– Уверен, в этом нет никакой необходимости, – ответил Джон. Он встал и положил руку на плечо леди Ронвен. С мстительным удовлетворением она ощутила телесную слабость мужчины.

– Мадам, прошу вас.

Она повернулась и, всхлипнув, вышла из комнаты.

Элейн была с графиней Честер. Она в напряжении сидела рядом с тетей, глядя, как пожилая женщина проверяет какие-то хозяйственные расходы. Обе они подняли глаза, глядя на внезапно ворвавшуюся в комнату Ронвен.

– Элейн, ты не можешь позволить, чтобы он отослал меня назад. Не можешь! Я должна остаться с тобой! – Не обращая внимания на леди Честер и совершенно забыв об этикете, Ронвен повалилась на колени перед Элейн и, обвив руками девочку, разрыдалась.

Элейн стояла испуганная. Она никогда прежде не видела, чтобы ее няня плакала.

– Что случилось? Кто хочет отослать тебя?

– Твой муж. – Она не смогла скрыть дрожь в голосе. – Он посылает меня, всех нас назад в Гвинед.

Ронвен с трудом успокоилась, вновь заметив, что графиня Честер смотрит на нее немигающим взглядом.

Леди Честер резко выпрямилась. Это была элегантная женщина небольшого роста – как и ее муж, старше шестидесяти лет. Ее голубые глаза поблекли, но сохранили свою пронзительность, когда она смотрела на рыдающую женщину, стоящую перед ней.

– Уверена, вы не правы, леди Ронвен.

Ронвен покачала головой.

– Он дал мне мешочек с золотом и велел уезжать. Я не могу оставить Элейн. Пожалуйста, миледи, я не могу оставить ее среди этих чужих людей. – Она почувствовала, как впадает в панику. Элейн была для нее жизнью, ее ребенком, всем ее существованием.

Лицо Элейн было объято ужасом.

– Уверена, тут какая-то ошибка, Ронвен. Ведь лорд Хантингтон так добр… – Она колебалась, нервно взглянув на тетку своего мужа и не зная, что делать. – Пожалуй, мне стоит поговорить с ним.

Леди Честер покачала головой. За то короткое время, что она оставалась с Элейн, девочка ей очень понравилась. Будучи бездетной сама, она чувствовала себя безгранично виноватой в том, что не смогла подарить своему мужу сыновей, которые бы унаследовали его огромное состояние.

– Позже, – твердо проговорила она. – Никогда не беги к мужу, чтобы оспорить какое-либо из его повелений, Элейн. Это первый урок, который ты должна усвоить. Если женщина хочет чего-то добиться, – промолвила она с легкой улыбкой, – ей следует делать это тонко. Пусть какое-то время все остается по-прежнему. Позже, когда вы будете беседовать наедине и, возможно, поближе познакомитесь… – Здесь она сделала незаметную паузу. Последние две недели муж каждый вечер жаловался ей на слабоволие, мягкосердечие, немощность и мужскую слабость своего племянника, который слишком долго беседовал с девочкой и за все это время, насколько он мог заметить, только несколько раз поцеловал ей руку. – Быть может, тогда, – продолжала она, – ты скажешь ему, как тебе будет одиноко, если вся твоя свита вернется в Абер. Уговаривай его, но не спеши. Я знаю, он желает тебе счастья.

– Давай убежим! – воскликнула Элейн, подталкивая Ронвен к проему окна. Тяжелый гобелен скрывал их от основной части комнаты, где графиня Честерская и ее служанки были заняты вышиванием. – Ты, я и Лунед. Мы могли бы убежать, и никто бы не нашел нас, – тихо прошептала она.

Ронвен постаралась побороть внезапный прилив надежды, вызванный словами девочки.

– Но куда?

– Конечно, домой.

– Элейн, дорогая, мы не можем вернуться. – Ронвен обвила руками Элейн и поцеловала вуаль на ее голове. – Разве ты не понимаешь? Отец запретил тебе возвращаться. Абер – больше не твой дом.

– Тогда я поеду к Маргарет в Брамбер. Или к Граффиду.

– Нет, Элейн, им придется подчиниться твоему отцу. Они вернут тебя лорду Честеру. – Ронвен закрыла глаза и старалась сдержать слезы.

На следующий день после приезда в Честер она написала Эиниону с просьбой хоть чем-нибудь помочь и тайно отослала письмо. Он должен был помочь, ведь Элейн посвящена богине.

