Караванбаши шевельнул камчой, которая, как всегда, висела на руке:

– Сам же запретил.

– Я?

– А кто говорил много раз: зеленые растения трогать нельзя. Ни ломать, ни рубить. Только те, что засохли. Вот мы и слушаемся, – произнес Ахметхан то ли в шутку, то ли всерьез.

Атагельды хотел пояснить, что речь шла только об одном растении – самом старом, патриархе, возросшем в центре оазиса, но вместо этого сказал:

– Так ведь ходить трудно.

Ахметхан усмехнулся:

– Зато тени много.

…Нужно ли говорить о том, что общее удивление вызвала как находка изгнанников, так и материал, из которого были сделаны орудия кузнечного труда.

Аульчане разглядывали предметы, вертели их, а кто-то даже попытался попробовать на зуб. Но постепенно происшествие забылось, и жизнь вошла в привычную колею.

Работы, о которой Курбан прежде мечтал, теперь хватало, и даже с избытком.

Обычно уже с утра во дворе кузнеца выстраивалась небольшая очередь. Тому – вьючную скотину подковать, подкову поправить, этому косу заточить… Да мало ли дел?

Ежели требовался материал, Курбан брал его от глыбы, валяющейся в углу кузницы. Отбивал кусок и пускал в дело. Вещество хорошо плавилось и еще лучше поддавалось закалке.

– Если придется уходить отсюда – все брошу, а глыбу заберу, – сказал однажды Курбан внуку. – Это не материал – золотое дно.

(Мог ли тогда старый кузнец подозревать, как близки его слова к истине?)

Однажды дехканин из соседнего дома попросил сделать для него кетмень. Курбан отбил от глыбы кусок материала и вдруг заметил в нем какое-то вкрапление червонно-желтого цвета. Инородное тело было размером с грецкий орех. Что бы это могло быть? Медь? Бронза? Или…

Кузнец неплохо разбирался в металлах. Он отнес отбитый кусок в кузницу и занялся его исследованием. Через короткое время сомнения исчезли: это было золото высокой пробы.

Старика захлестнули противоречивые чувства. Никогда еще не держал он в руках такого богатства: на это золото можно было бы, пожалуй, купить весь кишлак.

Он подошел к двери, осторожно приоткрыл ее. Двор был пуст. Не было даже Атагельды – он ускакал куда-то вместе с Анартаем, они в последнее время подружились.

Сердце Курбана забилось – кажется, он впервые почувствовал его с тех пор, как поселился в оазисе. Спрятать золото? Но куда? В доме ничего не запирается, и потом, здесь всегда бывает много народу. А найдут – этот поблескивающий обломок может стать причиной множества смут и раздоров, а то, чего доброго, и убийств.

Выбросить? Опять-таки жалко. Да и глупо. И куда?

От беспокойных мыслей старика прошиб пот. Он входил и выходил из кузницы, заглядывал в дом, метался по подворью. Наконец надумал. Завернул обломок в тряпицу, бросил на дно холщовой сумки и, независимой походкой выйдя со двора, направился в сторону оазиса. Шел сквозь молодые заросли растений, и от сердца отлегло: кто его здесь увидит?

Но на выходе из кишлака повстречался старик – владелец скакуна.

– Куда путь держишь, Курбан? – спросил он приветливо.

Кузнец остановился:

– В оазис. Хочу сухих стеблей набрать.

– Разве мало тебе их здесь, на улице?

– Эти тонкие, не дают никакого жара. Мне для горна нужны потолще, – пояснил Курбан.

– Послушай, – оживился старик. – Подожди меня здесь, я приведу коня, и мы навьючим его.

Кузнецу насилу удалось отвязаться от непрошенных услуг доброго приятеля. С изрядно подпорченным настроением забрался он туда, где заросли погуще, и зарыл поглубже золотой обломок. Затем сровнял почву, насыпал сверху листьев и в качестве ориентира воткнул сверху кусок засохшего растения, которое раздваивалось на манер бараньих рогов. Вдали возвышался центральный ствол – Курбан подумал, что это дополнительная примета. Что ж, настанет нужда – он достанет самородок. Здесь, по крайней мере, он будет в целости и сохранности.

Дома уже дожидался Атагельды.

– Где был? – спросил он деда. Тот указал на охапку.

