– Уходи, – у меня нет других слов.

Он ставит меня в тупик. Эверет слишком многое замечает во мне, и я злюсь на себя за это. Не говоря уже о том, что, как оказалась, я скрыла следы, оставленные на мне этим ублюдком, Бельведером, хуже, чем думала.

И когда он не уходит, мой голос поднимается до визга:

– Ты должен уйти!

Качая головой, Эверет поднимает свои руки ладонями ко мне. Таким образом он показывает, что не причинит мне вреда, я понимаю это, но не собираюсь просто сидеть и принимать что-то подобное. У него нет никаких причин, чтобы копаться в том, что произошло со мной как сейчас, так и в моем прошлом.

– Прекрасно, – говорит он секунду спустя, – прекрасно, Бренна. Я пытался помочь, но... – мужчина еще сильнее качает своей головой, направляясь к двери. – Ты знаешь, что... Ты можешь отталкивать меня, если хочешь. Можешь обороняться и злиться. Все, что хочешь. Меня переполняет злость, но... если тебе нужна помощь, защита от того, кто сделал это с тобой, ты знаешь, где я живу.

С этими словами он закрывает дверь, захлопывает на самом деле. И то, что его голос наполнен искренностью, заставляет меня вздрогнуть при звуке агрессивного стука двери. Возможно, я уничтожаю даже крохотный шанс на нашу дружбу, но я также спасаю его от мучения быть моим другом. Он пока не понимает, а может и никогда не поймет, что я делаю ему одолжение.

После нескольких минут бессмысленного рассматривания двери, когда крохотная часть меня начинает умолять его вернуться и обнять меня, потому что только так я почувствую себя в безопасности, понимаю, насколько жалко мое существование. Мне не нужен парень, чтобы чувствовать себя в безопасности. Ни Эверет, ни кто-либо еще. Но, тем не менее, мне нужен друг.

Зайдя на кухню, я полностью избавляюсь от своей одежды, нижнего белья и всего остального. Все это направляется в мусорку. Мои туфли на каблуках просто шикарны. За них я заплатила больше, чем за всю остальную обувь, но я не смогу больше смотреть на них, как раньше, поэтому они тоже отправляются в помойку. Я достаю мусорный пакет, завязываю его и бросаю в дверь. Злость и агрессия душат меня. Я чувствую, что теряю контроль.

Порывшись в кухонном шкафу, я достаю бокал и иду к винной полке, чтобы достать самую дорогую бутылку, что у меня есть. Но прежде чем ухватиться за нее, говорю себе, что сейчас не время для расслабления и распития вина. Это время для того, чтобы чертовски сильно набраться и забыть, кто я. По крайней мере, на пару часов.

Наклонившись, я достаю с полки бутылку «Грей Гус»[18] и открываю ее, чтобы сделать приличный глоток. Водка обжигает горло, но это не останавливает меня от того, чтобы сделать еще несколько глотков.

Пройдя через всю квартиру в ванную, я включаю душ и вступаю под каскад горячей воды, желая смыть с себя всю грязь сегодняшнего дня. Слишком много мест на теле, которые просто горят, и вода, окрашенная в розовый цвет, бежит прямо в слив. Я думала, что обжигающая вода принесет мне немного покоя хоть на несколько секунд, но вместо этого я только сильнее чувствую, как совесть грызет меня изнутри. Сжимаю ладонь в кулак и бью костяшками пальцев по каменной стене. Они не кровоточат, на них нет ни трещинки, что еще больше выводит меня из себя, поэтому я бью снова. И в третий раз. Мой средний палец уже начинает опухать.

Но сейчас это неважно, потому что все мое тело, и внутри и снаружи, ужасно болит.

Я не брежу своей работой, но она мне определенно нравится. У нее невероятно много преимуществ. Но также есть моменты, когда она кажется мне реально хреновой, и я задаюсь вопросом, а не лучше ли мне найти настоящую работу? А затем вспоминаю, что эта работа значит для меня. Секс, деньги, знаменитости, секреты, развлечения и, что более важно, все это совершенно без обязательств... всегда. Но никогда я еще не доходила до той точки, когда не была уверена в своей способности выйти из комнаты.

Я больше никогда не хочу попасть в такое затруднительное положение.

