Даффид посмотрел на нее. Ему очень нравилась юная невеста, у которой была весьма соблазнительная фигура. Темные глаза и волосы красиво оттеняли естественную белизну ее кожи. Ей не было еще и четырнадцати, но ее груди под лифом платья были достаточно округлые, а под тонкими линиями ее платья угадывался соблазнительный изгиб бедер.
Он долго и напряженно думал об ее отце и наконец решил осторожно посоветоваться с принцем.
– Как бы то ни было, мы правильно поступили, что повесили его, – сказал он, настороженно заглядывая в лицо отца, – ребенок неизбежно почувствует обиду. Это совершенно естественно. Ее мать испытывает те же чувства. – На лице его появилась гримаса. Он недолюбливал эту Еву с ее каменным лицом.
– Она должна понять, что расплата за грех – смерть, – ответил Ливелин. Выражение лица его было мрачным.
– Надеюсь, она знает об этом, – медленно проговорил Даффид. – Но все-таки это тяжело вынести. Может быть… – он явно поколебался, – может быть, я расскажу ей, что любовников обнаружила Элейн? Тогда ей будет легче смириться с потерей, а если это ей не удастся, – он пожал плечами, – то, без сомнения, ей все же потребуется меньше времени, чтобы свыкнуться с этим. А поскольку Элейн уехала из Гвинеда, это больше не имеет никакого значения.
Какое-то мгновение Ливелин смотрел в лицо сына, удивляясь цинизму молодого человека.
– Ты имеешь в виду, что Изабелле надо на кого-то излить свою ненависть? – спросил он.
– Ну конечно, – улыбнулся Даффид. – А Элейн уехала. Разве это не лучший выход? – Он не сказал о том, что и сам Ливелин уже сделал нечто подобное, отомстив дочери за вину ее матери. Во дворце было хорошо известно, что Ливелин распорядился смягчить условия заключения его жены и что он очень скучал по ней, но своей дочери – графине Хантингтон он не посылал ни писем, ни подарков, если не считать какую-то книгу, да и то посланную с неохотой, по просьбе ее мужа.
Изабелла отнеслась к этому откровенному разговору именно так, как и нужно было Даффиду. За несколько дней до бракосочетания, улучив момент, когда их не могли услышать спутники, он подвел ее к одному из окон в недавно построенной каменной башне замка Карнарфон.
– Милая, между нами встала тень твоего отца, – медленно промолвил он, нежно беря ее руку. Будучи знатоком рыцарских и придворных манер, он и до этого ежедневно засыпал возлюбленную стихотворениями и цветами и мелкими знаками внимания – надушенными платками и лентами. – И я не могу этого выносить. – Он торжественно посмотрел на нее и был искренне тронут, когда увидел, что ее глаза наполнились слезами. – Ты должна кое-что узнать, Изабелла. – Он еще больше понизил голос, надеясь, что она наклонится, чтобы его лучше слышать, и тогда он сможет почувствовать ее нежное дыхание и видеть яркий румянец юности на ее округлых щеках. Внезапно он почувствовал порыв желания и закрыл глаза, чтобы удержать свои чувства под контролем разума.
– Знаю, она была тебе подругой, но все же я должен сказать это тебе: твоего отца предала Элейн. Он доверял ей, он любил ее почти как родную дочь, но она предала его.
Наступило долгое молчание.
– О нет! Только не Элли! – В ее голосе звучала мольба.
– Прости, Изабелла. Но в конце концов ты бы узнала об этом!
Она слегка вскрикнула, но так сдержанно, чтобы их тет-а-тет не нарушила свита. Вскоре до нее стал доходить смысл слов мужа. Элейн, ее лучшая подруга, погубила ее отца! Слезы сменились гневом, а затем бешеной яростью: «Как она только могла! Я ненавижу ее! Никогда ей этого не прощу!» Как и предполагал Даффид, его невеста забыла, что отец ее согрешил не один. Грех пал также и на мать Даффида и Элейн, и прелюбодеяние совершалось в ее постели.
