– Я буду звать тебя Лаки! – Неожиданно для себя, Макс произнёс это вслух. – Должен же я как-то обращаться к тебе, да?

– А в ответ прилетело молчаливое одобрение. Опять словно омыло тёплой волной.

– Интересно, почему Лаки? – задумался вдруг Макс над своим порывом. – Наверное, потому что мы с тобой оба оказались счастливчики. А вот настоящие или в кавычках, война план покажет.

– Одобрительное внимание…

– Я болен, друг Лаки. Со мной совсем всё плохо, там, внутри. Ты смотри, будь осторожнее, не подцепи заразу. Будем надеяться, что я доживу до прилёта на базу Галлы, где меня смогут вылечить. – Максим попытался предупредить партнера о раке, а заодно дать себе надежду в виде мысли, что всё может быть ещё исправлено. Вдруг и Симбионт сможет повлиять на ситуацию, чем чёрт не шутит.

– Ответная волна ощущения уверенности и что-то вроде «Будь спокоен, товарищ. Всё будет хоккей». Смешная, конечно, интерпретация, но именно такая ассоциация возникла в голове.

Они шли и развлекались обменом образами, тренируя связь и пытаясь укрепить отношения. Дорога стелилась под ногами, Максим топал, не ведая усталости, и, забыв обо всём, толковал с новым другом. По привычке на автопилоте он пошёл старым маршрутом, пересекая автомагистраль там, где привык с детства. Раньше это был безопасный участок. Макс настолько был увлечён разговором с Симбионтом, что просто не обратил внимания на отсутствие пешеходного перехода, перенесённого некоторое время назад на сто пятьдесят метров далее. Магистраль была практически не освещена, и фары проносящихся машин слепили в темноте. Максим пропустил основной поток машин и шагнул на проезжую часть, не дожидаясь проезда оставшихся двух, ориентируясь по их световым огням. Вряд ли бы он это сделал, если бы знал, что у второй не горела правая фара. Последнее, что он запомнил, это визг тормозов, глухой удар, чувство полёта и темнота…

Глава 9. Горькая правда

На уши давила звенящая тишина, а запах лекарств, казалось, навечно поселился в носу. Чувства возвращались к нему одно за другим, словно невидимый электрик поочерёдно подавал питание на системы организма. Он попытался медленно открыть глаза, и с некоторым усилием это удалось, несмотря на сопротивление слипшихся ресниц. Но толку было мало, кроме мутного белого пятна он ничего не смог рассмотреть. Тогда он снова закрыл глаза, попытавшись сосредоточиться на своих ощущениях. В голове вместо мыслей плавала такая же белая муть. Он попробовал собраться и вспомнить, что с ним. Но получалось как-то не очень, полынья сознания затягивалась вязким белым бесчувствием. И он снова провалился в сон.

Спустя некоторое время он вновь пришёл в себя. В голове стало чуточку яснее. Тогда он решил, что не будет открывать глаз, а попытается понять, кто он и что с ним происходит. Почему он чувствует себя так странно? Ватное, сонливое состояние. Лень шевелиться и даже дышать. Что же было? Он забыл что-то важное? Обессилев от потуг, он снова провалился в забытьё.

Третье пробуждение? Третье? Или какое по счёту? Открываем глаза, снова белое… Стоп, но теперь он видел, пусть нечётко, но видел. Белый потолок, неяркий свет ламп. Всё расплывалось, но предметы были хотя бы узнаваемы. Старые лампы, как в школе или больнице. Подожди! Он в больнице?! Ну да, оттуда и запах лекарств. Но почему? И почему он не может шевелиться? Почему ему тяжело дышать? Он попытался пошевелить правой рукой. Вроде удалось. Или нет? Да, всё-таки удалось. Он согнул руку в локте и провёл ей по животу, устав так, словно гирю ворочал. Ощущается нечто вроде одеяла. Шерстяного одеяла. Такое же у него было в больнице, когда он лежал после удаления аппендикса по окончании школы. Ну, точно! А что он делает в больнице?

