Короче, я был уверен в себе с головы до ног. И войдя в коридор, рассчитывал по меньшей мере на продолжительные овации. Вместо этого в глаза ударил мощнейший прожектор, в луче которого ко мне шла совершенно обнаженная девица.

- Бедрами качай!- послышался голос из-за прожектора, и я узнал бас режиссера Худокормова.

Девица приблизилась, и я разобрал на ней некоторые намеки на одежду что-то обтягивающее и такое короткое, что блузка казалась шарфиком, а юбка поясом. Так мощный талант Худокормова рисовал ему образ Завгородней.

Съемки сериала докатились до фазы павильонных, и все мы узнали на своей шкуре, что такое кино. Все, включая Спозаранника, старались как можно реже появляться на работе, поскольку заниматься делом в присутствии съемочной группы было решительно невозможно.

- Стоп, нормально!- прогудел Худокормов.- Ася, еще чуть-чуть блядовитей! Посторонних прошу из кадра, будем снимать!

Красавица-модель Ася Барчик, играющая Прибрежную - альтер-эго Завгородней, тут же ущипнула меня за задницу, когда я попытался проскользнуть в щель между стеной и ее охренительным бюстом, но я отнес этот жест к ее вживанию в образ и протиснулся в арьергард съемочной группы. Переступая через бесконечные провода и спотыкаясь о рельсы, я направился к родному отделу.

У дверей его возмущенно размахивал руками Вася Клушин, игравший меня (о Боже, меня!). Чтобы не мешать съемкам, он возмущенно шипел прямо в ухо художницы по костюмам:

- Почему я должен носить эти отвратительные тряпки? Неужели драные джинсы и это подобие пиджака будут нормально смотреться на экране?

- Потому что твой прототип Кононов так и ходит!- невозмутимо парировала художница Люся. Она-то как никто другой имела возможность изучить мой туалет - после знакомства съемочной группы с прототипами, плавно перешедшего в такую пьянку, что съемки пришлось отложить на пару дней, Люся проснулась в моей берлоге...

Однако я счел нужным обидеться и демонстративно кашлянул. Чтобы меня узнать, киношникам понадобилось пару минут. Но никакого смущения не было и в помине - Люся цокнула языком и подмигнула, а Клушин с еще большим жаром забубнил:

- Ну что я говорил! Нормально одевается парень, а ты!..

- Да уж, заночевал у друга в Доме колхозника, не успел переодеться,сказал я, чтобы что-то сказать, и зашел в настежь открытую дверь кабинета.

Никакого фурора своим прикидом я не произвел, поскольку кроме Спозаранника в кабинете никого не было. Он же посмотрел на меня недовольно и заявил:

- Когда женщина говорит, что ей нечего надеть,- это значит, что у нее нет ничего нового. А когда то же самое говорит мужчина - это значит, что у него нет ничего чистого. В курсе насчет Козлова?

Я кивнул.

- Начали!- заорал Худокормов в коридоре, и кто-то с грохотом закрыл дверь в наш кабинет.

Спозаранник втянул голову в плечи и сжал губы, чтобы не сказать чего-нибудь нецензурного. После паузы он продолжил:

- Раз в курсе - за дело! Репортеры сейчас забивают в ленту всю свежую информацию. Возьми у них все, что есть, и позвони Зудинцеву - он на месте преступления.

- Где?- по понятным причинам я старался говорить как можно меньше и короче.

- На мес-те прес-туп-ле-ни-я,- раздельно проговорил Глеб, глядя на меня, как на душевнобольного.

- Географически...- уточнил я.

- А... На Петровской набережной. У самой "Авроры".

- Во как...- трудно было представить, что Козлова завалили в самом центре города, средь бела дня, да еще в месте, где постоянно толкутся туристы и практически "дежурят" продавцы сувениров. Ну да ладно, по крайней мере свидетелей у Михалыча будет хоть отбавляй.

- Пошел...- сказал я и направился к дверям.

Попытка открыть их не увенчалась успехом - кто-то из киношников держал ее с той стороны. Видимо, в этот самый момент мимо дверей проезжала операторская тележка. Оставаться в опасной близости со Спозаранником мне не хотелось, и я изо всех сил дернул дверь на себя. Никакого эффекта!

- В другую сторону!- сказал Спозаранник. И в ответ на мой недоуменный взгляд, добавил: - Киношники перевесили. Им надо, чтобы она открывалась в коридор. Так что толкай.

Налицо был редкий случай, когда я разделял раздражение своего шефа и подумал, что пора уходить. Уходить из Агентства, совсем. И эта мысль так меня поразила, что я налетел на Обнорского, даже не заметив его хищной улыбки.

- Два по двести, мускатный орех, "Антиполицай",- сказал он, придержав меня за рукав и принюхавшись.

- У меня отгул,- с достоинством ответил я.

- Был,- злорадно усмехнулся Обнорский.- Пойдем-ка ко мне.

И он потянул меня через полосу препятствий, раскинутую киношниками в нашем коридоре.

В кабинете Обнорского нервно курил Илья Шилькин - главный режиссер питерского НТВ. В Агентстве его недолюбливали - он писал сценарий к этому окаянному телесериалу. И не то чтобы сценарий нам не понравился, просто ему пришлось переделывать все наши новеллы, и в нас играло оскорбленное авторское самолюбие. Обнорский, руководивший сценарными разработками, огрызался на наши язвительные замечания так: вы же сами писали из-под палки, левой ногой! Это же не только для сценария - для газеты в туалете не подходит!

Но несмотря на то, что это была чистая правда, всем было обидно. Особенно Агеевой, которая по-настоящему увлеклась этой писаниной и даже, тайком от Обнорского, писала новеллы и за других. Например, за меня.

Из корпоративной солидарности я едва кивнул Шилькину, чего он не заметил, поскольку был явно не в себе. Обнорский показал мне на стул, а сам растянулся на диванчике.

- А скажи мне, друг Илюша,- с сарказмом сказал он, продолжая какой-то разговор,- прав ли я был, когда говорил, что все телевизионщики конченные мудаки и что...

- Знаешь что, Обнорский...- вскинулся Илья.

- Спокойно, шучу я.- Обнорский сладко потянулся и подмигнул мне.Слыхал, чего на НТВ стряслось?

- Скорее, видал,- кивнул я.

- Давай, Илья, рассказывай все сначала, только подробно.

Шилькин нервно почесал бородку и кашлянул.

- Ребята снимали обыкновенные видовые планы на "перебивки"...

- На пере... что?- не понял Обнорский.