– Мы могли бы спрятаться в лесу. – Взгляд Элейн был полон надежды. Ее глаза лихорадочно блестели. – Когда граф Хантингтон отошлет вас всех домой, вы пойдете, как будто подчинились его приказу, а я скроюсь в одной из повозок. Когда мы все выберемся из замка, то сможем убежать. Это сработает, Ронвен, я знаю!

– Дорогая… – Ронвен прикусила губу.

– Мы сможем сделать это. Я знаю, мы сможем.

– И ты скорее готова жить вне закона в лесу, чем с лордом Хантингтоном? Здесь ты будешь очень знатной дамой. – Ронвен понимала, что план обречен, но все же чувствовала, что хватается за эту мысль, как за соломинку, будто у нее есть шанс на спасение.

– Ненавижу это место, – сказала Элейн, прислоняясь щекой к холодному камню стены. – Я не желаю быть знатной леди и не хочу… не хочу быть чьей-либо женой. И я не хочу жить в городе. Никогда. Хочу жить среди гор и у моря. И я хочу быть с тобой, Ронвен. Я не могу жить без тебя.

Ее глаза вновь наполнились слезами.

Ронвен колебалась. Так часто в прошлом она старалась сдержать порыв мыслей Элейн, но теперь ей всем сердцем хотелось поверить в этот безумный план и сбежать из большого замка со всеми его богатствами, покинуть эту чуждую английскую твердыню, которой правят высокомерные англичане. Но удастся ли это? Есть ли хоть малейший шанс? О последствиях провала было страшно даже думать.

Она посмотрела на слабо освещенную комнату, где мирно беседовали за вышиванием графиня и ее камеристки. Леди Честер была сама доброта и понимание. Совсем иначе выглядел лорд Хантингтон. Ронвен не любила его и не доверяла ему. А в случае провала пострадает именно Элейн, кара постигнет именно ее. Она вообразила себе красивое жесткое лицо графа, его гладкую кожу и пронзительные умные голубые глаза. Что он сделает с ней, если ее поймают? Ее дитя, ее девочку, которую никогда в жизни не били?

Для подготовки побега осталось слишком мало времени. Граф решил, что поезд с вещами и свита покинут замок через три дня после мессы.

Элейн коснулась руки Ронвен и заискивающе взглянула на няню.

– Я найду выход, – прошептала она. – Вот увидишь, я что-нибудь придумаю.

Этой ночью Элейн не смогла сомкнуть глаз: все ее тело сотрясали судороги страха. Лишь перед рассветом она встала с постели и спустилась по лестнице. Понадобилось немало времени, чтобы выйти во двор через продуваемые насквозь коридоры и холодные каменные проходы к конюшням и проскользнуть между сотнями лошадей в поисках ее любимцев. Первой она нашла Кади. Какое-то время она провела с благородным маленьким пони, целуя его в мягкий носик. Затем она стала пробираться по конюшне в поисках Непобедимого, и это было труднее. Непобедимый уже стоял среди лошадей графа. Их постоянно придерживал грум, чтобы вовремя успокоить животных. Тихой тенью Элейн пробралась к его стойлу и обвила руками большую голову лошади. Она поцеловала нос и гриву коня и почувствовала, как ее собственные жгучие слезы льются на попону. В глубоком уголке ее сознания всплыл образ мужчины, который любил эту лошадь… и петля, затянутая на его шее. Это было невозможно выдержать.

С утренней зарей Элейн осенила идея. Когда замок стал пробуждаться, открылись ворота и появились первые телеги, груженные продуктами из города, она тихо пробралась из полумрака конюшни во двор. Конюшни были рядом с воротами; рассеянные стражники кое-как проверяли въезжающие телеги, не обращая внимания на мужчин и женщин, через ворота проходивших на улицы города мимо них. Здесь стояла невыразимая кутерьма; всюду сновали люди, и никто не обращал внимания друг на друга. Она тихо отвязала Непобедимого. Вскарабкавшись на перегородку между стойлами, она взобралась на спину коня и, слегка ударяя его пятками, повела по стойлам во двор замка. Несколько человек видели, как рыжеволосая девочка едет верхом, но никто ее не узнал и не попытался остановить. Выпрямившись, она как можно более доверительно улыбнулась стражникам, поворачивая лошадь под аркой ворот, хотя в тот миг ее сердце колотилось что было сил. Копыта коня громко и гулко цокали, но вскоре Элейн уже пересекла ворота и проехала через мост. Затаив дыхание, она пустила Непобедимого рысью. Потом, перейдя на галоп, она повернула на восток вдоль края пристани, следуя по дороге в сторону городской стены, прочь от центра города.