Венгры были недовольны тем, что после XX съезда у них не произошло такого же очищения от сталинского наследства, как в Со­ветском Союзе. Интеллигенция требовала смены руководства, в первую очередь — хозяина страны

Матьяша Ракоши, и реабилитации всех репрессированных. Команди­рованные Сталиным сотрудники Министерства госбезопасности в свое время помогли венгерским коллегам устроить кровавую чистку...

Поскольку без одобрения Москвы в стране ничего не делалось, советский посол был ключевой фигурой в Будапеште. От Андропова у руководителей Венгрии не было секретов. Они наперебой пересказыва­ли Андропову содержание заседаний политбюро и правительства, не­формальных разговоров среди правящей элиты. И, пользуясь случаем, старательно капали на своих политических соперников и оппонентов.

Казалось, советскому посольству известно все, что происхо­дило в стране. Но когда в венгерском обществе возникло сильнейшее недовольство правящей верхушкой, ситуация изменилась. С недоволь­ными советские дипломаты не общались. Оппозиция быстро становилась все более влиятельной, и в результате получилось, что сотрудники посольства общались с узким кругом людей, которые придерживались догматической линии, и только на основании полученной от них ин­формации делались выводы, сообщаемые в Москву.

Если читать шифровки Андропова из Будапешта, то создается впечатление, будто единственная проблема Венгрии состояла в том, что горстка каких-то «правых» мешает стране нормально работать. Так что достаточно «разобраться» с ними и добиться единства в по­литбюро. А потом вдруг выясняется, что против власти восстал на­род. Точно так же неясно, почему в шифровках постоянно возникает имя Имре Надя, почему все боятся его возвращения в политику, а он все-таки возвращается.

Посольство было словно парализовано страхом перед возвраще­нием Надя. Только потом становится ясно, что он — самый популярный в стране политик и люди хотят видеть его у власти...

Имре Надь — неординарная фигура. В 1916 году, во время Пер­вой мировой войны, он попал в русский плен, приветствовал Октябрь­скую революцию, присоединился к большевикам. После Гражданской войны его отправили на нелегальную работу в Венгрию. В 1930 году он вернулся в Москву, где прожил пятнадцать лет, работал в Между­народном аграрном институте Коминтерна и в Центральном статистиче­ском управлении СССР,

Летом 1989 года председатель КГБ Владимир Александрович Крючков передал Горбачеву из архива своего ведомства пачку доку­ментов, из которых следовало, что Имре Надь в предвоенные годы был осведомителем НКВД. Он был завербован в 1933 году и сообщал орга­нам о деятельности соотечественников-венгров, которые нашли убежи­ще в Советском Союзе. Это, возможно, тогда спасло самого Надя. В марте 1938 года его тоже арестовали чекисты из московского управления НКВД. Но продержали в кутузке всего четыре дня. За него вступился 4-й (секретно-политический) отдел главного управления государственной безопасности НКВД, и будущего премьер-министра Венгрии освободили.

Зачем Крючков достал документы из архива? Он писал об этом в сопроводительной записке Горбачеву: «Вокруг Надя создается ореол мученика и бессребреника, исключительно честного и принципиального человека. Особый акцент во всей шумихе вокруг имени Надя делается на то, что он был «последовательным борцом со сталинизмом», «сто­ронником демократии и коренного обновления социализма». В целом ряде публикаций венгерской прессы прямо дается понять, что в ре­зультате нажима Советского Союза Надь был обвинен в контрреволюци­онной деятельности, приговорен к смерти и казнен*.

Крючков, который работал в советском посольстве в Будапеште вместе с Андроповым и, видно, всей душой ненавидел Имре Надя, на­рушил святое правило специальных служб — разгласил имя тайного со­трудника (разведки считают, что срок давности к таким делам непри­меним, имя агента всегда должно оставаться секретом). Крючков ка­зался малоэмоциональным человеком. Но не смог удержаться, чтобы не показать венграм: вот он каков, ваш национальный герой!

20 марта 1940 года, когда в Москве Надь писал автобиогра­фию, он отметил: «С НКВД сотрудничаю с 1930 года. По поручению я был связан и занимался многими врагами народа».

