Прохладный ветерок от кондиционера свободно обдувал их влажные сплетенные тела. Джош, не выпуская Рейвен из своих объятий, потянулся за одеялом, чтобы накрыть себя и ее. В комнате царила тишина, и когда он заговорил, голос его был так же тих:

— Почему ты не сказала мне?

— Думала, что ты мне не поверишь. — Она обняла его еще крепче. Тело казалось невесомым, а душа парила.

Джош поглаживал ее длинные волосы, и его рука все еще слегка подрагивала.

— Ты так думала?

Она с минуту помолчала, затем вздохнула:

— Нет. Я даже представить себе не могу такого мужчину, который бы мне поверил, но я знаю, ты бы поверил. Некоторые женщины в нашем деле… ну, секс для них — орудие труда, применяется как улыбка или определенного стиля платье или оружие. Я никогда не хотела использовать его. И до встречи с тобой …

Джош приподнялся на локте и посмотрел на нее потемневшими от нежности глазами.

— Я рад, — просто сказал он. — Это ничего бы не изменило, но я рад.

Она улыбнулась:

— Я тоже.

Он рассматривал ее немного припухшую нижнюю губу, все еще не в состоянии оторвать от нее взгляда.

— Кажется, я слышал, как ты сказала мне кое-что еще, — пробормотал он.

Она решительно сказала.

— Я люблю тебя, Джош:

Тихо вздохнув, он наклонился и нежно поцеловал ее.

— Я боялся надеяться на это. Ты вошла в мою жизнь так внезапно, и я боялся, что ты так же внезапно покинешь ее. — Он чуть-чуть помолчал. — Ты же не сделаешь этого?

Она колебалась:

— Джош, я никогда не думала о завтрашнем дне, даже когда могла. До сих пор. И все прошлые годы … в общем, я насмотрелась такого, что никогда не забуду, пока жива. Всякая мерзость. Ты сам сказал, что я ходила по темной стороне достаточно долго.

Джош боялся, что выглядел жестким. Он и ощущал себя таким. Но голос его был очень спокойным:

— Ты хочешь сказать, что не хочешь бросать свою работу? Или ты боишься, что работа изменила тебя настолько, что ты не сможешь ее бросить?

Помедлив, она ответила, тщательно подбирая слова:

— Такая работа не подразумевает, что ты сделаешь карьеру — слишком легко перегореть, потеряться. Я не хочу прекратить помогать, Джош, но я хочу прекратить работать таким образом, как сейчас.

Он кивнул, не ожидая ничего другого от нее.

— И второй вопрос. Ты боишься, что не сможешь бросить ее?

— На самом деле я не знаю. — Рейвен почувствовала, как ощущение благополучия ускользает от нее, а тихий внутренний голос предостерегал ее о том, что так будет всегда. Она старалась говорить легко, как всегда, противопоставляя мраку смех. — Я никогда прежде не влюблялась. Дай мне время, чтобы во всем разобраться.

Выражение лица Джоша было все еще серьезным, а челюсти крепко сжаты. Но поцелуй его был нежен.

— С того вечера, как мы встретились, я, наверное, торопил тебя, не так ли?

— О, ты заметил?

Он поцеловал ее снова, не так нежно в этот раз, и оба почувствовали нарастающее желание. Хриплым голосом Джош спросил:

— Я и сейчас тебя тороплю?

Рейвен обвила руками его шею и полностью растворилась в ощущениях, когда его рот нашел ее грудь.

— Какая разница? — пробормотала она и отдалась чувствам.

Рафферти поднял взгляд от бумаг, разложенных на столе, и посмотрел, как Зак подошел к бару и налил себе выпить.

— Ложись спать, — сухо посоветовал адвокат.

— Сам-то ты не спишь.

— Это потому, что твой звонок оторвал меня от работы. Ведь я должен когда-то работать, не так ли? — Он совсем не был удивлен, что Зак едва слушал его.

Зак уставился на пустой бокал так, будто тот его каким-то образом оскорбил.

— Черт возьми, он должен был уже вернуться. Он должен был вернуться несколько часов назад, а сейчас уже три утра.

— Он не вернется до рассвета, — спокойно сказал Рафферти. — Если не позже.

— Это опасно.

— Конечно, опасно.

