Мою правоту доказали и дальнейшие события. Мы вернулись поздно вечером, потому что добирались не на поезде, а на пароходе. Едва кельнер услышал, что мы снова прибыли, он возник перед нами с еще более глубоким поклоном, чем прежде.

— Извините мою назойливость! — начал он. — Но я должен сообщить нечто чрезвычайное!

— И что же? — улыбнулся я.

— Мистер Атапаска и мистер Алгонка ужинают сегодня не внизу, а наверху, у себя!

Он взглянул на нас, как будто сообщил нечто потрясающее.

— Ну и что? — удивился я. — Почему это нас должно интересовать?

— А как же иначе! Ведь мне поручили передать вам приглашение отужинать с ними!

Вот уж действительно неожиданная новость! Мне оставалось только равнодушно осведомиться:

— Во сколько?

— В девять. Оба джентльмена позволят себе лично зайти за господами! Но я должен как можно скорее сообщить им, принято приглашение или нет.

— Это решать миссис Бартон, а не мне.

Когда он вопрошающе уставился на мою жену, та разъяснила:

— Мы принимаем приглашение и будем вовремя.

— Благодарю! Сейчас же сообщу. Джентльмены просили передать, что пусть их считают друзьями, которые не обращают внимание на одежду.

Последнее замечание пришлось нам по душе. Ровно в девять вожди появились у нас. Они прошли по внутреннему коридору, но попросили нас воспользоваться террасой. Когда мы вышли из номера, луна, казалось, светила еще сильнее, чем вчера. Оба водопада предстали перед нашими глазами как сказочное чудо, а их шум проникал в душу, словно голос вечности.

Атапаска сказал:

— Не только белые, но и красные люди теперь знают, что все, что предлагает нам современный мир, только притча, больше ничего. Одна из величайших и сильнейших аллегорий Великого Маниту лежит здесь, перед нами. Посмотрим на нее!

Он подошел с Алгонкой к самому краю площадки. Я последовал за ними с Душенькой, легким пожатием руки подавшей мне знак, который я очень хорошо понял. У нас почти всегда возникали одни и те же мысли. Вот и теперь она поняла, что вождь намеревался проэкзаменовать нас. По результатам экзамена они должны были решить, как вести себя с нами. Ведь все, что я сказал у могилы великого вождя сенека, я мог где-нибудь прочитать или краем уха услышать. Именно это и хотела сказать мне моя жена. Ответным пожатием я подтвердил, что понял ее и готов к экзамену.

Мы молча стояли возле балюстрады. Вдруг Алгонка поднял руку, указывая на низвергающийся поток, и произнес:

— Вот это образ красного человека. Может ли белый меня понять?

— А почему он не должен понять? — спросил я с улыбкой.

— Потому что это касается не его собственной, а чужой судьбы.

— Вы думаете, что мы, белые, не способны понять другого?

— Не знаю… Так все-таки сможете ли вы решить эту загадку?

— Загадку? Вы ведь говорили не о загадке, а об иносказании. А притчи не решаются, они истолковываются.

— Ну так объясните, пожалуйста!

— С удовольствием! Мы смотрим на падающий и рассеивающийся поток. Но озеро, большое озеро, из которого течет вода, отсюда далеко. Не видим мы и куда течет вода. И то и другое скрыто от наших глаз.

— Хорошо! Это аллегория, — кивнул Атабаска серьезно. — А объяснение?

— Современник видит лишь тяжелое, глубокое, приводящее в трепет падение красной расы. Шум воды и смертельные крики всех тех, кто упал вниз или еще упадет. Где он, великий, сильный, прекрасный народ? В какой стране? В какие времена? Мы этого не знаем, мы этого не видим! Мы видим только, как один, падший, делится в бездне на сотни и сотни народов, племен, родов и групп, численность которых часто едва достигает сотни. А водопад бурлит и гонит их дальше и дальше, пока они не исчезнут! Мы слышим лишь их многочисленные, но исчезающие языки, идиомы, наречия и диалекты, в которых низвергающийся поток уничтожается в водовороте пропасти, а лингвист, мужественно бросающийся в этот водоворот, подвергается опасности погибнуть вместе с теми, кого ищет! И где найти тот великий, могучий, прекрасный народ, к которому должны стекаться рассеянные и распыленные потоки этой языковой и этнографической Ниагары, чтобы снова стать единым целым и обрести покой, прийти к благословенному началу нового, лучшего развития? В какой стране найдется этот народ? И в какие времена? Мы не знаем, мы не видим этого! Мы только можем сказать — это обвальный поток реки-аллегории, берущей начало в озере Эри и изливающейся в озеро Онтарио. То же самое мы знаем о красной реке. Она происходит из времени и из страны сильных, благородных людей. Она стремится вдаль, чтобы у новых берегов найти новое единение. Такова, джентльмены, аллегория и ее истолкование.

