– Я тут все-таки немного пошарил… В этом ихнем… блокгаузе. Пока вы развлекались под полной луной.
– В «па» проник? И еще двоих вырубил?
– Двоих… - Семеныч с усмешкой покрутил головой. - Там теперь четверо. А ты знаешь, Серый, когда усиливают охрану?
– В двух случаях, командир. Когда опасаются нападения или когда сами к нему готовятся.
– Вот именно. В общем, никого я там не вырубал. Наблюдал, сидя на пальме. Как скворец. - Не видел я скворцов на пальмах. Впрочем, не зря же они на юг улетают. Наверняка на пальмах посидеть. - И кое-что на этой пальме мне показалось достойным внимания.
Ага, кокосы с абрикосами.
– Ты будешь говорить? - взвизгнула Яна. - Или паяльник тебе вставить?
– Буду, буду, - замахал на нее Семеныч, испугавшись. - Я заметил там вечером свет.
– Ну и что тут странного? Свет вечером… - Я пожал плечами. - Нормально.
– Свет электрический!
– И солярка у них есть! - свалила Яна в общую кучу. - Где-то прячут.
Нашу оперативку бесцеремонно прервала сладкая парочка, в обнимку ввалившаяся в хижину. На шее Нильса бренчало ожерелье из раковин, он был предельно пьян. И с пьяной откровенностью заявил прямо с порога:
– Приглашаю на свадьбу!
– Ты женишься? - воскликнула Яна и заломила руки. - Да поможет тебе великий Эатуа!
Малютка-невеста, пьяная примерно в той же степени, уже не смогла удерживать Нильса. Он опустился на циновку (рухнул, честно говоря), приподнял хмельную голову и произнес многозначительно:
– Я должен это сделать. Как честный человек.
– Как же ты ухитрился? - оскорбила его Яна. - Виагры нажрался?
– Это - любовь, - с трудом выдавил из себя Нильс и повалился набок.
Маруська устроилась рядом, свернувшись клубочком и уложив курчавую головку в мятом венке на впалую волосато-седую грудь старого ловеласа.
– Доигрались, - сквозь зубы оценил ситуацию Семеныч.
– Ну что ж, - оценил ее и я, - теперь развязки ждать недолго.
– Я им на свадьбу, - пригрозила Яна, - валенки свои подарю.
Далее марьяжные события развивались вполне стремительно. Не в силах совладать со своим счастьем, Нильс на собственной свадьбе опять напился, целовал родителей Маруськи и называл их по-старорежимному «папа» и «мама». И надо отдать им должное - у них хватало ума и такта не называть его «сыночком».
После свадьбы выяснилось, что, породнившись с семейством Марутеа, Нильс автоматически вошел в правящую элиту острова и вместе с почти неограниченными правами приобрел неограниченные (даже здравым смыслом) обязанности. Ну, супружеские, это естественно. Для того он и женился. А кроме этого старику Нильсу вменялось в обязанности обеспечивать семью пропитанием, а также вносить посильный вклад в общественные фонды потребления.
Медовый месяц предстоял ему тяжелый: любовные ласки, рыбная ловля, сбор фруктов, ежедневные прогулки за водой. Мы, конечно, несмотря на то что он нас так «кинул», в беде Нильса не оставили, по хозяйству ему помогали. А вот общественный вклад заставил нас задуматься.
Старина Нильс сообщил нам, что в доверительной беседе с ним вождь выразил огромное сожаление по поводу пропавшей яхты.
– Ауэ! Я поняла, - поспешила с выводом Яна. - Они хотят, чтобы мы поскорее смотались отсюда.
И прихватили с собой Маруську. Вот в чем дело! Маруська, наверное, заразная. И они нашли способ от нее избавиться. - Янка демонстративно отодвинулась от Нильса.
Нильс даже не обиделся - так он был озабочен.
– Вы очень ошибаетесь. Совсем не в этом дело. Они почему-то решили, что яхта принадлежит мне. И должна была стать свадебным подарком. Почему-то вождю. Калым у них такой.
– Начинается… - Семеныч встал, прошелся по хижине, откинул на входе циновку, выглянул за дверь. - Это не все?
– Не все, - вздохнул Нильс. - Мату-Ити сказал, в деликатной форме, что в таком случае можно сделать подарок деньгами. Как принято во всем мире.
