Вашего святейшества нижайший послушник Михаил, архиепископ Иркутский.

4 августа 1828 года, Иркутск".

Нельзя не заметить, что архиепископ Михаил пытается спасти "честь мундира", изображая Аполлоса бедной жертвой грозного "государственного преступника". Но пропущенная без вопросов через обычную цепочку: гражданский губернатор Восточной Сибири - Синод - весть "о побитии игумена Аполлоса" в последнем и главном звене дает, что называется, осечку. Разумеется, не из сострадания к несчастному больному или "прибитому" игумену. Сей больной - государственный преступник особого рода, он из "друзей" монарха по 14 декабря. Что стоит за этим побитием? Что, если это не факт болезни, а акт политический?

Назначается следствие. В одном из архивных дел указывается, что это следствие (к сожалению, не указано, когда и кем оно велось) обвинило настоятеля Аполлоса "во взаимной драке с государственным преступником Бобрищевым-Пушкиным", а также ещё в одном неблаговидном деянии: все время пребывания в монастыре Николай Сергеевич питался вместе с братией, но его деньги - казенное пособие в 57 рублей 14 2/7 копейки серебром - игумен присваивал себе, и на следствии братия обвинила его в том, что он держит нахлебников на "братственном коште".

Для Аполлоса следствие закончилось далеко не так плачевно, как могло бы: поначалу епархиальное начальство - в 1829 году - на основании духовных и светских законов признало его подлежащим лишению священства и изгнанию из монастыря с отсылкою в светское ведомство на его рассмотрение. Но из уважения к его прежнему "беспорочному долговременному" служению и старости низвело в иеромонахи и оставило в числе братства Троицкого монастыря.

Нам же архивный этот документ ценен установлением точного срока пребывания Н.С. Пушкина в Туруханском Троицком монастыре, так как в рапортах он указан неверно. Бедная же, голодная монастырская братия, вынужденная по воле Аполлоса делить с Николаем Сергеевичем и без того скудную трапезу, высчитала прожитое им время до дня: 5 месяцев и 5 дней - с 4 февраля по 10 июля 1828 года.

В Енисейский Спасский монастырь Н.С. Пушкин отправился 10 июля 1828 года, о чем, читая сообщения енисейского гражданского губернатора июля и августа 1828 года, в Петербурге ещё не знали. Это разъяснилось только после сентябрьского донесения иркутского архиепископа Михаила.

...Светом и добром осветилась жизнь Николая Сергеевича в Спасском монастыре. Спокойствие, мир, доброжелательство и милосердная трогательная забота окружали теперь его. Видимо, никто не ограничивал его передвижения внутри и вне монастыря, никто не настаивал на строгом соблюдении монастырского режима жизни и культовых отправлений.

Настоятелем Спасского монастыря с 1823 года был архимандрит Ксенофонт. Основан этот монастырь - один из старейших в Сибири - примерно в 1642 году. Он считался третьеклассным. Но видимо, хорошим хозяином был игумен Ксенофонт, так как и монастырские постройки были в порядке, поля и скот ухоженные, и братия сытая, в вере ревностная. Было в то время архимандриту 45-46 лет, и для Николая Бобрищева-Пушкина олицетворял он свет и добро. Даже в закованных в строгий регламент фразах донесений игумена в Синод сквозит его сострадание и участие к больному, измученному государственному преступнику. Мало того, политический образ мыслей своего подопечного архимандрит Ксенофонт скрывает и говорит лишь о психическом расстройстве, объясняя им все поступки Николая Сергеевича. И этим предотвращает как возможные осложнения ситуации, так и возможное наказание Н.С. Пушкина. И это при том, что для монастыря пребывание там Николая Сергеевича было серьезной обузой во всех отношениях - и для игумена, и для братии - на протяжении трех с лишним лет.

О Ксенофонте известно совсем немного.