Зак сел на диван, взял колоду карт и стал раскладывать пасьянс.

— Проклятье, — сердито проворчал он.

Лукас вышел из спальни в халате, но выглядел настороженно.

— Вы двое разбудили бы и мертвого, — пожаловался он тоном человека, которому просто хочется что-то сказать, не важно что.

Рафферти, слегка удивленный, откинулся на спинку стула и вздохнул:

— Слушайте, парни, он взрослый мальчик.

— Кто? — спросил Лукас достаточно неубедительно.

Зак положил черную девятку на черную десятку, и, нахмурившись, рассматривал результат.

— Вы двое не должны были позволять ему идти туда одному, — сказал он.

— Мне показалось, что ему наша помощь не нужна, — сказал Рафферти.

Лукас налил себе выпить и сразу отставил бокал, шагнув к окну.

— Через несколько часов рассветет, — ни к кому не обращаясь, проговорил он.

Собирая бумаги, Рафферти отрывисто произнес:

— Он уволит нас всех, если обнаружит, что мы дожидаемся его.

Лукас повернулся к ним лицом:

— Возможно, мы должны…

— Нет, — немедленно возразил адвокат.

Зак вздохнул и с трудом согласился, отбрасывая карты в сторону.

— Нет. Он точно не сказал бы нам «спасибо» за это. А в действительности уволил бы всех троих. Он все равно бы пошел к ней, даже если бы она находилась на борту «Титаника».

— Или в аду, — согласился Рафферти. — Это должно быть нечто — испытывать подобные чувства.

Удушающее чувство ужаса, тошнотворное присутствие скользких теней вокруг и угрожающие шаги она скорее ощущала, чем видела. Тот же самый кошмар, всегда одно и то же, но она знала, что тени уйдут, если ей удастся проснуться и включить свет. Но она увидит лицо Тары, тело Тары, если включит свет, и именно это держало ее в ловушке темноты. Она не вынесет, если снова увидит Тару, не так, не в том ужасном доме. Все повторилось бы снова и снова. Она вслепую бы пробиралась через ту темную дымную комнату и включала бы свет, чтобы только увидеть сестру… умирающее существо, которым стала ее сестра. Темнота сомкнулась вокруг нее, и она застонала, слабая и одинокая, не в состоянии включить свет и оставить темноту, которая душила ее. Тогда она услышала низкий голос, нежный и успокаивающий, и почувствовала укутывающую теплоту вокруг себя. Темнота медленно отступала, и она могла снова дышать. Впервые она не проснулась от крика.

Джош, все еще потрясенный, крепко прижимал ее к себе, его руки успокаивающе поглаживали ее волосы. Звук, который она издала во сне, был приглушенным, но от него у Джоша мороз пробежал по коже. Крик раненого животного. Он поднял руку и погладил ее щеку и лоб, облегченно вздохнув, что все позади.

Лампа все еще была включена, и он уставился в потолок, в то время как она спокойно спала около него. Кошмары. Тени прошлого? Он мог догадаться о причине и задавался вопросом, как часто будет посещать Рейвен сестра, которую она нашла умирающей. Было ли это частью ее прошлого, которое навсегда омрачит настоящее и будущее? Сможет ли он проникнуть в ее израненную душу и вылечить ее? Джош не знал. Он только знал, что должен. Так или иначе.

Джош проснулся незадолго до рассвета, сразу ощутив холод там, где прежде было тепло. Одним быстрым рывком он сел, но потом расслабился, увидев Рейвен возле окна. Она была в белом халатике и стояла сбоку от окна, где никто не мог увидеть ее с улицы, слегка отодвинув тяжелую штору и выглядывая наружу. Выражение лица выдавало ее напряженное состояние. Джош отметил, что она не осознает своих осторожных движений, и это его напугало.

— Рейвен?

Она, улыбаясь, повернулась и пошла к кровати.

— Доброе утро. — Когда она села на кровать, вытянув ногу, короткий халатик задрался и обнажил ее бедро. Джош неосознанно потянулся рукой к шелковистой плоти, притянутый словно магнитом.

— Доброе утро. — Свободной рукой он обнял ее за шею и мягко потянул на себя для поцелуя, потом неохотно перевел взгляд на свет, изо всех сил старающийся проникнуть через шторы. — Я полагаю, мне пора уходить.