— Я говорю не о женщинах, которые заняты работой, — спокойно объяснил Скотт. — Я говорю о тех, кто делает карьеру. Это две противоположные вещи.

— Нет ничего плохого в том, что женщина хочет достичь чего-то в жизни!

— Совершенно нет.

— Кстати, — услышала она свой голос словно со стороны, — вам не приходило в голову, что и вы не мой тип мужчины? Я встречалась с человеком, похожим на вас своим умонастроением, и предпочитаю не вспоминать о нем. Он оставлял желать много лучшего.

— Правда? — заинтересованно спросил Скотт, подавшись вперед, и она тут же пожалела о сказанном.

— Обед был прекрасный, — строго сказала Розалин и бросила на него суровый взгляд.

— Расслабьтесь, — улыбнулся Скотт в ответ. — Я не собираюсь расспрашивать вас о прошлом. Меня не волнует, что вы делали или, наоборот, не делали, а также, если уж об этом зашла речь, что вы делаете или не делаете сейчас. Но меня беспокоит ваш отец, и я хочу быть уверен, что вы выполните ваш долг и дождетесь, пока ему найдется замена. А потом возвращайтесь в Лондон, к своему ненаглядному Роджеру и своей ответственной работе.

— Вы, должно быть, сошли с ума, если считаете возможным советовать мне, как поступать!

Скотт снова улыбнулся, но в этой улыбке не было и тени юмора. Только решимость, которая еще больше встревожила Розалин.

— Я останусь до тех пор, пока это будет необходимо отцу. Но учтите, у меня есть своя жизнь, к которой я намерена вернуться!

— Вы смотрите на отца, как на предмет неодушевленный. Здесь я ничего поделать не могу, но я не позволю вам улизнуть, пока здесь все не уладится ему во благо.

— Вы мне не позволите? Да кто вы такой?!

— Некто, кому известно чувство сострадания.

От подобных слов Розалин бросило в жар. Да как он смеет?!

— А вы считаете, что я не знаю сострадания? И это при моей-то профессии?

— Профессия здесь не при чем. Я считаю, что сострадание, так же, как и благотворительность, начинаются дома.

Они уставились друг на друга, и Розалин поняла бессмысленность этого спора. Скотт Барфилд сам себе закон, и пытаться убедить его в чем-либо пустое занятие. Она опустила взгляд и сложила руки на коленях. Пусть думает, что выиграл этот раунд. А она очень постарается справиться с ситуацией. Но если Скотт всерьез полагает, что она намерена закончить свою жизнь здесь, то зря тратит силы. В свое время он в этом убедится.

— Уверяю вас, — попыталась она улыбнуться, — что благополучие отца мне не безразлично.

— Прекрасно. Значит, я вылетаю утром в четверг. Около семи. Хотите, чтобы я заехал за вами?

— Да, хорошо, — заставила себя сказать Розалин. — Я буду готова.

— Я останусь в Лондоне до пятницы. Вы можете вернуться сами или договориться с сиделкой, чтобы одну ночь она побыла с вашим отцом.

— Я вернусь сама, — быстро ответила Розалин и, извинившись, направилась в дамскую комнату.

Она с тревогой заметила, что ноги ее дрожат. Вообще все в ней сейчас выдавало неуверенность.

Это не дело, подумала Розалин, глядя в зеркало и поправляя макияж. Я профессионал и собираюсь поработать здесь месяц или около того, так что нельзя так странно реагировать на Барфилда. Нельзя позволять ему действовать мне на нервы.

Жизнь Розалин была всегда целенаправленна и упорядочена. Такой она и должна оставаться. Ее отец, немногословный и властный, не был подвержен эмоциональным взрывам и приучил дочь сдерживать свои порывы. Девочку отправили в интернат в семилетнем возрасте. И она научилась с младых ногтей быть независимой и самостоятельной, потому что без посторонней подсказки пришла к заключению: единственное, что ожидает от нее отец, — это успех.

Тогда почему же Скотт Барфилд и его рассуждения так смутили ее? Почему ей, с легкостью ставящей на место любого мужчину, так трудно держать с ним дистанцию? Потому ли, что она оказалась в незнакомой обстановке, или все дело в разладе с самой собой? Или может быть, все намного проще — их характеры совершенно несовместимы, а Скотт при этом настолько прямолинеен, что даже не пытается скрыть своей неприязни хотя бы ради приличия.

