Ну, я тебя избавлю от всяких подробностей; словом, не прошлой месяца, как мы с Артуром были помолвлены. Он был проповедником в маленькой методистской церквушке, просто такая часовенка, вроде будки. После свадьбы мы с ним должны были поселиться в маленьком пасторском домике, величиной с закусочный фургон, и у нас были бы свои куры и садик, весь заросший жимолостью. Артур очень любил проповедовать мне о небесах, но мои мысли невольно устремлялись к этой жимолости и курам, и он ничего не мог с этим поделать.
Нет, я, конечно, не говорила ему, что была на сцене, я ненавидела это ремесло и все, что с ним было связано. Я навсегда покончила с театром и не видела никакого смысла ворошить старое Я была честная, порядочная девушка, и мне не в чем было каяться, разве только в том, что я занималась дикцией. Вот и все, что у меня было на совести.
Ах, Линн, ты представить себе не можешь, как я была счастлива! Я пела в церковном хоре, посещала собрания рукодельного общества, декламировала "Анни Лори", знаешь, эти стихи со свистом. В местной газетке писали, что я декламирую "с чуть ли не артистическим мастерством". Мы с Артуром катались на лодке, бродили по лесам, собирали ракушки, и эта бедная, маленькая деревушка казалась мне самым чудесным уголком в мире. Я с радостью осталась бы там на всю жизнь, если бы...
Но вот как-то раз утром, когда я помогала старухе миссис Герли чистить бобы на заднем крыльце, она разболталась и, как это обычно водится среди хозяек, которые держат жильцов, начала выкладывать мне разные сплетни Мистер Лайл в ее представлении, да, признаться, и в моем также, был настоящий святой, сошедший на землю Она без конца расписывала мне все его добродетели и совершенства и рассказала мне по секрету, что у Артура не так давно была какая-то чрезвычайно романтическая любовная история, окончившаяся несчастливо. Она, по-видимому, не была посвящена в подробности, но видела, что он очень страдал. "Бедняжка так побледнел, осунулся, - рассказывала она. - И он до сих пор хранит память об этой леди; в одном из ящиков его письменного стола, который он всегда запирает на ключ, есть маленькая шкатулка из розового дерева и в ней какой-то сувенир, который он бережет, как святыню. Я несколько раз видела, как он сидит вечером и грустит над этой шкатулкой, но стоит только кому-нибудь войти в комнату, он сейчас же прячет ее в стол".
Ну, ты, конечно, можешь себе представить, что я не стала долго раздумывать, а при первом же удобном случае вызвала Артура на объяснение и прижала его к стене.
В этот же самый день мы катались с ним на лодке по заливу, среди водяных лилий.
- Артур, - говорю я, - вы никогда не рассказывали мне, что у вас до меня было какое-то увлечение, но мне рассказала миссис Герли. - Я нарочно выложила ему все сразу, чтобы он знал, что мне все известно. Терпеть не могу, когда мужчина лжет.
- Прежде, чем появились вы, - отвечал он, честно глядя мне в глаза, - у меня было одно увлечение, очень сильное. Я не буду от вас ничего скрывать, если уж бы об этом узнали.
- Я слушаю, - сказала я.
- Дорогая Ида, - продолжал Артур (ты, конечно, понимаешь, я жила в Саундпорте под своим настоящим именем), - сказать вам по правде, это прежнее мое увлечение было исключительно духовного свойства. Хотя эта леди и пробудила во мне глубокое чувство и я считал ее идеалом женщины, я никогда не встречался с ней, никогда не говорил с ней. Это была идеальная любовь. Моя любовь к вам, хоть и не менее идеальная, нечто совсем другое. Неужели это может оттолкнуть вас от меня?
- Она была красивая? - спрашиваю я.
- Она была прекрасна.
- Вы часто ее видели?
- Может быть, раз двенадцать,
- И всегда на расстоянии?
- Всегда на значительном расстоянии.
- И вы любили ее?
- Она казалась мне идеалом красоты, грации и души.
- А этот сувенир, который вы храните как святыню и потихоньку вздыхаете над ним, это что, память о ней?
- Дар, который я сохранил.
- Она вам его прислала?
- Он попал ко мне от нее.
- Но не из ее рук?
- Не совсем из ее рук, но, вообще говоря, прямо ко мне в руки
- Но почему же вы никогда не встречались? Или между вами была слишком большая разница в положении?
- Она вращалась на недоступной для меня высоте, - грустно сказал Артур. - Но, послушайте, Ида, все это уже в прошлом, неужели вы способны ревновать к прошлому?
- Ревновать? - воскликнула я. - Как это вам могло прийти в голову? Никогда я еще так высоко не ставила вас, как теперь, когда я все это узнала.
И так оно и было, Линн, если ты только можешь это понять. Такая идеальная любовь-это была что-то совершенно новое для меня. Я была потрясена... Мне казалось, ничто в мире не может сравниться с этим прекрасным, высоким чувством Ты подумай: человек любит женщину, с которой он никогда не сказал ни слова. Он создал ее образ в своем воображении и свято хранит его в своем сердце. Ах, до чего же это замечательно! Мужчины, с которыми мне приходилось встречаться, пытались купить нас брильянтами, или подпоить нас, или соблазнить прибавкой жалованья, а их идеалы! Ну, что говорить!
Да, после того, что я узнала, Артур еще больше возвысился в моих глазах. Я не могла ревновать его к этому недосягаемому божеству, которому он когда-то поклонялся, ведь он скоро должен был стать моим. Нет, я тоже, как старушка Герли, стала считать его святым, сошедшим на землю.
Сегодня, часов около четырех, за Артуром пришли из деревни: заболел кто-то из его прихожан. Старушка Герли завалилась спать после обеда и похрапывала на диване, так что я была предоставлена самой себе.
Проходя мимо кабинета Артура, я заглянула в дверь, и мне бросилась в глаза связка ключей, торчавшая в ящике его письменного стола: он, по видимому, забыл их. Ну, я думаю, что все мы немножко сродни жене Синей Бороды, ведь правда, Линн? Мне захотелось взглянуть на этот сувенир, который он так тщательно прятал. Не то чтобы я придавала этому какое-то значение, а так просто, из любопытства.
Выдвигая ящик, я невольно пыталась представить себе, что бы это могло быть. Я думала, может быть это засушенная роза, которую она бросила ему с балкона, а может быть, портрет этой леди, вырезанный им из какого-нибудь светского журнала, - ведь она вращалась в самом высшем обществе.