– Время свое не жалеешь, – заметил внук. – И себя тоже. Сказал бы – мы б с Анартаем принесли тебе самые отборные стебли!..

– Отколи от глыбы кусочек, – сказал Курбан. – Заказ есть.

– Сегодня на что?

– Кетмень будем делать.

Потом, когда они отдыхали, сидя рядом на глинобитной завалинке, Атагельды сказал:

– Дед, сажей вымазался.

– Где сажа?

– На бороде.

Курбан провел по бороде рукой, но она осталась чистой.

– Выдумываешь, – сказал он.

– Не выдумываю. Посмотри сам.

Старик скосил глаза. И впрямь, борода вроде почернела. Во всяком случае, седины в ней поубавилось.

– Въедливая сажа, – заметил кузнец. – Вечером приготовлю мытье с золой.

…Но это была не сажа.

«…Работа успешно идет. Фронт растений продвигается по пустыне. Со временем они вместе с искусственными облаками должны изменить местный климат».

«С молодой особью налажена стабильная биосвязь, которая становится двусторонней».

«Насторожила вспышка агрессивности, которую проявила популяция по отношению к двум особям. В результате две последние, по показаниям датчиков, были изгнаны в заросли.

Пришлось синтезировать – на молекулярном уровне – соединение, подавляющее воинственные инстинкты, и добавить его к колодезной воде. Результаты оказались хорошими. Убедиться в этом, однако, я сумел только много времени спустя, потому что обе особи ни за что не хотели возвращаться в поселение, к остальным, видимо опасаясь повторения инцидента.

Впрочем, я не настаивал на немедленном возвращении, воздействуя на мозг молодой особи: опыт научил меня в подобных случаях не форсировать события. Тем более мне еще нужно было, чтобы они отыскали примитивные орудия труда, синтезированные мной.

Эта операция прошла успешно. Мне быстро удалось их вывести на нужное место.

Попутно отмечу любопытное явление. Они оба каким-то образом ощущали зарытые предметы, хотя те находились под слоем почвы. Я слышал их реплики о «каких-то твердых плоскостях и острых углах». Это говорит о большом внутреннем потенциале двуногих: их органы чувств могут еще развиваться и совершенствоваться. Но этим займусь позже, когда будет время.

«Орудия, форму которых я узнал у Атагельды, получились удачно. Остался еще материал в виде глыбы, которую я решил прибавить к инструментам, также с помощью корней вытолкнув поближе к поверхности.

К глыбе в последний момент решил присоединить металл в виде небольших кружочков, содержавшихся в узкогорлом глиняном сосуде, зарытом неподалеку от колодца. Металл этот, правда, был довольно мягок, но его имелось немного, и потому, думаю, качеству материала не повредит. Между прочим, имелись в сосуде и минералы с довольно любопытной пространственной структурой кристаллической решетки. Я оставил их в сосуде, чтобы после исследовать».

«Могу с удовлетворением отметить: несмотря на то, что прошло уже много месяцев, ни один из двуногих, даже самого преклонного возраста, не умер. Это говорит о том, что я правильно разгадал их биологическую природу – пока, насколько мне известно, единственную во Вселенной – и в своих опытах нахожусь на верном пути.

Путь этот неблизок, но он ведет к великой цели, имя которой – бессмертие».

«Между тем занятости прибавляется с каждым днем, и растительные компьютеры работают с полной нагрузкой. Где они, те блаженные времена, когда я, Зерен, один из тысяч и тысяч, дремал в анабиозе!..

Это ведь только беспечному и невежественному аборигену кажется, что растения растут сами по себе, лезут из песка как попало.

Ростом каждого я управляю, и каждый росток подчиняется мне. По сути дела, вся растительность, весь гигантский оазис, все, что выросло в кишлаке и вокруг него, – это единый куст, выращенный мной. И жизненная сила, которой питается каждый стебель, каждый лист, исходит от меня, генерируется мной».

«Беспокоят меня облака.

Я задумал вызвать их, чтобы люди получали влагу и с неба, в виде дождя. Конденсировал, сгущал над оазисом тучи с помощью ионизационных лучей, создавая центры для капель. Но здесь меня постигла серьезная неудача: видимо, слишком большую энергию передал я наверх. Круговое облако приобрело вращательный импульс и уплыло в неизвестном направлении, хотя по замыслу оно должно было постоянно висеть над оазисом, периодически снабжая его дождем.