Последнее объяснение удовлетворило ее, и Розалин почувствовала себя куда увереннее. Она вышла из туалетной комнаты, и тут ее ждало небольшое потрясение. Скотт по-прежнему сидел за столиком, а вот ее стул оказался занятым.

Никем не замеченная Розалин остановилась и посмотрела на женщину. Прямые, темно-каштановые волосы до плеч, широко раскрытые глаза, чувственный рот. Незнакомка наклонилась к Скотту, положив локти на стол, и в вырезе золотого платья можно было увидеть более чем достаточно.

Да, вполне достаточно, сказала самой себе Розалин и быстро подошла к столу. Женщина посмотрела на нее и со смехом извинилась за то, что заняла ее место.

— Но я высмотрела Скотта через весь зал и не могла не сказать ему: «Привет!»

— Скотта? — удивленно вскинула брови Розалин.

— Так я зову его, когда мы бываем вместе, — нимало не смущаясь, сказала незнакомка.

— А, понятно. Очень мило, — отозвалась Розалин.

— Розалин, это Глория, — вступил в беседу Скотт. — Глория, это Розалин Паркер, она приехала сюда, чтобы на время заменить Роналда.

— Я так расстроилась, когда узнала про вашего папу, — сказала Глория, поднимаясь и протягивая холеную руку.

Золотое платье, едва прикрывавшее грудь, к тому же, как выяснилось, плотно облегало высокую, изящную фигуру, доходя лишь до середины бедер.

— Благодарю вас, — машинально произнесла Розалин, пожимая протянутую руку.

— Ну, мне пора идти. Мои друзья уже минут пятнадцать рвутся уйти. — Глория одарила сидящих за столом ослепительной улыбкой. — Собираемся посмотреть, что предлагает ночная жизнь. Почему бы вам не присоединиться к нам?

— Скотт, вы можете идти, — предложила Розалин. — Единственное, что мне нужно сегодняшней ночью, — это моя подушка.

— Везучая девочка, — с грудным смехом ответила темноволосая красавица, глядя на них обоих. — Не сомневаюсь, что Скотт хорошо позаботится о тебе.

Она удалилась с видом королевы, уверенной в том, что все взгляды прикованы к ней. Розалин с каменным лицом обратилась к Скотту:

— Могли бы прямо сказать ей о наших отношениях.

— Чего ради? Разве вам не все равно, что подумает о вас совершенно незнакомый человек? — спросил он.

— Нет, не все равно. Я привыкла иметь репутацию, которую заслужила, а не ту, которой меня наградят сплетники.

— Ваша репутация имеет мало значения, учитывая то короткое время, что вы намерены провести здесь, не так ли? — Скотт усмехнулся, явно не понимая ее замешательства. — Кстати, — сказал он, вставая из-за стола, — похоже, вы собрались уходить.

— Нет никакой необходимости провожать меня, — поспешно произнесла Розалин. — Я сама доберусь до дома.

— Не беспокойтесь. Я несколько староват для ночных клубов.

— Но не для одной особы, которая туда направилась, насколько я могла заметить.

В какой-то момент, находясь рядом с этой цветущей, обворожительно красивой женщиной, Розалин почувствовала себя матроной, чья молодость улетучилась незаметно для нее самой. Она живо представила себя лет через десять, деловито снующей из палаты в палату, в то время как юные интерны уважительно следуют за ней, делая заметки. Детей нет, семьи, где тебя ждут, нет. Роджера, видимо, тоже нет. Да, не слишком радостная картина…

— Глории, — лениво протянул Скотт, пока они шли к машине, припаркованной через дорогу, — двадцать пять лет. Она уже большая девочка.

— Достаточно большая, чтобы позаботиться о себе самой, когда вы решите, что она злоупотребляет вашим расположением, да?

Он открыл дверцу машины, и, едва они уселись, повернулся к Розалин и сказал:

— Глория вам чем-то неприятна?

— Нет, однако…

Но Скотт не дал ей договорить.

— Однако ваша жизнь настолько ограничена тесными рамками привычного мирка, что вы даже представить не можете связь между мужчиной и женщиной, если она не ведет к алтарю.