Она встретилась с ним взглядом. Деметрис не пошевелился, не посмотрел на ее грудь. Он просто смотрел ей в глаза до тех пор, пока она не почувствовала головокружение. Дрожь пробежала по ее телу. Ей казалось, что она падает и не может протянуть руки, чтобы остановить падение.

Он медленно, бесконечно медленно провел рукой под шелковой тканью блузки. Шанталь вздрогнула от его прикосновения. Ощущение было острым, горячим, пламя вспыхнуло внизу ее живота, впиваясь в него раскаленными пальцами.

Он услышал ее вздох и прищурился.

— Здесь больно?

Да. Нет. Она попыталась проглотить ком, вставший у нее в горле.

— Чу… чувствительно.

Его лоб разгладился. Но он ничего не сказал. Подняв блузку, он сосредоточенно рассматривал спину Шанталь, покрытую синяками, переливавшимися всеми оттенками желтого, зеленого и синего.

— Наклонитесь, если можете, — приказал он. — Меня беспокоят ваши ребра.

Ее кожа покрылась пупырышками. От прикосновения его руки Шанталь бросило в жар, нервы напряглись, и все тело, казалось, прислушивалось, пытаясь понять, что происходит.

Что же происходит?

Что происходит в ней, вокруг нее, во всем мире? Шанталь почувствовала, что ее закружил гигантский водоворот; темное небо насыщено электричеством; за ослепительными вспышками молний следуют раскаты грома, сотрясающие небосвод от края до края.

Ее глаза закрылись, когда рука Деметриса, скользнув по ее груди, опустилась ниже. Он принялся осторожно прощупывать ребра, но это не было холодным, безучастным обследованием. Каждое прикосновение его пальцев обжигало Шанталь, огненные искры превратились в пламень, вспыхнувший в глубине ее существа, молящего об избавлении от напряжения и пустоты.

Никто не вызывал у нее таких ощущений.

Ничья рука на ее груди, ничьи пальцы на бедрах, ничье осторожное исследование ее талии никогда не волновали ее так, как сейчас. Этот мужчина, его руки, непроглядная тьма, душная грозовая ночь…

— Больно? — Его губы были так близко, что ей показалось, будто его голос исходит из нее, и она задрожала.

— Нет. — Шанталь лихорадило. Его прикосновение вызывает у нее слишком много чувств. Она так долго была одна, а руки Деметриса напомнили ей о том, чего у нее нет.

Любви. Секса.

Возможно, значение секса переоценивают, когда он есть, но отнимите его, откажитесь от него полностью — и тело уже не будет настоящим телом. Оставьте губы только для того, чтобы произносить слова, руки — чтобы выполнять работу, тело — чтобы осуществлять основные физиологические функции, и жизнь начнет медленно покидать вас.

Рука Деметриса обхватила ее бедро и, продвинувшись выше, коснулась ягодицы. Шанталь вздрогнула так сильно, что слезы выступили у нее на глазах.

— У вас сильные ушибы. В нескольких ребрах трещины. Но это, я полагаю, самое худшее. — Его низкий, глубокий голос показался ей слишком громким.

— Вы сказали, что вы грек, — проговорила она, и, чувствуя, что его рука все еще лежит у нее на бедре, опустила глаза и попыталась застегнуть маленькие пуговички на блузке.

— Да.

Проклятье! У нее так сильно дрожат руки, что она не может попасть пуговицей в петельку.

— Вы сейчас живете на родине?

— Да.

— В Афинах?

Она почувствовала, что он наклонился к ней. Протянул руку. Начал застегивать ей блузку.

— Я живу на собственном острове неподалеку от Санторини.

Шанталь казалось, что вынести обследование было тяжело. Но еще хуже оказалось равнодушие, с каким он застегивал ее пуговицы. Глаза принцессы невольно снова наполнились слезами. Пальцы сами собой сжались в кулаки.

— В чем дело? — ворчливо спросил он.

Она молча покачала головой, боясь заговорить. Господи, что с ней происходит? Почему ей кажется, что она умирает?

Оглушительно грянул гром, и немедленно ослепительные щупальца молнии разорвали темное небо.

— Иди сюда, — хрипло проговорил Деметрис и притянул Шанталь к себе.

