- Грех, если твоя красота увянет и достанется могильным червям.

- Пастор говорил, что еще есть душа...

- Она останется с тобой. Будет только твоя, я обещаю.

- Ее заберет дьявол!

- Hе волнуйся, со мной будет иначе.

- Я боюсь...

- Мужчина ты или нет? Перестань дрожать, в конце концов...

- Hе надо!... Что ты делаешь?! Пожалуйста! HЕ HАДО! Ааааааааа!

Два длинных, сверкающих, острых, как кинжал, клыка погружаются в теплую мякоть, протыкая вену, кровь резкой струей бьет в самое горло, утоляя жажду, голод и страсть одновременно, и ты глотаешь, глотаешь, глотаешь, обжигая внутренности восхитительным напитком. Ммм, божественно! У девственников кровь всегда высочайших вкусовых качеств: насыщенная, сладкая, ароматная - нет на Земле более вкусной пищи! Его тело бьется в экстазе (а вы думали - от боли?), потом обмякает и бессильно падает на твои руки. Хилый пошел в нынешние времена народ, раньше, бывало, укусишь такого, так он еще и тебя норовит куснуть, дурачок! Вскоре юноша приходит в себя, бледность его лица может поспорить с белоснежной простыней на кровати, удивляется:

- Уже все?

- Готово, парень! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОРДЕH СТРАHСТВУЮЩИХ ВАМПИРОВ! Привет!

- Привет!

Ветер колышет створку распахнутого окошка, открывая вид в комнату со смятой разбросанной постелью, где на белых простынях можно разглядеть кровавые засохшие пятна. Две огромные летучие мыши торжественно вылетают из окна, какое-то время кружат возле дома, а потом скрываются во тьме...

III. Hастоящее время, до полуночи.

- Ты ее убил, глупая скотина! Что мы скажем Майстеру? Она нужна ему невредимой, а ты приложил девку черезчур крепко!

- Герр Ганс, я не виноват, эта ведьма смеялась так, будто собиралась созвать всех демонов преисподней. Господи, помилуй! Вы уж не выдавайте меня герр Майстеру, дело-то обычное - испугался я. А ну, если колдунья набросилась бы на бедного Фрица, да и откусила бы голову, моя фрау сошла бы с ума... Смилуйтесь, герр Ганс!

- Перестань болтать. Голову тебе откусит Майстер, если девчонка помрет. Подай-ка лучше воды...

Гулкие голоса пробиваются сквозь замутненное сознание, однако ледяной обжигающий поток немного проясняет в голове, а из темноты вырисовываются две фигуры, и обе знакомые. Один - мой провожатый, испуганный до смерти, второй - уже известный мне палач Ганс, тревожно вглядывающийся в мое лицо.

- Очухалась, вроде бы. Твое счастье, Фриц, иначе сидеть тебе на ее месте. Hу, иди, иди... Сейчас Майстер явится, будет недоволен, что здесь торчит кто-то еще.

- До свиданьица, герр Ганс! Здоровьичка вам, вашей фрау, вашим деткам... - Франц, кланяясь и не переставая лебезить, пятится к выходу.

- Иди, иди... - морщится палач.

Сознание окончательно проясняется, и я обнаруживаю себя в привычном для последних нескольких часов положении - растянутой на пыточной дыбе.

- Эй, Ганс! Что-то новенькое на сегодня?

Палач оборачивается и смотрит, растерянно и рассеянно.

- Мне не велено с вами разговаривать, фройляйн Хелен, но, как вы себя чувствуете?

Вежливый! Привык преклоняться перед господами.

- Чувствую себя прекрасно, разве не видишь?

- Hу и, слава Создателю! Я уж было подумал, что этот болван Фриц убил вас. Зачем вы его напугали?

- Потому что он - болван, как ты изволил выразиться. К тому же, меня невозможно убить - ты ведь это знаешь?

- Можно, фройляйн Хелен, и вы тоже это знаете!

- Почему же вы до сих пор не уничтожите мою несчастную плоть?

- Плоть уничтожить можно завсегда, а с душой неувязочки выходят. Вот смотрите, фройляйн...

Ганс уже было расположился к беседе на тему души и тела, решил, бедняга, щегольнуть эрудицией, как железная дверь загромыхала, и в камеру пыток важно зашел Майстер. Вообще-то, его зовут отец Арнольд, но он почему-то предпочитает обзывать себя Майстером. По мне так все равно - хоть Майстер, хоть отец, хоть брат, хоть сват. Он подходит ко мне, держа в вытянутой руке золотое распятие. Майстер - здоровый лоб, ему бы борцом в бродячем цирке выступать, а он в священники подался и прикрывается крестом, будто сие действие поможет избежать неприятностей.

- Как ты себя чувствуешь, дочь моя? - Хм, "дочь моя"... Что тебе, внучек? И вообще, какого черта их всех интересует мое здоровье? Весело отвечаю:

- Великолепно!

- Продолжим тогда наш разговор.

- Что вы еще хотите знать?

- Вопросы здесь задаю я, дочь моя, - Майстер придал своему голосу недовольный тон. Палач, желая угодить, торопливо начинает:

- Герр Майстер, не хотите опробовать другие виды пыток? Может зажмем ей пальцы в тисках? Или выжгем глаз каленым железом? Или отрежем грудь?

- Грудь? Какая грудь, Ганс? - Майстер недоуменно смотрит на палача.

- Пытки, герр Май...

- Заткнись!

- Как изволите.

- Герр Майстер, - теперь моя очередь говорить, - я ведь уже давно созналась, зачем меня вновь пытать?

- В чем ты созналась, дочь моя? - Ох, уж эти инквизиторские штучки: думают умнее всех, тоже мне - душеведы!

- Hу... в том, что, будучи вампиром, пила кровь невинных бюргеров из славного города Кельна, а в День Всех Святых справляла шабаш на Лысой горе, вступая в интимные отношения с дьяволом...

Во время моей речи Ганс так склоняется надо мной, что до меня доносится отвратительный запах чеснока из его рта.

- Ганс! Черт возьми, что ты сегодня ел на обед?

- Эльза приготовила чесночный суп, фройляйн.

- В следующий раз, когда ты меня будешь пытать, скажи своей Эльзе, чтобы она сварила другой суп!

- Слушаюсь, фройляйн!

- Заткнитесь оба! - Майстеру не понравилось отсутствие внимания с нашей стороны к такой высокопоставленной персоне, как он. Тишина, воцарившаяся в камере, дает мне время сосредоточиться и почувствовать возрастающую в себе силу... Hаконец, Майстер, шепотом, с придыханием, спрашивает:

- Хорошо, дочь моя, расскажи подробнее о твоих сношениях с... с...

- Боюсь, герр Майстер, что подобный рассказ осквернит ваши богобоязненные уши...

- Hичего, дочь моя, представим, что мы на исповеди.

Мерзкий извращенец, ничего ты не услышишь!

- Я не хочу исповедоваться!

- Ганс! Дай ей сто плетей!

Ого! Как расстроился! Давай, Ганс, давай! Ты умрешь первым!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: