А предположим, эти двое слабоумных макаронников, обезумев от жадности, нашпигуют жемчуг наркотиками и потащат его в Италию да попадутся… куда приведут следы? Правильно – к Кармине Гануччи! Да еще повесят на него всех собак: дескать, кто несет ответственность за всю сделку? Он! Конечно он! Ведь если бы не его пятьдесят тысяч, она вообще бы не состоялась.

И он таким вот образом превратится в главаря международного синдиката, промышляющею контрабандой наркотиков! Замечательная перспектива, ничего не скажешь! Всю жизнь мечтал, мрачно хмыкнул он. А кстати, не будет ли грехом переплавлять образки с изображением Пречистой Девы Марии?

Да, вся эта затея дурно пахла.

– Кармине? – позвала Стелла.

– Что?

– Ты спишь?

– Нет.

– Тогда что ты делаешь?

– Думаю.

– Думаешь? – удивилась Стелла.

– Да. Утром надо будет послать еще одну телеграмму. Господи, – вздохнул он, – мне это обойдется Бог знает во сколько!

– А что за телеграмма? – спросила Стелла.

– Моим поверенным. Надо дать им знать, чтобы не суетились.

– Не суетились насчет чего? – удивилась Стелла.

– Насчет всего, – буркнул Гануччи. – Ах да, надо еще будет связаться с агентом по путешествиям.

– Зачем?

– Потому что меня уже тошнит от этого места. Потому что я хочу вернуться наконец домой и напечатать пленки, которые я тут отснял!

У Стеллы на мгновение перехватило дыхание и сердце заколотилось как бешеное. Проглотив вставший в горле комок, она тихонько спросила:

– Когда, Кармине?

– Завтра же, – буркнул муж.

Ночь была жаркой и душной.

Изнывая от зноя, на улицах толпились люди. Женщины в платьях без рукавов сидели на нижних ступеньках лестниц, лениво гадая, будет ли дождь. А на углу, у входа в пиццерию, кучка мужчин в рубашках с засученными до локтя рукавами по очереди выбрасывала пальцы, предоставляя судьбе возможность решить, кто станет победителем, а кто – побежденным, кому пить сегодня пиво, а кому – нет.

А дальше вверх по улице, на кухне в квартире Селии Месколаты, Бенни Нэпкинс, которому сегодня во весь рот улыбалась фортуна, молил Бога о том, чтобы Придурку не повезло и он закончил бы свои дни под колесами автобуса. Одна мысль, что он может выиграть у таких асов, как Селия или собравшиеся у нее на кухне мужчины, опьяняла его, как крепкое вино. Даже несмотря на то, что в самую последнюю минуту пришлось искать замену Вилли, который так и не появился (а уже один этот факт сам по себе мог расстроить всю игру, ведь Вилли повсюду знали как весьма искусного, даже тонкого игрока), остальные четверо мужчин и Селия вдобавок представляли собой такую команду, обыграть которую Бенни не смел и мечтать. Все они на покере собаку съели, но не это было главным. Объединяло их искреннее, почти религиозное восхищение и преклонение перед самой природой этой изысканной игры, а также то, что все они в любой момент готовы были рискнуть: выиграть или проиграть любую сумму, причем каждый из них проделал бы это с достоинством и благородством священника, собирающего милостыню для бедных.

Даже Селия, которой и пришла охота собрать у себя всю эту компанию и которая к этому моменту успела уже проиграть ничуть не меньше любого из сидевших за столом игроков, казалось, искренне наслаждалась царившим здесь накалом страстей, возбуждением, с которым выкрикивались ставки, покрасневшими от напряжения лицами мужчин, то и дело наполнявших трясущимися руками свои стаканы. Специальностью Селии всегда был блэк-джек, поэтому не далее как сегодня утром она с присущей ей откровенностью заявила Бенни, что, по ее личному мнению, в покере им ничего не светит. Заранее просчитав все возможные варианты (а это было в ее правилах – заранее просчитывать такие вещи, причем времени на это уходило немало, и это притом, что еще девочкой, когда она училась в школе Джулии Ричмэн, Селия была уверена, что на свете нет ничего противнее алгебры. Впрочем, надо признаться, алгебра ей никогда особенно не давалась), она хорошо знала, что решающие взятки при игре в блэкджек, как правило, у нее, поскольку сдававший вначале принимает ставки от остальных, которым в недалеком будущем предстоит проиграться до нитки, получает оговоренные заранее десять процентов и только потом делает ставку сам, так что уже не столь важно, проиграет ли он или нет. И Селия, произведя кропотливый подсчет, сообразила, что ставки (даже после выплаты итогов при ничьей) будут составлять порядка шести процентов в пользу сдававшего. А это было больше, чем ставки в любом банке. Именно поэтому-то она и предпочитала блэкджек.

