- Стой, - одёрнул Навий охотник. Серко склонился к часто задышавшему Славомиру, чтобы спросить напоследок. - Сам-то ты, Ивана Тавритского, уважаешь? Любишь его? Верно служишь?

  - Долг свой перед ним исполняю, но никогда не любил! Он Дом поборами разоряет и голодом детей наших морит. Всё отбирает и в Тавриту везёт: общины у него в вечном долгу. Он дочурку мою старшенькую в любовницы взять насильно пытался, так она на себя чуть руки не наложила - вот как мы Ивана-то любим! Спрятали её в одиноком Тепле, до сих пор боимся, что сыщет. Всю жизнь я Ивана Красного ненавижу, чтоб он сдох на лютом морозе, весь Дом его презирает! Но ничего: настанет день, ещё посчитаемся!

   Дружинник от злости сжал кулаки. Он говорил искренне: Серко учуял бы ложь.

  - Неужели отпустишь его? - не поверила Влада. Волчица не собиралась проявлять милосердия и всегда призирала подобное чувство.

  - Верьте тому, у кого ярость в глазах, а с губ летит всё что он думает: злость честнее всего, - вернул Серко её же слова. Влада не сдержала улыбки и вся ярость тут же растаяла.

  - Ты запомнил...

  - Твоей мудрости на всё племя хватит, - ухмыльнулся ей брат. Он сохранил мир с сестрой и спас человека. Волк остался и тут не у дел. Развернувшись назад к Славомиру, парень громко сказал.

  - Беги отсюда и молись, чтобы с Навью никогда больше не встретиться! Мы живём заветами праведных предков, войны оседлых нас не интересуют...

  - Быть может и так, - тяжело вставая на ноги, отозвался мужчина. - Из-под земли мира не видно. Но если мне ещё раз доведётся с Навью столкнуться, так буду знать: не все вы только резать умеете. Надолго это запомню, сыновьям передам...

  - Постой! - вдруг окликнула его молодая Волчица. Подойдя ближе к освобождённому человеку, Влада сказала так тихо, что даже Серко её еле расслышал.

  - Скажи, знаешь ли ты ещё Навьи племена в своих землях? Сам ли видел, или может быть слыхал что-нибудь о других двоедушцах? Помнят ли в твоём краю Навьи набеги?

   Одарив её тяжелым взглядом, Славомир произнёс.

  - Помнят и знают. Кое-где вы ещё из-под земли выползаете. Моровые Зимы ваши племена полностью не истребили...

   Улыбаясь, Влада отошла от дружинника прочь.

   Отпущенный пленник скорее захромал подальше от Навьих охотников. Он держался за кровоточащую рану в боку, и сложно было сказать: выживет ли Славомир в дальней дороге или же сгинет? Но Серко видел в нём силу, казалось, старый воин переживал ещё более худшие вещи. Сильные люди достойны жить. Убить такого врага было честью, а пощадить - смелостью. Навий сын жаждал мести, но снова её не совершил...

  *************

   Голова Михаила неподвижно лежала на коленях младшей сестры. Вера гладила светлые волосы брата, отрешившись от целого мира. С высохших губ крестианки слетала едва слышная песня.

  Улетел орёл домой

  Солнце скрылось под горой,

  После ветер трёх ночей

  Вернулся к матушке своей.

  Ветра спрашивала мать

  Где изволил пропадать?..

   Песня вдруг задрожала и слезами стекла на побелевшее лицо Михаила. Он уже не дышал, глаза закрылись, а грудь более не поднималась. Рядышком тихо плакал Егорка. Мальчик по-прежнему не хотел отпускать руку старшего брата.

   Влада и Серко в молчании смотрели на горе осиротевшей семьи. Наконец, Навий охотник опустился возле бездыханного тела, осторожно положив руку на плечо девушки. Вера сквозь слёзы взглянула на парня и вдруг закричала.

  - Он был хороший! Хороший и храбрый! Чтобы вы не думали о нём, он зла никому не желал!

   Серко попытался её успокоить, обнял и неловко со всем соглашался. Но никакими словами нельзя было унять боль утраты.

  - Как же теперь душа Миши в рай попадёт, если Бог нас не видит? - вдруг всхлипнул Егорка. Вера с испугом на него посмотрела.

  - Что ты! Бог нас видит и Мишеньку к себе заберёт!

