Пригладив бороду, он решительно направился к домикам мертвых, что-то негромко бормоча. Зарко так и не решился следовать за ним, стоял в отдалении, у рощи. Подойдя ближе, Брячислав вытащил из сумы цветы и медовые лепешки, щедро осыпал ими недавно выстроенные домики-домовины. Постоял, пошептал что-то… Повернулся, пошел назад…
– Славно, славно, Светозар! Сестрица твоя за тебя поручилась.
Стоя у высокой березы, Зарко молча ждал, когда же наконец жрец заговорит о деле. А тот все ходил вокруг да около, то призывал богов, то, приставив ладонь ко лбу, посматривал на небо.
Задул верховой ветер, раскачал верхушки деревьев, погнал по небу облака-тучи, погнал далеко, за леса, за болота, за Ольховую реку. И правильно то! Уходи, уходи, туча, не надобен сейчас дождь, ох как не надобен.
Чуть в стороне, у овражка, дернулись ветки малинника. Зарко насторожился – кто там? Может, тот огромный бурый зверь, который ведает мед? Имя его мальчик опасался произносить не то что вслух, но и в мыслях – а ну как услышит, придет? Опасный, ловкий и проворный зверь, лишь с виду кажущийся ленивым увальнем. Нет, ни к чему подобные встречи. Вот снова дернулись ветки…
– Не смотри, там наши, – подойдя, тихонько засмеялся Брячислав – Я попросил нескольких отроков посторожить, чтоб нам не мешали. Завтра мы – я, старейшина Тарх и еще некоторые – идем в город на озере. Ты и еще пара юношей отправитесь с нами.
Зарко кивнул. Ну, наконец-то!
– Отправитесь для того, чтобы остаться с чужими, – поджав губы, продолжил жрец. – Не на всегда, на время. Их вождь – Рысь, сын Доброя – хоть и нашего племени, а все же все они – чужаки, опасные для всего нашего рода. Впрочем, ты и сам все хорошо знаешь. Рысь, сын Доброя попросил, если возможно, отпустить к ним пожить несколько отроков – поучиться, посмотреть, что к чему. Что ж, мы отправим. И ты, Светозар, сын Заровита, станешь глазами и ушами нашего племени! Будь внимателен, учи чужую речь, все запоминай и постарайся вызнать их слабое место. Раз в три дня – запомни особо – ты будешь ходить молиться нашим богам к старому дубу, что растет в двух десятков полетов стрелы от озерного града. Знаешь его?
– Такой, опаленный молнией?
– Именно, – Брячислав кивнул. – Молитва твоя будет особой. Все, что узнаешь нового, обо всем докладывай Великому дубу. Говори разборчиво, четко… Это хорошо, что чужаки не знают нашей речи. Все запомнил, сын Заровита?
– Все, – сглотнув слюну – от услышанного вдруг пересохло во рту, – прошептал Зарко. – Найти старый дуб и раз в три дня приходить… А чужаки отпустят меня? Или я должен буду покидать их град тайно?
– Отпустят, – с улыбкой отозвался жрец. – Наши юноши не должны забывать своих богов. Знаешь, Зарко, – Брячислав совсем по-свойски обнял паренька за плечи, – я ведь выбрал тебя не только за твой приметливый ум. Ты остался один в своем доме. После, как возвратишься, можешь пожить в моем – жены и дети мои будут тебе рады. Впрочем, – тут жрец подмигнул, – пройдет не так много времени, и ты сможешь выбрать себе жену. Вот тогда и возвратитесь в твой дом. Вместе. А? Есть у тебя на примете какая-нибудь хорошая девушка?
Зарко смутился, не зная, что отвечать.
– Люди говорят, ты посматриваешь на Заринку, дочку старейшины Ведогаста?
Отрок почувствовал, что краснеет.
– Добрая девушка, – одобрительно кивнул жрец. – Хорошая жена из нее выйдет. Ну, сейчас еще рановато, а через год-два можно будет подумать и о сватовстве. Что замолк? Не люба тебе Заринка? Да не журись, отроче! Парень ты не глупый, смелый, удачливый – думаю, старый Ведогаст не будет против такого зятя.
