Почему ее сердце остыло? Неужели его убила печаль? Или тщеславие, а может быть, слава? Она была глуха к словам о любви, ее сердце ничего не чувствовало. Такой человек, как Таху, мог лишь надеяться на то, что она предложит ему свое холодное тело.

Радопис долго предавалась воспоминаниям, будто призвала их для того, чтобы из памяти не выветрились самые чудесные и счастливые дни в ее жизни. Время проходило, она не знала, исчисляется ли оно часами или минутами, пока вдруг не расслышала звуки шагов. От досады она обернулась и увидела, как открылась дверь. Вошла запыхавшаяся Шейт и вымолвила:

— Моя госпожа, он идет за мной по пятам. Вот и он.

Радопис увидела, как уверенно вошел фараон, словно это была его спальня. Она была изумлена и вне себя от радости.

— Мой повелитель, — воскликнула она:.

Шейт вышла и закрыла дверь. Фараон оглядел красивую спальню и рассмеялся.

— Наверное, я должен просить прощения за то, что так врываюсь к тебе?

Она довольно улыбнулась.

— Эта спальня, как и ее хозяйка, принадлежит тебе, мой повелитель, — ответила Радопис. Он взял ее под локоть, подвел к кушетке, усадил и сам присел рядом.

— Я боялся, что ты уснешь до моего прихода, — сказал он.

— Усну? Сон никогда не осмелится прийти в такую ночь. Заметив свет радости, сон подумает, что это день.

Его лицо стало серьезным.

— Тем более что этот свет будет исходить от нас обоих.

Радопис никогда раньше не чувствовала себя настолько счастливой, ее сердце никогда так не трепетало, не испытывало подобной радости, она только сейчас постигла удовольствие, поняв, что значит принадлежать любимому человеку. Он прав. Она пылала, но не промолвила ни слова. Радопис лишь подняла глаза, переполненные радостью и сиявшие от любви, и смотрела на него. Наконец она заговорила:

— Я не ожидала, что ты вернешься этой ночью.

— Я тоже. Совет получился трудным и утомительным, и я устал, пытаясь собраться с мыслями. Мне стало тревожно и неспокойно. Этот человек разложил предо мной много указов, я подписал некоторые из них и рассеянно слушал его до тех пор, пока мог вынести, и велел ему отложить дальнейшую работу на завтра. Я не думал, что вернусь, мне хотелось побыть одному. Но, едва оставшись наедине, я обнаружил, что одиночество мне не по силам. Ночь стала мрачной и невыносимой. Тогда я спросил себя: «С какой стати мне ждать завтра?» Я не привык сопротивляться своим желаниям и не стал мешкать. И вот я вместе с тобой.

Какая счастливая привычка, она принесла Радопис самые изумительные плоды. Рядом с ним она чувствовала огромную радость, ведь он излучал жизненную энергию и страсть.

— Радопис — какое красивое имя. Оно ласкает мой слух, будто музыка, и в моем сердце неотделимо от любви. Эта любовь подобна чуду. Она способна укротить мужчину, который проводит ночи с бесподобными женщинами на любой цвет и вкус. Это действительно замечательно. Интересно, как действует любовь. Кажется, все начинается с тревоги в моем сердце, в глубинах моей души тут же звучит божественное заклинание, и меня одолевает страстное желание. Это ты. Твой поразительный лик во всем олицетворяет свет и душу. Взгляни на мое сильное тело, оно жаждет тебя, как утопающий жаждет вдохнуть глоток воздуха.

Радопис разделяла его чувства и поняла, что он говорит искренне. Фараон хотел раскрыть одно сердце, но раскрыл два. Как и он, Радопис ощущала звучание божественного заклинания и видела его лик в олицетворении света и души, а ее веки налились тяжестью от мечтаний и экстаза. Наконец их ресницы соприкоснулись, и он тихо спросил:

— Радопис, почему ты молчишь?

Она открыла свои красивые глаза и взглянула на него страстно и с нетерпением.

— Мой повелитель, к чему мне слова? Слова так часто слетали с моих уст, однако сердце оставалось мертвым. Однако теперь мое сердце теснят жизненные силы, оно впитывает твои слова, точно земля — солнечное тепло, и через это обретает жизнь.

Фараон радостно улыбнулся ей:

— Эта любовь вырвала меня из мира, где женщинам несть числа.