  - Нет, не заберёт! Из-за хмари на небе, он никого больше не видит! Молитв наших тоже не слышит и Мишу не спас! - завыл в голос ребёнок. Влада молча отвела от крестианцев глаза. В тяжелую минуту отчаянья она лишила мальчишку опоры всей жизни.

  - Мал ты ещё, неразумен, - обнимая, шептала мальчику Вера. - Наши души для Бога как свеча в темноте. Он нас видит, сколько бы зла вокруг не случилось. Как бы мрак не пытался наш свет погасить, огонь душ горит великой надеждой. Сказал Господь: "Вы - свет мира, не может укрыться город стоящий на вершине горы". Царство Божие не на земле, не под хмурым небом - оно внутри нас. Верь в него и душа твоя ярче звёзд засияет; не только тебя, но и тех, кто рядом с тобой осветит.

   Сказав это, Вера сама расплакалась. Серко не решился тревожить свежее горе утраты, а Влада пробормотала.

  - Хоронить как его будем? На огне сожжём или...

  - Нет! - закричала на неё крестианка. - Не трогай его своими Навьими лапами!

  - Куда же у тебя понимание сердечное делось? - проворчала Волчица. - Я может помочь хочу, ведь душе с огнём легче к небу подняться, а вы своих в землю закапывайте, ещё им груз сверху наваливайте. Раскричалась... не всё видать ты можешь понять и простить.

  - Мы его похороним по-вашему, только времени мало, - дал обещание Серко. - Нельзя здесь более оставаться, дым от горящего топлива всех отравит.

   С этими словами охотник поднял голову к небу. В серую хмарь поднимался широкий столб смолянисто-чёрного дыма. Пожар на кладбище кораблей всё разрастался и с каждой минутой становился сильнее. Глядя на дым, Серко понял, что Зима в этом году будет очень холодной...

  Глава 11

Горе Глухих

   Михаила похоронили подальше от горящего каменного поля. Серко на руках нёс погибшего крестианца, пока не натолкнулся в лесу на свободную от деревьев поляну. Смерть всегда была рядом, Серко сам убивал, но ещё никогда она не подбиралась так близко...

   На охоте Навь всегда собирается в стаю. Тихим потоком волчьих теней двоедушцы нападают на след и находят жертву даже в ночи. Серко видел самую лютую из смертей и самые безжалостные расправы. Даже в охоте на дикого зверея Навь наслаждается чужим страхом. Когда жертва настигнута, когда олень или дикий вепрь чувствуют, что бежать больше некуда - их отчаянье по-настоящему волнует волчьи сердца.

   Раньше Серко тоже не мог жить без этого чувства: страхом жертвы питался его Волчий дух. Даже лишившись звериной души, родичи продолжали охотиться на чужой ужас - только так они по-настоящему жили. Но никогда Серко не стоял на другой стороне, не видел горя жертвы так близко. Смерть знакомых охотников была скорбной, но воины уходят достойно. Ты мог погибнуть от когтей зверя или замёрзнуть от холода моровой ночи, но твоё имя по-прежнему останется важным для стаи. Уходя к праведным предкам, ты начинаешь помогать ныне живущим в роду. Потомки без сомненья услышат твой голос, внемлют совету и поступят по Совести.

   Нет, смерть оседлых и смерть двоедушцев имели два разных оттенка. Горе Глухих было чёрным как земля свежей могилы, а дети Навьего племени покидали живых по сиянию лунной дороги; возвращались в объятия матери, которая ждёт на мосту через реку из чистого пламени...

   Середина лета уже миновала, и среди трав облетали запоздалые скороцветы. Золотистой россыпью маленьких звёзд они встретили пришедших на поляну людей. Серко достал складную лопату и, не обращая внимания на цветы, начал копать могилу для крестианца. День быстро клонился к закату. Янтарное солнце смешало аромат трав с запахом свежей земли, но ветер уже нёс холод сумерек и тревожил вечерние тени деревьев.

   Рука Веры рассыпала по могиле брата прощальную горсть. Серко сидел рядом и заканчивал налаживать крест из двух толстых веток. Влада молчаливо бродила по душистой полыни, стараясь держаться подальше от чужих похорон. Маленький Егорка притих возле Веры. Мальчик со смирением слушал молитвы сестры и старался не показывать слёз... в семье он остался последним мужчиной.

   Когда Серко закончил устанавливать крест, Вера негромко сказала.