Они были спокойны. Мы постояли еще некоторое время, потом подошли к открытым дверям их номера. Тут Атапаска взял Душеньку под руку и молча повел внутрь. Я последовал за ним с Алгонкой, который тоже молчал.

Оба вождя, как и мы, занимали несколько комнат. В гостиной уже был накрыт стол. Должен сказать, что не заметил старания произвести на нас какое-либо впечатление. Ничего иного, кроме тех блюд, что подали бы нам в ресторане, не было. Перед нашим кувертами стояло вино, а перед их — вода. Душенька откровенно объявила, что мы дома за едой с удовольствием пьем воду. Кельнеру тут же был подан знак убрать бутылки. Перед каждым вождем в маленькой, наполненной водой вазе стоял цветок, подаренный моей женой. По одной роскошной розе предназначалось и нам.

Во время ужина мы разговаривали только в паузах. Они не сказали о себе ни слова и не пытались выяснить, кто мы такие. Наша беседа строилась вокруг одной темы — прошлого и будущего индейцев, судьбы красной расы. Надо признать, что многому, очень многому стоило поучиться у этих двух индейцев. Их уста не произнесли ни единой пустой фразы. Оба вождя походили на гигантов, которые высекали из скал большие, могучие мысли. Это был красивый вечер, обогативший наши мысли, чувства, знания и желания. Сколько будем живы, не забудем о нем.

Мы расстались за полночь. Лишь в миг прощания мы узнали, что Атапаска и Алгонка завтра уезжают и что свой последний вечер они с удовольствием подарили нам. Ох уж эта Душенька, со своими цветами!

Никто из них не догадывался, что мы немцы, что цель нашего путешествия одна и та же. Они не спрашивали у нас адреса, не говорили, что хотели бы снова встретиться. Но когда я протянул руку, они пожали ее крепче, чем это было принято. Потом Атапаска подошел к Душеньке, положил обе руки ей на голову и коснулся губами ее волос.

— Атапаска благословляет вас! — произнес он.

Алгонка последовал его примеру.

Их комнаты находились в средней части террасы, а наши, двери которых мы оставили открытыми, в самом конце. Возвращаясь мы прошли мимо номера Энтерсов. Двери у них были закрыты, но через открытые заслонки жалюзи виден был свет и слышались громкие голоса. Братья мерили шагами комнату и бранились. Естественно, мы не прошли мимо, а остановились у дверей и прислушалась:

— …Я еще раз повторяю: не кричи так! — говорил Гарриман. — Мы же не одни!

Взбешенный Зебулон отвечал:

— Черт бы его побрал, этот отель! Никто здесь не уважает нас! Впрочем, мы платим за этот номер, и я могу в нем вести себя так, как мне хочется! Старик уехал, а Мая до сих пор нет! Меня это бесит! Сколько же еще ждать?! И это теперь, когда сегодня мы снова узнали, что Утес Дьявола не может ждать! Если мы опоздаем хоть на полдня, мы потеряем целое состояние!

— Этого и я боюсь. Но разве мы можем ехать дальше, не дождавшись прибытия таких важных для нас людей?

— Хотя бы один из нас может уехать, чтобы задержать Киктахан Шонку, пока другой не вернется! Но все же не это меня волнует. Меня злит твоя так называемая честность, которая в наших условиях просто безумство! Да, нам нужны Наггит-циль и Деклил-То, а этот немец — единственный, кто в состоянии показать те места. Но это еще не причина, чтобы воспылать к нему любовью!

— Кто тебе говорил об этом? Я? Нет! Я требую лишь честности!