В кольце его рук она почувствовала, как сливаются две реки — страха и желания.

Обними меня.

Отпусти.

Возьми меня.

Не прикасайся ко мне.

Он протянул руки и запрокинул ей голову. Его взгляд проник ей в душу.

— Принцессам не разрешается плакать, — сердито сказал он, и Шанталь попыталась улыбнуться.

— Я знаю. Правило номер один.

— А какое правило номер два? — Деметрис держал Шанталь перед собой, погрузив пальцы в ее волосы. Ей нет спасения от его голоса, глаз, тела.

— Не делать ничего публично, что могло бы нанести вред репутации королевской семьи.

— Это предупреждение?

— Нет. Просто правило.

— Где здесь публика?

Они находятся на маленьком пустынном острове посреди океана, ее свита далеко за лесом, у места катастрофы.

— Я уже ничего не знаю…

— Здесь никого нет, — сказал Деметрис, и его голос был нежен и одновременно резок, как шелк и наждак. — Только мы. Океан. Небо.

— И гроза, — добавила она, когда раздался очередной раскат грома.

Деметрис поднял ее руку и посмотрел на стиснутые в кулак пальцы.

— И твой страх.

— И мой страх, — эхом откликнулась Шанталь, у которой глухо и тревожно забилось сердце.

— Почему ты боишься?

Она попыталась облизнуть губы; во рту у нее внезапно пересохло, тысячи иголок покалывали кожу. Ей действительно страшно. Она испытывает безумный страх. И безумное возбуждение.

— Я не делаю… того, что хочу.

— Почему же? — Деметрис пристально посмотрел на нее.

Ее сердце билось так часто, что ей стало трудно дышать.

— Не разрешается.

Деметрис стиснул зубы. Затем он наклонил голову и поцеловал Шанталь.

Она замерла. Не было ни мыслей, ни чувств. Время для нее остановилось. Она почувствовала теплое дыхание Деметриса и его твердые прохладные губы. Деметрис целовал ее так медленно, что она даже не была уверена, целуются ли они; она лишь чувствовала, как дрожат ее губы. На глаза навернулись жгучие слезы, дыхание сделалось поверхностным и прерывистым. Разве когда-нибудь поцелуй вызывал у нее такую реакцию? Разве она испытывала прежде такой страх?

Нельзя разрешать Деметрису вторгаться в ее жизнь, но как остановить его? Ей кажется, что его поцелуй — это сама жизнь. Гром грохотал и гремел, оглушая их, жаркий и влажный воздух вызывал желание сбросить одежду и прижаться к мужчине обнаженным телом.

— Что я делаю? — попыталась проговорить Шанталь. — Я не знаю, что делать…

— Тсс. Я знаю. — Подняв Шанталь на руки, Деметрис уложил ее на мягкий теплый песок.

Прошло много времени с тех пор, как он был с женщиной вот так. Это не значит, что после смерти жены он вел целомудренную жизнь, но он так долго ничего не испытывал, что нынешнее чувство ошеломило его.

Они смотрели смерти в лицо и были готовы к тому, что может произойти; от возвращения к жизни захватывало дух.

Деметрис почувствовал, как вздымается грудь Шанталь, как приподнимаются навстречу к нему ее бедра, и, наклонив голову, снова завладел ее губами.

Он целовал Шанталь с жадностью, не поддающейся описанию. Кто не побывал там, где он, не видел того, что повидал он, не знает того, что известно ему, тот никогда не сможет представить ту отчаянную потребность слиться с другим существом, найти освобождение и забвение, быть может, даже час покоя.

Покоя, подумал он, упиваясь теплой свежестью ее рта. Покоя, которого у него нет уже много лет.

Ничего у него нет.

Он потерял семью, жену, друзей.

Он утратил все это, когда понял, что не может продолжать традиции Мантеакисов, что принадлежность к семье, к их клану убивает его так же, как убило его жену.

Чем-то нужно было пожертвовать.

Поэтому он пожертвовал прошлым, будущим, своей душой. Но здесь, сейчас, наедине с принцессой, он почувствовал, что снова живет.

За последние несколько лет он занимался сексом бесчисленное количество раз, но он ни разу не занимался любовью.

И почему-то ему хочется заняться любовью именно с принцессой, которая кажется такой же одинокой, как он.