Радопис улыбнулась ему в ответ:

— Она вырвала меня из мира, где потоку мужчин не видно конца.

— Словно слепой, я вращался в своем мире, а ты была почти рядом. Как жалко. Мне следовало встретить тебя много лет назад.

— Мы оба ждали, когда коршун сведет нас вместе.

Фараон крепче сжал ее руку:

— Да, Радопис, парки ждали, когда на нашем горизонте появится этот коршун, дабы записать на своих скрижалях самую изумительную историю любви. Не сомневаюсь, этот коршун был не в силах дольше откладывать нашу любовь. С этого дня мы не должны больше расставаться. В мире нет ничего прекраснее, чем быть вместе с тобой.

Из глубин ее души вырвался вздох.

— Да, мой повелитель, с этого дня мы больше не должны расставаться. Я отдаю тебе свое сердце и душу, райские кущи, которыми ты можешь усладиться, когда пожелаешь.

Фараон раскрыл ладонь Радопис в своих руках и нежно пожал ее.

— Пойдем ко мне, Радопис. Да закроются двери этого дворца, да забудется его скверное прошлое, ибо я чувствую, что каждый день моей жизни, прошедший напрасно до того, как я встретил тебя, был не чем иным, как коварной попыткой лишить меня счастья.

Слова фараона опьяняли Радопис, но сейчас в ее душе зародились тревожные сомнения. Она спросила:

— Ваше величество желает переселить меня в свой гарем?

Он согласно кивнул:

— Ты займешь в нем самые прекрасные покои.

Радопис опустила глаза, она не ожидала такого и не нашлась, что сказать. Ее молчание застало фараона врасплох, он взял ее за изящный подбородок пальцами правой руки и повернул лицом к себе.

— Что случилось?

Помедлив, Радопис спросила:

— Это приказ, о Богоподобный?

Когда фараон услышал слово «приказ», на его лице мелькнуло горестное выражение. Он ответил:

— Радопис, конечно нет. В любви нет места языку приказов. До сегодняшнего дня я бы ни за что не захотел терять своего положения, стать простым смертным, жить без помощи, добиваться всего без чьей-либо благосклонности. Забудь на мгновение, что я фараон, и скажи, что ты не хочешь провести свою жизнь вместе со мной.

Радопис боялась, как бы он превратно не понял ее озабоченность и колебания, и искренне ответила:

— Мой повелитель, я желаю тебя не меньше самой жизни. Но истина гораздо красивее этого. Истина заключается в том, что я никогда по-настоящему не любила жизнь до того, как полюбила тебя. Вся ценность жизни для меня сейчас заключается в том, что я ощущаю твою любовь, и все мои чувства радуются, когда ты рядом. Разве влюбленным не свойственно подсознательно говорить правду? Повелитель, спроси у сердца Радопис, и в ответ ты услышишь то же самое, что только что произнесли мои уста. Однако я смущена и вынуждена спросить: почему я должна навеки закрыть двери своего дворца? Мой господин, этот дворец все равно что я сама, и ты должен любить его точно так же, как любишь меня. Здесь нет ни единой частички, которой я не коснулась. Во дворце остались мое изображение, имя и моя статуя. Как же мне покинуть дворец, раз сюда нагрянул коршун, улетевший к тебе с вестью о бессмертной любви? Как же мне оставить его, раз здесь в моем сердце впервые пробудилась искра любви? Мой повелитель, как мне покинуть его после того, как ты сам нанес мне здесь визит? Любое обиталище, куда ступила твоя нога, достойно принадлежать тебе одному наравне с моим сердцем, и его двери не должны никогда закрываться.

Фараон слушал ее, его чувства обострились, сердце, охваченное безудержной радостью, пылало. Его душа согласно внимала каждому ее слову. Он погладил черные как смоль волосы Радопис, заключил ее в свои объятия и запечатлел на ее губах поцелуй, несший сладкий нектар.

— Радопис, — сказал фараон, — о любовь, слившаяся с моей душой, двери этого дворца не закроются, его покои не погрузятся во тьму. Он станет, как и мы, колыбелью любви, раем влюбленных, буйно расцветающим садом, где восходят семена воспоминаний. Я сделаю из него памятник любви, покрою его пол и стены чистым золотом.