Теперь что касается Мэри Элизабет.

Рэнд, я всегда любил твою мать. Я признаю свою вину за ее несчастливую жизнь и ранний уход. Но пока ты сам не испытаешь на себе женскую любовь такой силы, не сможешь понять меня. В беде такая любовь способна творить чудеса, но в заурядной благополучной жизни она угнетает, Не позволяет мужчине дышать. Я бежал от этого и убивал своим небрежением твою маму.

Если мой план сработает и вы с Тарой будете вместе, постарайся не допустить моих ошибок в своей семейной жизни.

И о «КПК».

Рэнд, я убежден, что ты проявишь себя как отличный руководитель, который, имея собственный опыт, не позволит распространиться в компании политики кумовства. Это сложно, но, думаю, за истекший год ты понял, насколько это вредит общему делу.

И, заканчивая, должен сделать самое важное признание, чего никогда не делал в нашем устном общении, да ты и не поверил, бы мне.

Я люблю тебя, сын. Я горжусь тем, каким ты стал, подчас вопреки мне.

Твой отец,

Эверетт Кинкейд.

Рэнд еще некоторое время теребил в руках письмо. Тара старалась не вмешиваться в его переживания, видя, насколько сильно подействовало на него отцовское послание. Потом он поднял на супругу лукавые глаза и спросил:

— Ну, теперь, когда нас официально освободили от этой годовой повинности, не отправиться ли нам на медовый месяц на Гавайи или в Полинезию?

— Ты же ненавидишь круизы!

— Я с этим справлюсь, любимая.

— Вместе мы справимся со всем, — подтвердила Тара Кинкейд.