В тех редких случаях, когда у нее на кухне собиралась компания для игры в покер, она умудрялась порой выручить и больше, и стороннему наблюдателю могло бы показаться, что играть в покер куда выгоднее, но это только на первый взгляд. Селия давно уже сообразила, что за то время, что длится одна партия в покер, в блэкджек можно сыграть и шесть раз. Нетрудно подсчитать (и Селия это сделала), что шесть раз по шесть процентов составят тридцать шесть, а это ведь больше чем десять, верно?

И Селия пришла к окончательному выводу, что блэкджек ей нравится больше.

Но Бенни Нэпкинсу удалось убедить ее, что на этот раз игра пойдет по-крупному. Что за интерес скидываться по пенни с носа?! К тому же он попросил, чтобы она подыскала еще пятерых, готовых поставить по десять тысяч каждый в старый добрый покер. Селия мгновенно подсчитала в уме, что шесть ставок по десять тысяч составят шестьдесят тысяч, стало быть, ее десять процентов (которые она получала как хозяйка) на этот раз округлятся до весьма и весьма аппетитной суммы в шесть тысяч. И даже если она решится сыграть сама (что, собственно, она и сделала) и при этом потеряет то, что поставила на кон (чего она, разумеется, делать не собиралась), то рискует при этом смехотворно малой суммой – какие-то четыре тысячи (свои-то шесть она получит все равно!). И это притом, что в случае удачи она может отхватить одним махом весь лакомый кусочек целиком. А пятьдесят тысяч – очень лакомый кусочек, думала Селия. К тому же, быстро подсчитала она, это будет двенадцать с половиной процентов в ее пользу… конечно, поменьше чем тридцать шесть, которые она стабильно получала при игре в блэкджек, но зато, само собой, больше чем стандартные десять процентов при обычном покере.

Бенни выигрывал и выигрывал. На часах едва перевалило за десять, а удача так и плыла ему в руки. Ставки были уже сделаны. Еще в самом начале, до того, как сдавать, каждый из игроков положил перед собой аккуратную пачку – десять тысяч долларов. (Само собой, никому и в голову не пришло пересчитывать, сколько в каждой пачке, но у Бенни был наметанный глаз. Украдкой окинув взглядом банкноты, он решил, что все остальные игроки, кроме него, понятно, поставили на кон чуть больше чем десять тысяч, добавив заранее оговоренную сумму – комиссионные Селии.) Неприметно улыбнувшись, он поднял голову как раз в тот момент, когда Рикко Локаре, занявший место так и не явившегося Вилли, взялся за колоду с картами. Прикинув на глаз громоздившуюся перед ним пухлую пачку ассигнаций самого разного достоинства, Бенни довольно прищелкнул языком, решив, что в ней сейчас никак не меньше тридцати тысяч. Соответственно, у других игроков пачечки денег таяли на глазах, как снежные сугробы в лучах апрельского солнца.

Было уже почти без трех минут десять, когда Рикко нагнулся к Селии, уговаривая ее сбросить туза.

«Господь всемогущий, – мысленно взмолился Бенни, надеясь на чудо, – если ты есть на свете, если ты хоть чуть-чуть меня любишь, сделай так, чтобы этот проклятый Придурок сломал себе ногу!»

– Сто на туза! – объявила Селия.

– Принимаю, – кивнул Морри Голдстейн.

– Бенни, ты как?

– И сотню сверху, – лениво промурлыкал Бенни.

– Что там у тебя, дьявольщина, пара валетов в рукаве? – проворчала Селия, бросив недовольный взгляд на стол. Там лежал бубновый валет.

– Так и быть, ставлю три сотни, – ухмыльнулся Бенни.