Очередное пробуждение. Видимо, пока он пытался понять причину своего нахождения в больнице, не удержался в сознании и снова отрубился. Но сейчас в голове уже намного яснее, чем раньше. Он открыл глаза и довольно чётко смог разглядеть потолок. Побелка не первой свежести, люминесцентные лампы советского образца. Слева окно, через которое в комнату льётся солнечный свет. Повернуть голову ему не удалось, поэтому пришлось скосить глаза, чтобы рассмотреть окно. Судя по тишине вокруг, в палате он был один, никто не шумел и не сопел. Вновь попытался пошарить рукой по телу. Удалось. Теперь он задался целью поднять руку, чтобы дотянуться до головы. Почему та не поворачивается? Руку он поднимал, будто пудовую гирю. Рука дрожала и качалась, преодолевая силу тяжести, и, казалось, сейчас рухнет обратно, не справившись с ней. Однако ж ему удалось прикоснуться к голове. Хм, голова на ощупь перебинтованная. Как тяжело держать руку, он устал. Рука обессилено упала на живот и соскользнула вниз, устроившись отдыхать вдоль тела. За окном раздался противный гудок машины, вызвав звон в ушах. Нет, ну что за идиот сигналит около больницы. Гудок снова воздействовал на нервы. Видимо, он спровоцировал раздражение, прилив адреналина и память словно прорвало: визг тормозов, удар, полёт, темнота.

Он лежал и прокручивал в голове: визг тормозов, удар, полёт, темнота. Раз за разом. Вспомнил, до этого был свет. Ослепительный свет, который он хотел пропустить. Пропустить свет? Куда? Свет, визг тормозов, удар, полёт, темнота. Дорога, машины, он ждёт возможности перейти через дорогу. Понятно, он попал под машину. Переходил в темноте дорогу и очень неудачно, похоже. Его предупреждали же быть осторожным. Кто? Кто предупреждал быть осторожным? Память зажурчала, забилась, просачиваясь тонкими струйками сквозь баррикады забытья, и, наконец, хлынула потоком воспоминаний. Холмы, автомобиль-корабль, Искин, краб, Симбионт. Слишком невероятные, фантастические воспоминания, события вне разумного объяснения. Может, это был сон? Или горячечный бред? Он лежал и пытался понять, разобраться в том, что же это было…

Быть может, это всё действительно было бредом, исторгаемым ушибленным мозгом и поплывшим от медикаментов сознанием, последствиями аварии? Нет, не дай Бог. Тогда он просто сойдёт с ума, дарить надежду, а потом её лишаться? И как тогда жить дальше, пусть и тот короткий срок, что ему отмерен? Он и так уже жил на автопилоте… Лучше пусть это будет правдой, пусть фантастической, но правдой…

В следующий раз он проснулся от тихого разговора в палате. Медсестра меняла бутыль в капельнице и что-то втолковывала второй. Он следил за ними в полглаза и понял, что они собираются проводить гигиенические процедуры, обмывать его тело. Но зачем? Он так долго тут находится? Или что? Он попытался позвать медсестру, но из горла вырвалось только сипение. Слипшиеся губы не хотели размыкаться. Вторая медсестра заметила его потуги, ахнула и выбежала из палаты.

– Доктор, доктор, он очнулся. – Звала она врача. – Пойдёмте скорее.

Первая медсестра, что меняла бутыль, смочила ватку в тёплой воде, видимо приготовленной для протирания, и провела по его губам.

– Ну здравствуй, страдалец. – В отличие от второй, молоденькой, эта медсестра выглядела уверенной в себе женщиной среднего возраста, знающей, что она делает. А та пигалица, видимо, практикантка. – Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь?

Из-за её спины показался доктор, моложавый крепкий мужчина в возрасте, с окладистой рыжей бородкой. Он улыбнулся пациенту, придвинул к кровати стул и сел, поправив сползшие на нос очки.

– Ну-с, Максим, как Вы? Почему не отвечаете Алевтине Ильиничне? Она тут с Вас пылинки сдувает, а Вы? Всё спите и спите. Ну расскажите тогда мне, если стесняетесь медсестры.

– Х-х-ррр. – Прохрипел Максим.

– Что Вы говорите? Хорошо? Ну тогда просто замечательно, замечательно… Ваши родственники уже вторую неделю пытаются к Вам прорваться, да я пока не разрешал. Но раз Вы в порядке, допустим страждущих к Вам? А? – И доктор подмигнул Максиму. – Алевтина Ильинична, дорогая, пригласите к нам посетителей, если не сложно. А мы пока проверим наши показатели.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: