «широкая, много десятков миллионов насчитывающая, громадное большинство составляющая масса полупролетарского и, частью, мелкокрестьянского населения в России»; 2. «пролетариата всех воюющих и всех вообще стран») пролетариат России может пойти и пойдет, используя особенности теперешнего переходного момента, к завоеванию сначала демократической республики и полной победы крестьянства над помещиками, а затем к социализму, который один даст измученным войной народам мир, хлеб и свободу» (конец первого «Письма из далека», с. 20). В третьем «Письме из далека», намечая ряд задач революционной власти по улучшению положения рабочих, занятию дворцов рабочими, организации всенародной милиции, он пишет: «Такие меры, еще не социализм. Они касаются разверстки потребления, а не переорганизации производства. Они не были бы еще «диктатурой пролетариата», а только «рев[олюционно]-дем[ократической] диктатурой пролетариата и беднейшего крестьянства» (с. 38). В пятом «Письме из далека» он о правительстве рабочих и беднейших крестьян говорит: «Только такое правительство, «такое» по своему классовому составу («рев[олюционно]-демокр[атической] диктатура пролетариата и крестьянства») и по своим органам управления («пролетарская милиция») в состоянии успешно решить чрезвычайно трудную и безусловно неотложную, главнейшую задачу момента, именно: добиться мира, притом не империалистического мира» и т.д. (с. 46). И дальше он развивает ту мысль, что пролетариату необходима поддержка громадного большинства крестьянства в борьбе его за конфискацию помещичьего землевладения, а затем «в связи с такой крестьянской революцией и на основе ее возможны и необходимы дальнейшие шаги пролетариата в союзе с беднейшей частью крестьянства, шаги, направленные к контролю производства и распределения важнейших продуктов, к введению «всеобщей трудовой повинности» и т.д. ...в своей сумме и своем развитии эти шаги были бы переходом к социализму, который непосредственно сразу, без переходных мер, в России неосуществим, но вполне осуществим и насущно необходим в результате такого рода переходных мер» (с. 46 — 47). В «Прощальном письме к швейцарским рабочим» он пишет: «Россия крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 года, может придать громадный размах бурж[уазно]-д[емократической] революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной Социалистической Революции, ступеньку к ней» (с. 68).