Впредь я больше не буду позволять кому-либо снимать себя, помимо моих постоянных клиентов. Я буду защищать себя. Знаю, Кэнди сразу же все поймет, когда я расскажу ей.

Кэнди, дерьмо. Мне нужно поговорить с ней.

Выключив душ, я вылезаю и оборачиваю одно полотенце вокруг себя, а другим обматываю волосы. Отскакиваю от зеркала, как от огня. Мое отражение – последнее, что я хочу видеть прямо сейчас.

Мой телефон в сумочке, и когда я вынимаю его, то вижу три пропущенных вызова и два сообщения. Все от Кэнди. Иногда она может вести себя хуже, чем мамочка-наседка. Я нажимаю на кнопку «перезвонить».

– О, господи, ты заставила меня волноваться, – говорит она вместо приветствия.

– Я дома, со мной все в порядке, – отвечаю я.

Закрывая глаза, задаюсь вопросом, стоит ли мне рассказать о том, что случилось, сейчас, или немного подождать.

Затем она спрашивает:

– Как все прошло? Он хочет стать постоянным клиентом?

Ненавижу то, что ее голос полон надежды. Я бы даже сказала, радости. И именно поэтому мне так сложно ответить на ее вопрос:

– Я не могу с ним больше видеться. Ни одна из девочек не может.

Безмолвие, повисшее между нами, длится секунд тридцать, которые кажутся мне вечностью из-за моих расшатанных этой ситуацией нервов. Не хочу говорить вслух о том, что случилось, но нет смысла что-либо скрывать.

– Что случилось?

– Он... Он... м...

– Бренна, ради бога, ты должна рассказать мне, что случилось. Ты в порядке?

– Все отлично, – быстро рассеиваю ее беспокойства. Но только для того, чтобы добавить новые. – Он был груб со мной. Слишком груб. Я собираюсь взять отгул на какое-то время, и ты должна отменить все встречи с моими клиентами на две недели. После этого, думаю, я буду спать только с моими постоянными клиентами, а для остальных могу предоставить только услуги спутницы, – мои глаза все еще закрыты. Я кусаю свою губу, боясь того, как она может отреагировать.

Когда женщина начинает говорить, я могу поклясться, что обилие эмоций буквально душит ее:

– Детка, тебе нужно посетить врача? Может, стоит провериться? Что он сделал? Мне прийти к тебе?

– Я в порядке, все прекрасно, Кэнди, – я не хочу, чтобы она примчалась сюда и из-за этого разрушила свой бизнес. Я большая девочка и я вполне могу себя защитить. Это доказано последним десятилетием моей жизни. – Серьезно. Вычеркни его, как клиента, и я буду работать. Спасибо, что думаешь обо мне.

Следует еще одна пауза, после которой она говорит:

– Как скажешь. Я доверяю тебе, Брен. Я люблю тебя, как родную дочь, ты же знаешь.

– Знаю и очень тебе благодарна.

– Хорошо, милая. Я напишу тебе завтра, – задор в ее голосе исчезает.

И из-за этого я даже начинаю ощущать себя виноватой. Как будто это моя вина. Но потом стараюсь не думать об этом.

– Хорошей ночи, – мы завершаем разговор, и тогда я возвращаюсь к «Грей Гус», беря бутылку и направляясь в спальню.

Прошло три дня с того инцидента. Уже три дня как я зализываю свои раны, а мой глаз выглядит еще ужаснее, чем был до этого. А шея и того хуже. Все синяки окрасились в отвратительный зелено-желтый цвет с фиолетово-синими оттенками. Я бы не покинула дом по другой причине, но у меня заканчивается спиртное.

Надев легинсы и свободный топик, я оборачиваю вокруг шеи шарф, пытаясь сделать эту конструкцию настолько модной, насколько способна, а затем накладываю на лицо тонну макияжа, распускаю волосы, несмотря на влажную погоду, и завершаю весь образ солнечными очками оверсайз[19]. Кажется, мне удалось прикрыть все, кроме царапины на руке и небольшой ссадины на губах. Пытаюсь придать им немного блеска, но это делает ссадину еще более заметной, так что я стираю всю помаду.

Положив ключи в сумочку, я открываю дверь, надеясь не наскочить на Эверета.