Окончательно смутив Светозара, Брячислав громко расхохотался. Необидно так, по-хорошему…
Когда подошли к деревне, Зарко уже совсем пришел в себя и, осмелев, спросил, кто из отроков пойдет вместе с ним. Брячислав назвал двух – Доброгаста и Венцеслава – парней, чуть помладше годами. Честно говоря, Зарко с ним не очень дружил – Доброгаст был известным ябедой, а Венцеслав – Вентя – подлизой. Так себе напарнички. Впрочем, у старейшины и жреца, как видно, был свой резон.
– Доброгаст с Венцеславом, конечно, не так уж умны, зато исполняют беспрекословно все, что ни скажешь, – на ходу пояснил Брячислав. – Тем более и возраст у них подходящий. Младше – еще слишком глупы, старшие и здесь нужны, особенно после всего случившегося. Сам знаешь, страда – работы много.
Зарко кивнул с понятием. Уж ему ли не знать!
Расставшись с Брячиславом, побежал на поле, к своим – те уже давно работали: жали серпами ячмень. Лишь один Светозар думал было в обед сбегать накоротке к сестрице – да так и застрял, не управился, как рассчитывал, быстро – помешал жрец.
Ячменное поле расстилалось недалеко от деревни, с трех сторон окруженное лесом. Опасное было местечко – не раз и не два забредал сюда хитрый и сильный зверь – «ведающий мед». Мед-то медом, но и ячменем не брезговал, даже вот таким, как сейчас, зеленым. Погоды в здешних местах стояли стылые, да и лето было коротким – потому и не успевали ждать, покуда все вызреет, жали в прозелень, потом – уже сжатый – расстилали на земле, чтоб дозрел. Ежели дождь или град – можно быстро убрать, а затем опять расстелить, дождавшись солнышка. Честно говоря, непоспевший ячмень и жать-то куда как приятнее – ни солома, ни колосья не ломятся, не спадают. Зарко такая работа нравилась, как и другим. Ну, конечно, не сенокос, не так весело, да и никто особо на тебя не смотрит, однако переговариваться, перекличку-веселуху устроить можно, а то и песню запеть. Не из девичьих, грустных, а из тех, что повеселее. Во-он и посейчас пели, далеко слыхать:
Подбежав к полю, Зарко порыскал глазами в кустах – ага, вот он, серп, лежит там, где оставлен. Дядька Гремислав – он сегодня был на жнивье старшим – покосился на отрока, однако же ничего не сказал, видать, предупрежден был.
– Куда ходил? – Едва успел Светозар опустить серп, как уж с соседней полосы зыркнул на него дружок, Горшеня. Смешной, круглоголовый, востроглазенький, в соломенного цвете волосах солома же и запуталась. Усмехнулся Зарко:
– Ты что тут, в скирдах, спал, что ли?
– Не спал, а… – Горшеня опасливо оглянулся. – А за девками Ведогастовыми смотрел – как те купались!
– Ах ты ж востроглаз болотный! И чего там увидел?
– Да уж увидел, не сомневайся, – Горшеня свистнул с деланной гордостью, мол, и мы тоже не лыком шиты. После спросил промежду прочим: – Говорят, ты с Брячиславом о чем-то толковал?
Светозар встрепенулся:
– Кто говорит?
– Да все… Видали, как вы от рощицы шли. Ну, не хочешь, не рассказывай, больно надо!
Горшеня нагнулся к борозде, заработал серпом. Заходили под рубахой лопатки. Друг. Пожалуй, теперь, единственный, ведь Витень с Настаем сейчас там же, где и Невда. Невдушка, сестрица, – а ведь и впрямь, заступница, эвон, дождя-то таки не было! Разметал верховой ветер облака-тучи, унес в дальнюю сторонушку.
Горшеня иногда оглядывался, косился обиженно золотисто-карими своими глазами, мол, вот так, друг, называется, копит в себе какие-то тайны… Которые, в общем-то, и никакие не тайны вовсе. Уж о том, что в Озерном граде отроков оставят, уже, пожалуй, вся деревня знает. Ну, не знает, так узнает. Как такое дело скроешь?
Зарко оглянулся на старшого – тот маячил на другом конце поля, орал на какого-то нерадивца.
– Эй, Горшеня! – позвал он. – Горшеня!
– Да чего тебе? Отстань, не мешай работать.
– Как знаешь, – Зарко нарочно замахал серпом с такой силой, словно задумал закончить жатву уже сегодня к вечеру. – А я, между прочим, скоро в чужом граде буду!