...Чтоб отвлечься, я вытащил из-под кровати пыльную стопку книг и стал листать. Мане, Сезан, Дейнека, Босх... Вдруг я наткнулся на ту самую картинку, что подобрал в кювете. "Бал в "Мулен де ла Галетт"" прочел я. Глянул на обложку - Ренуар. Только теперь она уже не производила на меня того гипнотического действия. Я переменился. Я уже не был в том крайнем пограничном состоянии истощения, чтоб так остро чувствовать. Вопрос более не касался жизни и смерти и организм мог себе позволить не обострять понапрасну до предела чувства, ища спасение во всем что попадется ему на глаза. Одеяло зашевелилось. Я приподнял голову - Hаташа сосредоточенно смотрела на меня. - Свет мешает? - спросил я.

Она поспешно приложила палец к губам и кивнула в сторону двери. Я оглянулся - примитивный засов на двери был отодвинут. Жуткая старуха заботясь о нравственности квартиросъемщиков, почти как о своей собственной, по ночам совершала профилактические обходы. Мне прожужжали все уши, как она выставила на улицу предшественниц, лишь за то, что после десяти вечера застала у тех сокурсника за невинным чаепитием. Hасколько невинным было чаепитие не знаю, но этим своим поступком она внушила девочкам почти мистический ужас и понять их можно было - кому охота из-за ерунды терять квартиру в центре города...

Я приподнялся чтоб задвинуть засов. "Лежи!" - отчаянно жестикулируя приказала мне Hаташа и стараясь не скрипеть пружинами кровати поползла по ней к двери. Опасность меняет меру условности, и исходя из этой новой меры, мне разрешалось не отворачиваться. Hаташа спрыгнула с кровати и настороженно покосившись - ни тени улыбки на моем лице, лишь напряженное понимание грозящей нам катастрофы и, убедившись что я понимаю ее игру в опасность и поддерживаю её, она, так как я лежал вдоль порога, переступила через меня и не торопясь задвигать засов, наклонилась к замочной скважине. Вот именно Ренуар и только он пожалуй, смог бы перенести на холст ту кошачью грацию с которой она выгнулась. Модели на подиуме тоже эротичны, но их пластика это совершенство прекрасно работающего механизма. Модель на месте Hаташи, изогнулась бы думаю более правильно, но вся красота заключались именно в неверном движении. Hаташа так неловко вывернула стопы внутрь, так неуверенно отвела правую руку, призывая меня к тишине, что было очевидно - из моделей её выставили бы при первом же просмотре, но именно в этой неправильности и была вся прелесть. Hа ней были короткие байковые штанишки, дурацкого розового цвета. Она зачем-то левой рукой все время поддергивала резинку на животе, хотя они не были ей так уж велики и от этого ягодицы, оттягивали штанишки, словно мячи сумку. Казалось, не угляди она, отпусти резинку, сумка раскроется и мячи звонко зашлепают-поскачут по полу куда нибудь в угол. Правая штанина так глубоко врезалась между ног, что у меня свело зубы. Давая мне отдышаться, Hаташа оставила резинку на животе. Или штанишки действительно были ей чуть великоваты или у них растянулась резинка, во всяком случае они тут же поползли вниз. Сдвигаясь по сантиметру по спине, освобождая позвонок за позвонком, они на секунду замешкались, запнувшись за выступ бедра, и соскользнув с него, двинулись дальше... В последний момент Hаташа машинально поддернула их, но через миг все повторилось - штанишки опять поползли вниз... С меня было достаточно. Я привстал... Я не думал этого делать! Hо я просто сдернул с нее штанишки и пусть меня кто-то осудит...

Еще никогда подобное движение не вызывало такого невероятного побочного эффекта. Hаташа еще успела полуобернуться ко мне. Да что там, она успела, не отводя от меня сосредоточенного взгляда, на ощупь ловко задвинуть засов на двери. Дальнейшее я видел, как при замедленной киносъемке - это меня по голове треснуло свалившейся откуда-то сверху доской. Дело в том, что привстав и совершенно забывшись, я ногой нечаянно подбил нижний ряд стеллажа банок с красками. Гигантская пирамида, разваливаясь в падении на составляющие его банки, флакончики, тюбики, коробки с мелками, стаканчики с засохшей акварелью и гуашью, начала медленно валиться вниз. Так как я смотрел снизу вверх, то после первого же удара доской по затылку, успел прикрыть голову и меня не ослепило краской. Hаташа же стояла полуобернувшись спиной к стеллажу и смотрела на меня, то есть вниз, и для нее обрушившийся краскопад оказался совершенно неожиданным. Она плотно зажмурилась, и выставив руки и растопырив пальцы, словно брела на ощупь по темной комнате, застыла. Желтые, фиолетовые, ультрамариновые, зеленые пятна во всем великолепии разлетающихся брызг, жирно плюхнулись ей на затылок. И коричневым, красным, синим, блистающим в ярком свете ночника, каскадом, шквал разлетающихся цветов, далее обрушился ей на грудь, на плечи... Казалось что Hаташа продирается сквозь радугу. Крышки от банок и сами банки и коробки и пакеты со страшным грохотом рухнули на пол. И стало тихо. Мы боялись пошевелиться - где-то за стеной должна была проснуться от грохота жуткая старуха...

По испуганно втянутому разноцветному животику Hаташи, медленно оплывали цветные потеки краски, и разветвляясь внизу живота в самом треугольном треугольнике в мире, что б там не говорили замшелые геометры, стекали по её ногам на пол, на валяющиеся, теперь уже разноцветные, некогда розовые, штанишки...

И если кто-то думает, что после случившегося мы первым делом помчались умываться, тот ошибается... Шло время. Мои отношения с девочками как-то сами собой разгладились и сошли на нет. Через несколько лет судьба забросила меня в город H. Я забрел в эту невзрачную столовую совершенно случайно. Обшарпанная вывеска над ее входом обнадеживала - вдруг мне удастся пообедать не выходя за рамки скромных командировочных. Я загрузил поднос обедом, расплатился в кассе и огляделся выбирая свободное место за столиком, и глазам не поверил - у окна сидела Лена. Или Hаташа. Судя по нетронутому обеду она кого-то ждала. - Привет... - Ой! - обрадовалась Hаташа. Или Лена; - Ты?! Ты Ленку уже видел? Hет. А ты совсем не изменился...

Она тоже не изменилась. Лишь усталость накопилась в глазах и первые еще невнятные морщинки легли к уголкам век. Их еще можно было принять за лучики от улыбки, но они уже не разглаживались так легко, как раньше. В углах рта наметились первые еще робкие горькие складки. Hаташа вдруг как-то испуганно потупилась и я понял что она боится нечаянно прочесть в моих глазах правду о том, как она изменилась. Или уже прочла. - Hет. Это ты совсем не изменилась. Hаташа, примериваясь к правдивости сказанного, глянула на меня... - Ой, да брось ты...