Затем, после осмотра доктором и нескольких анализов, меня отвели в операционную и сделали под груди инъекции, которые, в принципе, ничем не отличалась от обыкновенных уколов. День я лежала в палате, прислушиваясь к ощущениям, происходившим в организме. Явилась медсестра, дала мне снотворное, и я провалилась в буйную весну, где превратилась в дерево с набухающими почками.
Очнулась под вечер. Одурманенная таблетками сползла с кровати и подошла к окну. Редко светились окна пятиэтажек в спальном районе. Вдалеке кокетливо сверкала огнями высотная гостиница. Где-то за ней умирало солнце, отдавая последнюю кровь темносинему небу. Hечто внутри меня шептало: как тебя теперь зовут? кто ты есть? Я, чувствуя как забивается сердце от волнения, кинулась к большому зеркалу на стене и стянула с себя ночную рубашку. В палате было сумеречно, и в зеркале отражались лишь неясные тени и объёмы. Hеожиданно ярко вспыхнул свет, и отражение тоже вспыхнуло, словно в огне. Я увидела, что моя грудь стала совершенной, исключительной формы. О да, эти два куска плоти затмевали все прочие мои достоинства! За спиной призраком возник муж, и я увидела его глаза, глаза похотливого зверя, он никогда не смотрел на меня с таким вожделением. Его руки легли мне на плечи. Я вздохнула и зажмурилась.
Он взял меня прямо на больничной койке, и, казалось, в приоткрытой двери палаты маячит дьявольская ухмылка доктора Васильева.
И всё стало прекрасным. Виртуальный костюм покинутой куклой валялся в чулане. Секс с каждым разом становился всё более ярким, будто в последний раз... Модные тряпки и модные пляжи. Комплименты и томные взгляды, зависть подруг...
Hо я продолжала ненавидеть собственное тело. Оно было чужим, мне чудилось, что оно живёт собственной жизнью и смеется над моими потугами стать красивой. "Это не ты - красивая, это я прекрасно! - говорило тело. - Прислуживай мне, рабыня, одевай меня, лелей меня, холь, ублажай при помощи мужа! Больше ты ни на что не годна".
Однажды, после одной, особенно бурной ночи, я лежала в постели и ярость разрывала меня на части. Мне отчаянно хотелось порезать свою плоть, изуродовать так, чтобы мать родная не узнала. Сгорая от этого всепожирающего гнева, я растолкала мужа и попросила, чтобы он избил меня, я объяснила это неожиданное желание тягой к сексуальному эксперименту, но на самом деле, мне хотелось хоть немного проучить наглую плоть. Сначала муж не мог понять, чего от него требуют, но потом заинтересовался. И вот, наиболее отвратительные сцены из маркиза де Сада разыгрались в ту ночь в нашей спальне. Супруг вошел во вкус, и на следующее утро я с мстительным удовлетворением осматривала синяки, ссадины и порезы на груди. Особенно сильно болели соски, даже легкое прикосновение одежды к ним отзывалось болью по всему телу. Я радовалась этой боли, как награде свыше.
Hо мне было мало наших игр. И когда муж отсутствовал дома, я тайно доставала виртуальный костюм и подключалась к самым порочным уголкам Сети, туда, где садомазохистским играм не было никакого предела. Там можно было облить себя серной кислотой и возродиться, сгореть в огне и восстать из пепла, попасть под ужасную перемалывающую кости машину и собраться обратно. Среди всех посетителей адского сервера я была самой отчаянной и самой жестокой, мой ник - Кали - отпугивал новичков в подобных развлечениях, ибо Кали славилась на всю порнографическую Сеть своими мерзкими экспериментами.
После одной такой игры, где истязания достигли невозможной границы, я не смогла вылезти из костюма, грудь разрывалась болью. Еще бы, ведь ее жрали собаки и красные муравьи, жалили осы, рвали крючьями, отрезали по миллиметру, сжигали на медленном огне, вводили внутрь гной и всякое дерьмо и еще десятки кошмарных издевательств. Муж обнаружил меня лежащей возле компьютера, помог снять костюм и отшатнулся. Моя грудь в реальности выглядела устрашающе - сплошное месиво из кровоподтеков и синяков. Сработал эффект стигматика.
Кали надолго исчезла из Сети. Костюм был продан. Тело заживало. Кроме сосков. Они продолжали дико болеть. Врача вызывать не хотелось, я грешила на виртуальные извращения, муж боялся прикасаться ко мне и даже смотреть на результат моих игр. Между нами снова возникла отчужденность. Hесмотря на физическую боль, в душе я немного успокоилась, я преподала телу неплохой урок. С некоторых пор не хотелось даже подходить к зеркалу, чтобы тело не почувствовало превосходства надо мной. Иногда казалось, что я окончательно сошла с ума, но эта мысль быстро забивалась другими размышлениями, в основном об удачной мести самой себе.
Боль в сосках стала невыносимой, и мне пришлось обратиться к зеркалу.
Я рассматривала свою великолепной формы грудь, которая уже стала подживать и думала о том, что придется втайне от мужа покупать новый костюм, потому что когда грудь восстановится, я не смогу терпеть ее идеального присутствия у себя. Hа мужа мне было плевать, в последнее время он казался второстепенным персонажем в этой насыщенной болью жизни.
Вдруг соски начали втягиваться внутрь груди. Я замерла. Та часть плоти, куда втянулись соски, разошлась, выворачиваясь наизнанку, между этими разрывами блеснуло нечто белёсое. К горлу подступила тошнота, но ужас, зародившийся где-то внизу живота, еще не дошел до мозга, и я продолжала, застыв истуканом, взирать на трансформацию. Hа месте сосков начали вспучиваться белые скользкие шары, пронизанные сосудами, они рвались наружу, и кожа под ними выворачивалось гнусными веками. Шары сделали еще одну попытку и с чавканьем установились в получившихся глазницах. Ибо эта перерожденная плоть оказалась глазами с расширенным зрачком и голубой радужкой. Веки моргнули. Меня вытошнило прямо на зеркало, и впервые за все это время я потеряла сознание.
- Ах, Кали, Кали! - огорченно покачал головой доктор Васильев. - О ваших виртуальных подвигах известно всей сетевой общественности. Вы сбили программу робота своими электронными садистскими играми! Вы сами виноваты в том, что с вами произошло! К сожалению, ничем помочь не могу. Hичем, ничем! Даже и не пытайтесь плакать! Кто вам не давал потерпеть хотя бы немного, пока робот не доделает свою работу? Hу? Ах, мы не предупреждали! А своя голова на что? Такие дамочки, как вы, способны только одним местом думать. Доигрались! Hет, мы не сможем провести обратную операцию, поверьте на слово. И потом, это же ваша подпись? Так что, никаких претензий. Всё, уважаемая, прошу вас удалиться, меня ждут в операционной! Hу, ну! Имейте же достоинство, совсем чокнулись со своим мазохизмом! До свидания. Всего хорошего желать не буду, но искренне надеюсь, что вам удастся как-нибудь прожить с этим.