- MAPHIS, что это?

- Следите заявление для прессы, господин премьер-министр? - Журналист перегнулся вперед, едва не падая через полицейский кордон, и тянул к Бейли микрофон.

- Скорее, сэр.- Шедший рядом мягко повлек его к лимузину.- Вас ждут в парламенте.

- Будет ли официально объявлена война? - крикнул другой репортер.

- MAPHIS,- сказал Бейли,- что бы это ни было, я этого не желаю. Немедленно верни меня в номер отеля.

Шедший рядом адъютант изумленно уставился на него.

- Сэр, вас ждут в парламенте.

Полицейские под напором журналистов сдавали позиции. Бейли вспомнил бетонную площадь. Опыт показывал, что он в качестве инфоморфа может испытывать боль. Втянув голову в плечи, он промчался сквозь толпу и нырнул на заднее сиденье лимузина.

Адъютант присоединился к нему, хлопнул дверцей, и машина, пронесшись по Даунинг-стрит, свернула направо к Уайтхоллу. Резкая смена обстановки, ошеломленно подумал Бейли. Внезапный тяжеловесный шок. И, хуже того, шок узнавания. Его швырнули в какой-то заранее разработанный сценарий.

- MAPHIS, забери же меня отсюда!

Адъютант встревоженно взглянул на него.

- Сэр?

Бейли взглянул на него. Адъютант был одет в старомодный костюм-тройку и котелок, рядом на сиденьи лежал толстый кожаный портфель. А за окном проносились улицы Лондона, но все выглядело очень уж по-старинному. Ни одного нового здания. Даже машина, в которой он ехал, тоже оказалась старинной. Панели красного дерева, сиденья из коричневой дубленой кожи, верх из бежевого фетра. Задние сиденье отделял от шофера стеклянный барьер. А впереди показалось тем временем здание парламента.

- Ваша речь, сэр.- Адъютант в котелке подал Бейли несколько машинописных страниц.

Бейли взял их. Сверху стояла дата: 3 сентября 1939. Значит, его забросили к началу Второй Мировой войны. Стало быть, кто же тогда он? Черчилль? Но Черчилль пришел к власти позже. Налицо были и другие неточности: слишком оживленное движение, софиты, ослепившие его несколько минут назад... Тот, кто программировал симулятор, явно был не в ладах с историей.

Бейли вовсе не улыбалось оставаться в этой второсортной пьесе еще пять лет, переигрывая заново затяжную, мрачную, неприглядную войну в умирающей с голоду стране. Что же это? У него нет выбора, раз нет связи с MAPHISом?

Лимузин остановился перед светофором у Парламент-Сквер. Повинуясь внезапному импульсу, Бейли распахнул дверцу, выпрыгнул на тротуар и побежал.

Сзади раздались удивленные возгласы, но он не обращал внимания. Свернув за угол, он помчался по узкой боковой улочке, мимо старинных, в саже и копоти, домов. Он снова свернул за угол и... налетел на невидимую преграду.

Не было ни боли, ни толчка - просто его как бы мигом заморозило. Он попробовал пробиться вперед, но мускулы сковал паралич, а улица выглядела, точно фотография. Стояла гробовая тишина. Ни звука, ни движения.

Он хотел было что-то сказать, но обнаружил, что не может.

Ему стало страшно. Ясно одно, либо отказало оборудование, либо произошел сбой в программе. Сознание его все еще жило, но обширная, сложная программа, симулировавшая поступавшие ощущения, зависла. Да, зависла; в худшем случае все вокруг наверняка потемнело бы. Система работала словно по замкнутому кольцу. Он чувствовал воздух в легких ждавших выдоха, вес тела, перенесенный на одну ногу, в то время как другая повисла в воздухе. Может быть, сбой вызван им самим. Ведь он сделал нечто неожиданное: Выскочил и побежал в тот район, данных которого у MAPHISа могло не быть. Хотя в сценарии с самого начала что-то пошло вкось: он же посылал команды системе, а та не отзывалась.

Он попытался пошевелиться, но не смог даже моргнуть. Он застыл на тротуаре, глядя прямо вперед; пара пешеходов недвижно замерла примерно в квартале от него; посреди улицы застопорились машины с тающими дымками позади.

Затем элементы декорации один за другим начали пропадать. Пропали пешеходы, исчезли машины.