Получив эти документы, венгерские историки возмутились: это фальшивка, документы подделаны! Но, скорее всего, документы подлинные: всех сотрудников Коминтерна заставляли сообщать о «вра­гах». Какой же ты коммунист, если не выявляешь «врагов народа»? Какой ты большевик, если не помогаешь НКВД?

После 1945 года Имре Надь вернулся в Будапешт. Он ни I и мал различные посты в правительстве, был членом политбюро. Нельзя сказать, чтобы его любили в Москве. Советские представители счита­ли его правым оппортунистом и «явным бухаринцем» (см.: Вопросы ис­тории, 2008. № 2).

После смерти Сталина новый председатель Совета министров Георгий Максимилианович Маленков посоветовал венграм поделить по­сты руководителей партии и правительства. Совет был принят. Матьяш Ракоши остался первым секретарем ЦК Венгерской партии трудящихся. Имре Надь возглавил венгерское правительство. Для советских руко­водителей он был приемлем еще и потому, что в венгерском политбю­ро, по мнению Москвы, собралось слишком много евреев, начиная с самого Ракоши. А Надь был чистокровным венгром. На него и сделали ставку в Москве.

Надь попытался провести либерализацию экономического курса, прежде всего улучшить положение в деревне и отказаться от програм­мы ускоренной индустриализации. Он увеличил зарплату рабочим, раз­решил крестьянам выходить из кооперативов. Вокруг Надя объедини­лись сторонники реформ.

«Премьер-министром назначили Имре Надя, — писал будущий президент Венгрии Арпад Генц. — И случилось чудо — Имре Надь впер­вые за пять лет назвал вещи своими именами. Миллионы людей в пря­мом смысле слова рыдали у репродукторов».

Но его противники во главе с Ракоши оказались сильнее. Прежде всего потому, что в Москве произошли важные перемены. В феврале 1955 года Хрущев убрал Маленкова с поста председателя Со­вета министров, показав, что партийный аппарат важнее правитель­ства. Так же поступил в Венгрии Матьяш Ракоши.

Весной 1955 года Надя как «правого уклониста» сняли со всех постов, вывели из политбюро и из ЦК. Надь не сдавался, продолжал отстаивать свои взгляды, встречался с единомышленниками. Тогда его обвинили во фракционности и в декабре 1955 года исключили из пар­тии. Но его усилиями и Венгрии уже исчезла атмосфера страха. Ска­залось и влияние XX съезда в Москве. Венгры требовали такого же расчета с прошлым, который начал Хрущев, произнеся свои знаменитый антисталинский доклад. Сотрудники советского посольства сообщали в Москву, что на собраниях «выступающие подчеркивают, что ЦК Венгер­ской партии труда не ставит так смело и открыто вопрос о культе личности в применении к венгерским условиям, как это было в Совет­ском Союзе, хотя подобные ошибки были и в Венгрии. Значительную часть ошибок этого рода выступающие связывали с именем товарища Ракоши».

Люди стали безбоязненно обсуждать положение в стране, стре­мясь к очищению от трагического прошлого. В рамках Союза трудящей­ся молодежи (венгерского комсомола) образовался дискуссионный сту­денческий клуб, который первоначально мыслился как орган политиче­ского просвещения молодежи (см.: Стыкалин А.С. Дьердь Лукач — мыс­литель и политик).

Клуб стали именовать «Кружком Петефи» — в честь Шандора Пе­тефи, поэта и революционного демократа, активного участника рево­люции 1848 года. Дискуссии в клубе на самые острые и волнующие темы превращались в событие общенационального масштаба, там соби­ралась тысячная аудитория. Приходили люди, которые мечтали о воз­вращении к подлинному марксизму без сталинских наслоений.

Вечером 27 июня 1956 года на очередной дискуссии «Кружка Петефи», проходившей в Доме офицеров, собралось больше шести тысяч человек. Участники собрания потребовали восстановить в партии и вернуть в политбюро Имре Надя. Зал взорвался аплодисментами и встал. Советское посольство забеспокоилось. Юрию Андропову и его подчиненным не понравилось, когда главная партийная газета Венгрии назвала «Кружок Петефи» «светочем подлинного марксизма».