Свадебный пир растянулся на несколько часов, одно блюдо сменялось другим, подносы и тарелки были наполнены острыми блюдами: молочный поросенок, лебедь, зайчатина, перепела, куропатки, тушеная баранина, мясной бульон, мидии, форель, пирог с луком-пореем, медовые и заварные пирожные. Были опорожнены, отправлены в погреба и вновь наполнены бесчисленные бочонки гасконского вина, уэльского меда, эля и виски. Сидя рядом с мужем, Изабелла устала, была перевозбуждена и начала чувствовать слабость. Она смущенно оглядывала залу, раздумывая, не убежать ли ей снова, извинившись, в ближайшую анфиладу комнат, где было не так душно, но где ее встретили бы насмешками подвыпившие мужчины. У нее был небольшой выбор: либо терпеть их сальные шуточки, либо сидеть в душном углу стола. Одурманенная вином, она все еще пыталась принять какое-то решение, рассеянно уставившись на круги воска, капавшего со свечей, в тот момент как заметила, что муж помогает ей подняться.
– Ну иди, дорогая. Приготовься, я скоро приду. – Он тихонько подтолкнул ее к группе хихикавших дам, казалось, ждавших ее. Слегка покачнувшись, она, спотыкаясь, подошла к ним, почти не слыша рева одобрения со стороны юных друзей принца и бесстыдных острот, хором раздававшихся со стоявших ниже столов.
После шума, гама и жары, стоявших в большом зале, в комнате невесты было тихо и прохладно. Учтиво поддразнивая Изабеллу, служанки раздели ее, умыли ее лицо и тело цветочной водой и помазали сладко пахнувшими мазями. Потом они расчесали ей волосы и уложили в высокую постель, снизу доверху украшенную гирляндами и цветами.
Через несколько минут, когда она прикрыла грудь шелковой простыней, дверь распахнулась и на пороге появился Даффид в сопровождении шумной ватаги молодых людей.
Она смутно следила за тем, как он нехотя пытается отделаться от своих друзей, видела, как они поймали его, и с удивлением и страхом смотрела, как они без всякой обходительности срывают с него одежды. Теперь он был тоже обнаженным. Изабелла с благоговением смотрела на него. У Даффида было гибкое мускулистое тело, самое красивое, которое она когда-либо видела, и прекрасная эрекция.
С криком одобрения молодые люди толкнули его в постель рядом с ней. Во время этого маневра девушка крепко прижала к себе простыню, но юноши не упустили шанса представить себе прелести юной принцессы. Они неохотно замолчали, когда на пороге появилась фигура епископа, и стали терпеливо наблюдать. Епископ с улыбкой вступил в комнату, произнес: «Pax vobiscum, дети мои» [5] – и подошел к постели новобрачных.
Изабелла закрыла глаза, когда ее лица и грудей коснулись святой водой и, почувствовав прилив тошноты, ощутила, что комната кружится вокруг нее. Она вновь открыла глаза, испытав настоящее потрясение, когда к ее бедру прижалось бедро ее мужа. Казалось, прошла целая вечность, пока епископ вышел из комнаты, а за ним последовали служанки, горничные и друзья принца. Наконец дверь закрылась, и они остались одни.
Быстрым, почти яростным движением Даффид сорвал с постели цветы и ленты и откинулся на подушки.
– Слава Богу! Я думал, они никогда не уйдут.
Выпростав из-под простыни руку, он взял Изабеллу за плечо и притянул к себе.
– Моя любимая Изабелла!
Она со стоном отшатнулась.
– Мой господин. – Она уже начинала плакать. – Мне дурно! – Она бросилась с кровати и, нагая, побежала в гардеробную.
Прошло немало времени, прежде чем она вернулась в комнату, бледная и дрожащая. Даффид сидел на постели, потягивая из стакана, и с симпатией усмехнулся ей.
– Ну как, полегчало?
Она глуповато кивнула, схватила покрывало и накрылась им.
– Держи. – Он протянул ей свой серебряный кубок. – Сполосни рот. Сразу почувствуешь себя лучше.
Она сделала, как он велел, а потом яростно сплюнула в кувшин, стоявший в углу. Затем стала расчесывать волосы.
– Будешь знать, как мешать вино с медом. – Подтрунивавший голос звучал как раз за ее спиной. Она прыгнула в постель; руки мужа лежали у нее на плечах, и они сняли с нее покрывало.
– Ложись и грейся. – Он тоже был обнаженным, и она почувствовала, как дрожит от возбуждения, когда они снова оказались в постели.
5
Мир вам (лат.).