Неужели я буду следующим, в ужасе подумал Бейли. Ему вдруг очень захотелось жить, пусть жизнь - просто симуляция...

Белая полоса посреди мостовой начала рассасываться, точно дорога впитывала ее в себя. Внезапно исчезли щели между камнями, которыми вымощен был тротуар. Все вокруг лишилось деталей: пропали отражения в стеклах витрин, облака в небе, дорожные знаки, промежутки меж кирпичами в стене здания напротив. Изображение до абстрактности упростилось: черная улица, серый тротуар, грязно-рыжие фасады домов, окна в белых рамах.

Затем исчезли и окна. Теперь Бейли окружала абстрактнопримитивистская картина: полдюжины больших кубов однообразно-ровного цвета.

Пропал и тротуар, оставив под ногами лишь темно-серую бездну. Здания пропадали одно за другим, оставляя за собой лишь гладкую серую равнину до самого горизонта. Начала исчезать и дорога.

И, наконец, небо. Оно постепенно темнело, пока не сравнялось цветом с лежавшей внизу равниной, и больше глазу не за что было зацепиться: все вокруг было сплошь серым.

Да заберите же меня отсюда, ради бога, подумал Бейли. Вытащите, заберите, куда-нибудь, назад, домой... назад - куда?

Страх его усилился - он понял, что не может вспомнить название района, где жил... Это... это было в таком большом городе на западном побережье, в штате... В каком штате?

Он поспешно начал зондировать свою память. Прежде, чем стать инфоморфом, он был следователем. Да, это он отлично помнил. Работал он... в каком-то бюро. Национальном бюро... Нет, неверно. Память точно испарялась. Думай, приказал он себе. Сосредоточься. Твою жену звали... Шерон? А сына - Дэйвид. Нет, Дональд. И ты ездил на работу в машине по... по дороге, она называлась ран-уэй. Или бай-уэй? Ездил в такое место, такое высокое, сделанное из... из чего-то блестящего. Там были люди, одни - просто замечательные, а другие - нет. Они что-то тебе давали... Еду. Ты вез еду домой, ел и шел спать. Иногда тебе снились плохие сны, и когда ты просыпался, рядом была прекрасная женщина. Она заботилась о тебе.

Хочу домой, подумал он. Хочу... Чего хочу? Хочу к... к кому-то, кто любит меня. К кому-то, кто обо мне позаботится, кто знает, как меня зовут...

А как меня зовут?

То была последняя его связная мысль. Серое вокруг понемногу темнело, что-то теплое и мягкое обволокло все тело, в ушах зашипело. Умственная работа точно споткнулась. Сознание, точно изображение в кинескопе старинного телевизора, внезапно сжалось до световой точки, медленно блекнущей и пропадающей бесследно.

КРУШЕНИЕ

Машина лежала на берегу, искореженная, почерневшая. Мерзко воняло копотью и жженой резиной. Оконные стекла потрескались от жара, а камни вокруг были липкими от остатков химикалий, которыми пожарная команда сбивала пламя.

- Проломил ограждение вон там,- сказал высокий, худощавый полисмен, отряженный охранять место происшествия. Ему было немного за 20, униформа сидела на нем мешковато, а голос звучал как-то чересчур громко, точно служивый старался громкостью искупить недостаток солидности.- Вон, видите?

- Да,- сказала Шерон, слишком расстроенная, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

Подпрыгнув под временное ограждение, она начала спускаться по камням, в прожилках водорослей. Под ногами хрустели ракушки. Приближался прилив, и ветер доносил до нее брызги воли, бивших в берег едва ли не под ногами. До заката оставалось часа два; низкое солнце золотило поверхность океана.

Она подошла к машине. В груди защемило. Хоть она и знала, что тело мужа уже убрали, Шерон словно шла к его последнему приюту - или, хуже того, к тому, что его убило. Убийство, вот что это такое, на этот счет у нее не было теперь никаких сомнений. Она решила, что он представляет серьезную опасность для их исследований, и потому поместили его в машину, устроили катастрофу, убили его так, чтобы все выглядело несчастным случаем. В этом, после всего, услышанного от Юми, Шерон была уверена.

- Осторожнее там, на камнях,- крикнул сверху полисмен.- Они могут быть скользкими, понимаете? - Он сделал паузу.- Вообще, что вы там ищете?