Он - выпускник Тобольской семинарии, которая дала ему достаточно широкое образование. Местные преосвященные хвалили его познания в латинском языке, философских и богословских науках и характеризовали так: "Способностей отличных, поведения похвального, прилежания неусыпного". Жаль, что и до сих пор ни в одной из официальных бумаг не полагается писать о том, какое сердце у человека, посвящающего свою жизнь служению - Богу, людям, делу. Способно ли оно, сердце, сопереживать и чувствовать боль ближнего, способно ли стать опорой в чужой беде, способно ли отогреть застылые на холодных жизненных ветрах сердца человеческие, как бы много их ни было?

Большое сердце было у игумена Спасского монастыря Ксенофонта. Облегчилась и участь Н.С. Пушкина, передохнул он перед новыми испытаниями в Краснояр-ском доме скорби.

"Николаю I - граф Чернышев:

Сосланный по приговору Верховного уголовного суда в упраздненный город Туруханск государственный преступник Бобрищев-Пушкин по изъявленному им желанию поступить в монастырь с высочайшего разрешения помещен был в Троицкий монастырь, но так как он, Бобрищев-Пушкин, по временам подвержен бывает сумасшествию, то по неимению в означенном Троицком монастыре удобного для него помещения по высочайшему повелению переведен был в Енисейский Спасский монастырь. Когда же в феврале сего года он впал снова в сумасшествие, то и помещен до выздоровления в тамошнюю городскую больницу.

Ныне получено от Енисейского гражданского губернатора донесение от 27 марта, что находящийся в Енисейской городской больнице преступник Бобрищев-Пушкин по наблюдению лекаря оказался в полном рассудке и возвращен в монастырь, причем Бобрищев-Пушкин объявил, что он давно уже желает проситься из монастыря, ибо дознал опытом, что соблюсти все правила монастырской жизни есть выше душевных его сил.

Всеподданнейше донося о сем вашему императорскому величеству, осмеливаюсь испрашивать высочайшего разрешения, не благоугодно ли будет повелеть означенного преступника Бобрищева-Пушкина, освободя из монастыря, оставить на поселение близ Енисейска, дабы он в случае оказавшихся в нем вновь припадков сумасшествия мог быть тотчас отправлен по-прежнему в Енисейскую городовую больницу.

Генерал-адъютант граф Чернышев.

11 мая 1829-го".

Сверху запись:

"Собственною Его величества рукою написано карандашом:

"Оставить в монастыре".

Варшава, 13 июля 1829 г.

Генерал-адъютант Адлерберг".

Менее года спустя Синод получает такой "Михаила - архиепископа Иркутского репорт":

"Сего мая 18 дня Енисейского Спасского монастыря настоятель архимандрит Ксенофонт репортом донес мне, что находящийся в оном монастыре государственный преступник Бобрищев-Пушкин живет, как и прежде жил, честно и тихомирно, только ревность его к хождению в церковь совершенно почти в нем погасла, так что и во всю неделю Св. Пасхи приходил в оную не более четырех раз, а ныне и совсем не ходит, а занимается днем и ночью единственно писанием чего-то, как сам говорит, самонужнейшего к государю императору.

Между тем просит убедительно уволить его из монастыря, говоря, что просился он в монастырь на временное только богомолье, по причине тогдашнего расстройства его в душевных и телесных своих способностях, а чтобы быть в монастыре навсегда, того он никогда и в мысли не имел, и что тогда, когда выходит за монастырь, он чувствует в душе своей большее утешение, нежели пребывая внутри оного.

29 мая 1829 года, Иркутск".

Последующие рапорты - по установленной государем цепочке и им же внимательно читаемые, когда они на последнем своем этапе оказываются в III отделении Собственной Его Величества канцелярии, - мало отличаются от этого "репорта".

Так проходит весь 1829-й, 1830-й, пять месяцев 1831 года. И снова из ряда тоскливой и безнадежной повседневности выводящий поступок больного Николая Сергеевича. Снова приводится в ускоренное движение чиновничья машина, снова снуют в присутствиях разного ранга бумаги с грифом "секретно" и многажды повторяемым именем "Государственный преступник Николай Бобрищев-Пушкин".

Енисейский гражданский губернатор - графу Бенкендорфу

"Находящийся в Енисейском Спасском монастыре государственный преступник Бобрищев-Пушкин с самого поступления его в Енисейскую губернию подвергался по временам сумасшествию и наконец совершенно потерял рассудок.