– А приданое? - взвилась Янка. - Как принято во всем мире! Что дают твои «папа с мамой» за своей профурсеткой? Корзину гнилых бананов? Всем спасибо!
Нильс и тут не вступился за честь невесты. Похоже, начал прозревать. Казанова беззубый. Маамаа на сексуальной почве.
– Он еще намекнул, в деликатной форме, что, по ихним древним законам, имущество жены и мужа неделимы. В равных долях.
– Это как? - не понял я.
– Все мое имущество принадлежит Марусеньке. А все ее имущество - мне.
– Разбогател! - не выдержала Яна. - Отличную партию сделал. Выгодную. Сколько тебе кокосовых пальм положено? По брачному контракту.
– Типичное вымогательство, - оценил ситуацию Семеныч. - В первой стадии.
– Ну уж… Чего у меня вымогать? У меня, кроме Левушки, ничего нет.
– Да и тот кусается, - подначила Яна.
Семеныч закурил, опять выглянул за дверь и шуганул кого-то, из любопытных.
– Ничего нет… Как в старой сказке: отпущу твою бороду, если отдашь мне то, чего дома не знаешь. Ты наследства не ждешь? С исторической родины?
Нильс беспомощно пожал плечами.
– Скорее всего - нет. Родственники мои не такие уж близкие, да и не очень состоятельные. Тем более что я со всеми разругался. Антисемитов там почему-то не любят.
Бред какой-то! Ну даже если Нильсу светит какое-то наследство, откуда Мату-Ити может об этом знать? Да и наложить лапу на это мнимое наследство - весьма проблематично. К тому же ни один международный суд не признает этот фарсовый брак действительным.
– Лучше бы ты на мне женился! - выпалила Яна. - Я б тебе сразу развод дала, без имущественных претензий. После первой же брачной ночи.
– А я бы, - нашел в себе силы пошутить Нильс, - я бы у вас валенки отсудил.
Циновка на входе откинулась - вошел Понизовский. Озабоченный, хмурый. Без привычной усмешки на лице.
– Я сейчас с заседания совета племени, - совершенно серьезно, как министр Временного правительства, сообщил он. - Положение угрожающее.
Янка права: на этот остров со всех прилегающих территорий свозили сумасшедших. Как в лепрозорий. Так что мы сюда не случайно попали, Семеныч тоже прав.
– По их законам все имущество Нильса, поскольку он к тому же породнился с вождем (отягчающее обстоятельство), принадлежит племени. И он это имущество, движимое и недвижимое, обязан в трехдневный срок внести в социальный фонд острова.
– А если не внесу? - наконец-то догадался спросить Нильс.
Понизовский скорбно вздохнул.
– Боюсь, что в этом случае мы ничем не сможем вам помочь.
– Не понял. - Семеныч выпрямился во весь рост.
Понизовский наконец-то усмехнулся. Наверное, чтобы смягчить свои слова. Облечь их в форму шутки.
– На завтрак акулам.
– Я не согласен, - замотал головой Нильс.
– Я - тоже, - сказал Семеныч. И только я почувствовал в его голосе нотку угрозы.
– Да у меня недвижимости-то нет. А из движимого имущества - вот, только он. - И Нильс положил руку на Левину клетку.
Тот, естественно, не упустил возможности цапнуть его за палец.
– Этого еще не хватало, - испугалась Яна. - Семеныч, капни ему из своей фляжки.
– Лучше йодом прижечь, - возразил бережливый Семеныч и достал из темного угла нашу судовую аптечку. И никто, кроме меня, не задумался: яхты нет, а аптечка есть. А ведь она оставалась на яхте.
– Не надо меня прижигать, - самоотверженно прошептал Нильс. - Я получу заражение и… буду свободен от всех обязательств.
– Ауэ, маамаа танэ! - Янка схватила его за палец. - Легкой смерти захотелось! Нашел выход! А мы? Мы за твои похождения отвечать будем? Нет уж!
– Не отвлекайтесь, - напомнил Понизовский. - Положение не просто серьезное, оно критическое.
– Употреби свое влияние, Серж, - посоветовал Семеныч. - Сколько у нас денег, Серый? Нужно дать отступного.
– Тысчонка наберется, - сказал я, подумав.
– Еще чего! - Это опять Янка. - Мы что, из своего кармана должны его б… оплачивать?
– Возьмите свои слова обратно, - заносчиво потребовал Нильс. - Я не позволю обзывать мою супругу площадной бранью. Ауэ!