— Ну, я вижу, вы упорно не хотите оставить Эвелин в покое?

— Позволю себе напомнить вам, что нас интересует не сама мадам Гажан, а ее супруг.

— Тем не менее все неприятности сыплются на нее.

На правах друга дома Сужаль подошел к буфету, достал бутылку виски, налил себе бокал и залпом выпил, нарочно не предложив мне разделить удовольствие. Столь откровенная грубость, по-видимому, смутила мадам Гажан.

— Может быть, вы тоже выпьете чего-нибудь, месье Лиссей? — спросила она.

— Благодарю вас, мадам, но мне пора. Я должен еще со многими сегодня поговорить, но, с вашего позволения, еще вернусь.

— И даже без позволения, не так ли?

— Да, вы правы.

— Не понимаю, почему вы подняли такой переполох из-за сбежавшего мужа? — грубо влез в разговор Сужаль.

— Да просто потому, что в таких случаях мужья, как правило, не прихватывают с собой документы, интересующие Министерство национальной безопасности, месье Сужаль.

— Вы, вероятно, читаете слишком много детективных историй, месье Лиссей?

— Да нет, мне их вполне хватает наяву, месье Сужаль.

— Ну а я уверен, что Гажан решил малость поразвлечься и очень скоро прибежит к Эвелин с повинной! А все мы будем иметь самый дурацкий вид!

— В том числе и мой убитый коллега Бертран Тривье? Неужто вы думаете, месье Сужаль, что бегство шалого мужа, которому ударил бес в ребро, непременно требует кровопролития?

— Разумеется, нет… но ведь ничто не доказывает, что это преступление связано с исчезновением Марка, правда?

— Напротив, мы в этом убеждены, и не без оснований. Вы, кажется, содержите кабаре, месье Сужаль?

— Да, «Кольцо Сатурна» на улице Кастийон, и что с того?

— Я с удовольствием к вам загляну.

— Но я вас, кажется, не приглашал?

— Не важно, я имею обыкновение сам платить по счетам.

Возвращаясь в центр Бордо, я пытался подвести итоги первых часов расследования, но такая норовистая машина, как старый «воксхолл», требовала предельного внимания, и спокойно поразмыслить не удалось. Поэтому, добравшись до площади Комеди, я зашел в кафе.

Поведение месье Турнона казалось все более странным. Вне всяких сомнений, он принял меня очень скверно — как обычного надоедливого посетителя, от которого нужно поскорее избавиться. Почему? Он отлично знал Эвелин, но и не подумал сообщить мне, что раньше она тоже работала на его заводе. Занятно… А эта вспышка ревности? Действительно ли Турнон кипел от бешенства или притворялся? И еще Сюзанна… Она-то что за игру затеяла? Что до Сужаля, то, по всей видимости, мое появление ему ужасно не понравилось. Парень безусловно любит мадам Гажан. Это вполне понятно, но не мог же он сразу догадаться, что и мне она небезразлична? Тогда откуда вдруг такая неприкрытая враждебность? Раз личных мотивов тут нет, значит, Сужаль испытывает крайнюю неприязнь не столько ко мне лично, сколько к моей профессии… С чего бы это? Да и с мадам Гажан не все ясно. Слепая преданность красивой молодой женщины мужу конечно очень трогательна и все такое, но отнюдь не снимает с Эвелин подозрений, тем более что Сальваньяк откровенно предостерегал меня против ее чар. Короче говоря, полная неразбериха… И Бертран, бедняга, воображал, будто сумеет во всем этом разобраться один? Само собой, я и мысли не допускал, что Марк Гажан просто решил гульнуть. Никто не стал бы убивать человека только для того, чтобы сохранить в тайне любовное гнездышко. Не говоря уж о том, что Гажан не мог не понимать, какая на нем лежит ответственность, а стало быть, ему и в голову не пришло бы пускаться во все тяжкие, имея при себе досье, за которым охотятся люди, готовые на все, лишь бы его раздобыть! По-моему, тут возможны лишь два варианта: либо инженер сбежал на Восток, намереваясь продолжать любимые исследования там и пожертвовав ради этого женой (если, конечно, они не сговорились воссоединиться в ближайшее время), либо Гажана убили, чтобы похитить его бумаги.

