Ранние морщины на лице Триппа врезались еще глубже. Он серьезно глянул на меня из-под своих спутанных волос, разжал руки и, подчеркивая каждое слово движением трясущегося указательного пальца, сказал:
- Неужели вы не понимаете, какой изумительный рассказ из этого можно сделать? У вас отлично выйдет. Поромантичнее опишите девушку, нагородите всякой всячины о верной любви, можно малость подтрунить над простодушием жителей Лонг-Айленда, - ну, вы то лучше меня знаете, как это делается. Вы получите никак не меньше пятнадцати долларов. А вам рассказ обойдется в каких-нибудь четыре. У вас останется чистых одиннадцать долларов!
- Почему это он обойдется мне в четыре доллара? спросил я подозрительно.
- Один доллар - миссис Мак-Гиннис, - без запинки ответил Трипп, - и два девушке, на обратный билет.
- А четвертое измерение? - осведомился я, быстро подсчитав кое-что в уме.
- Один доллар мне, - сказал Трипп. - На виски. Ну, идет?
Я загадочно улыбнулся и удобно пристроил на столе локти, делая вид, что возвращаюсь к прерванной работе. Но стряхнуть этот фамильярный, подобострастный, упорный, несчастный репейник в человеческом образе было не так-то легко. Лоб его вдруг покрылся блестящими бусинками пота.
- Неужели вы не понимаете, - сказал он с какой-то отчаянной решимостью, - что девушку нужно отправить домой сегодня днем - не вечером, не завтра, а сегодня днем! Я сам ничего не могу сделать. Вы же знаете, я - действительный и почетный член Клуба Неимущих.
Я ведь думал, что вы могли бы сделать из всего этого хороший рассказ и в конечном счете заработать. Но как бы там ни было, неужели вы не понимаете, что ее во что бы то ни стало нужно отправить сегодня, не дожидаясь вечера?
Тут я начал ощущать тяжелое, как свинец, гнетущее чувство, именуемое чувством долга. Почему это чувство ложится на нас как груз, как бремя? Я понял, что в этот день мне суждено лишиться большей части с таким трудом добытых денег ради того, чтобы выручить Аду Лоури. Но я дал себе клятву, что Триппу не видать доллара на виски. Пусть сыграет на мой счет роль странствующего рыцаря, но устроить попойку в честь моего легковерия и слабости ему не удастся. С какой-то холодной яростью я надел пальто и шляпу.
Покорный, униженный Трипп, тщетно пытаясь угодить мне, повез меня на трамвае в своеобразный ломбард тетушки Мак-Гиннис. За проезд платил, конечно, я. Казалось, этот пропахший коллодием Дон Кихот и самая мелкая монета никогда не имели друг с другом ничего общего.
Трипп дернул звонок у подъезда мрачного кирпичного дома От слабого звяканья колокольчика он побледнел и сжался, точно заяц, заслышавший собак. Я понял, как ему живется, если приближающиеся шаги квартирной хозяйки приводят его в такой ужас.
- Дайте один доллар, скорей! - прошептал он.
Дверь приоткрылась дюймов на шесть В дверях стояла тетушка Мак-Гиннис, белоглазая - да, да, у нее были белые глаза - и желтолицая, одной рукой придерживая у горла засаленный розовый фланелевый капот. Трипп молча сунул ей доллар, и нас впустили.
- Она в гостиной, - сказала Мак-Гиннис, поворачивая к нам спину своего капота.
В мрачной гостиной за треснутым круглым мраморным столам сидела девушка и, сладко плача, грызла леденцы. Она была безукоризненно красива. Слезы лишь усиливали блеск ее глаз Когда она разгрызала леденец, можно было думать только о поэзии ее движений и завидовать бесчувственной конфете. Ева в возрасте пяти минут - вот с кем могла сравниться мясе Лоури в возрасте девятнадцати - двадцати лет. Трипп представил меня, леденцы были на мгновение забыты, и она стала рассматривать меня с наивным интересом, как щенок (очень породистый) рассматривает жука или лягушку.
Трипп стал у стола и оперся на него пальцами, словно адвокат или церемониймейстер. Но на этом сходство кончалось. Его поношенный пиджак был наглухо застегнут до самого ворота, чтобы скрыть отсутствие белья и галстука. Беспокойные глаза, сверкавшие в просвете между шевелюрой и бородой, - напоминали шотландского терьера. Меня кольнул недостойный стыд при мысли, что я был представлен безутешной красавице как его друг. Но Трипп, видимо, твердо решил вести церемонию по своему плану. Мне казалось, что в его позе, во всех его действиях сквозит стремление представить мне все происходящее как материал для газетного рассказа в надежде все-таки выудить у меня доллар на виски.
- Мой друг (я содрогнулся) мистер Чалмерс, - начал Трипп, - скажет вам то же самое, что уже сказал вам я, мисс Лоури Мистер Чалмерс - репортер и может все объяснить вам гораздо лучше меня. Поэтому-то я и привел его. (О Трипп, тебе скорее нужен был Среброуст!). Он прекрасно во всем разбирается и может посоветовать, как вам лучше поступить.
Я не чувствовал особой уверенности в своей позиции, к тому же и стул, на который я сел, расшатался и поскрипывал.
- Э... э... мисс Лоури, - начал я, внутренне взбешенный вступлением Триппа. - Я весь к вашим услугам, но... э-э... мне неизвестны все обстоятельства дела, и я... гм...
- О! - сказала мисс Лоури, сверкнув улыбкой. - Дело не так уж плохо, обстоятельств-то никаких нет. В Нью-Йорк я сегодня приехала в первый раз, не считая того, что была здесь лет пяти от роду. Я никогда не думала, что это такой большой город И я встретила мистера... мистера Сниппа на улице и спросила его об одном моем знакомом, а он привел меня сюда и попросил подождать.
- По-моему, мисс Лоури, - вмешался Трипп, - вам лучше рассказать мистеру Чалмерсу все. Он - мой друг (я стал привыкать к этой кличке) и даст вам нужный совет.
- Ну, конечно, - обратилась ко мне Ада, грызя леденец, но больше и рассказывать нечего, кроме разве того, что в четверг я выхожу замуж за Хайрэма Додда.
Это уже решено. У него двести акров земли на самом берегу и один из самых доходных огородов на Лонг-Айленде. Но сегодня утром я велела оседлать мою лошадку, - у меня белая лошадка, ее зовут Танцор, - и поехала на станцию Дома я сказала, что пробуду целый день у Сюзи Адамс; я это, конечно, выдумала, но это не важно. И вот я приехала поездом в Нью-Йорк и встретила на улице мистера... мистера Флиппа и спросила его, как мне найти Дж... Дж...