Как бы то ни было, пока оставалось только одно: терпеливо собирать сведения. Возможно, не пройдет и нескольких часов, как флегматичная толстуха Сюзанна наконец-то даст мне первую стоящую зацепку и я смогу двигаться в нужном направлении…

Без нескольких минут восемь мне удалось кое-как пристроить машину на площади Мокайю, и в уже сгустившихся зимних сумерках я направился к дому номер один на улице Траверсан. В подъезде на почтовом ящике значилось имя Сюзанны Краст, значит, я не ошибся адресом. Я вскарабкался на четвертый этаж и постучал в дверь слева. Она слегка подалась под пальцами. Может, хозяйка, решив принять меня как можно гостеприимнее, на минутку выскочила в магазин?

— Мадемуазель Краст! — крикнул я.

Никто не отозвался. Странно, что я тут же не почуял неладное, но самые простые ловушки всегда срабатывают наилучшим образом…

— Сюзанна, вы дома? — спросил я чуть громче.

По-прежнему — тишина. Я решительно толкнул дверь и вошел в квартиру, но не успел сделать и двух шагов, как получил по голове чуть выше уха и растянулся на полу.

Сначала мне показалось, что я раскачиваюсь на маятнике, и к горлу подступила тошнота, потом затылок пронзила резкая боль, настолько невыносимая, что я не мог сдержать стон. И тут же, как эхо, отозвался незнакомый голос:

— Глядите-ка, а этот подонок живехонек…

И кто-то далеко, бесконечно далеко добавил:

— Жаль…

Меня настолько возмутили несправедливость и нахальство выпада, что я окончательно пришел в себя. С невероятным трудом разлепив веки, я выпрямился, сел и окинул комнату туманным взглядом. Сперва мне подумалось, что это церковь, иначе с чего бы прямо перед носом торчали две колонны? Но очень скоро до меня дошло, что это ноги. Сдерживая тошноту и гримасничая от боли (затылок ломило немилосердно), я кое-как поднял голову и узрел маячившую где-то в заоблачных высях крайне несимпатичную физиономию.

— Ну, проснулись? — пророкотало сверху.

Скорее следовало бы сказать, что я вернулся из небытия. Во всяком случае, так казалось мне самому. Я протянул этому типу руку.

— Вы не поможете мне встать?

Он хмыкнул:

— Месье так ослабел?

Но прежде чем я успел в отборных выражениях высказать все, что думаю о его поведении, меня ухватили под мышки и рывком поставили на ноги. Перед глазами опять все завертелось, и, не подхвати меня вовремя пара крепких рук, я бы снова упал. Потом я не без удовольствия оказался в кресле и залпом осушил протянутый бокал. И в ту же секунду подошел еще один незнакомец.

— Вам лучше? — вежливо осведомился он.

— Да… вроде бы полегчало…

— Вы получили страшный удар по затылку… Работа специалиста… Странно, что он вас не прикончил, но, очевидно, это и не входило в его намерения. Вероятно, парень, зная пословицу, что «на падаль всегда слетаются грифы», рассчитывал на наше скорое появление.

— Весьма утешительная мысль, благодарю вас… Так это один из ваших людей обработал меня таким образом?

Мой собеседник — невысокий, но широкоплечий молодой человек с грустным лицом — выразительно пожал плечами.

— Что бы там ни болтали, но такого рода подвиги — вовсе не в наших правилах… Я инспектор Лафрамбуаз из сыскной полиции.

— Не может быть!

— Да, меня зовут Иеремия Лафрамбуаз, и не вздумайте смеяться[2], иначе я расквашу вам физиономию.

Инспектор сказал это совершенно спокойно и как бы между прочим, но даже самое неискушенное ухо уловило бы в его голосе непреклонную решимость. Лучше было вести себя поосторожнее. Впрочем, я так и эдак не испытывал ни малейшего желания смеяться.

— Так вы из полиции?

— Вас это пугает?

— Нет, просто удивило… Но почему вы оказались здесь, у Сюзанны Краст?

Вместо ответа Лафрамбуаз сделал знак двум другим полицейским, и те, подхватив меня под руки, отвели в соседнюю комнату. Увидев распростертую на полу Сюзанну, я медленно повернулся к инспектору.