- Да, конечно. Помню.- Теперь в голосе его звучало раздражение.- Но, Юми, я полагал, что в твоем - уже достаточно зрелом - возрасте можно бы несколько умерить... э-э... богемность.

Оба снова были в своем амплуа, точно и не расставались. Однако он играл свою роль лучше. Жестче - он вообще мало беспокоился об окружающих.

- Извини, что разочаровала, но я столь же богемна, как и прежде. А ты, отец? В тебе-то изменилось хоть что-нибудь?

- Да,- подумав, ответил он.- Некоторые существенные изменения - налицо. Поэтому мне и понадобилась встреча с тобой.

Снаружи, на стоянке, он отключил машину от подзарядного устройства и забросил ее сумку в багажник. Двигался он медленно и напряженно - еще медленнее и напряженнее прежнего - но для своих восьмидесяти с лишком все еще сохранял неплохую форму. Ну да, он же может позволить себе любые мыслимые медицинские услуги и постоянно делает зарядку, хотя удовольствия от этого не получает. Отец всегда рассматривал свое тело как некий механизм, за которым нужно ухаживать во имя существования разума.

Пока он выруливал со стоянки, оба молчала. Вставив свой кредит-диск в счетчик на выезде, отец вывел машину на дорогу к фри-уэю. Вскоре они неслись среди потока машин на север, по верхнему уровню, маленькая машина стала частью полноводной стальной реки, зажатой в бетонном русле. Слева от трассы открывался вид на океан - то есть, по крайней мере, на дамбу Санта-Моника. Конструкция заметно подросла, опережая на шаг постоянно повышающийся уровень моря.

Юми снова перенесла внимание на хай-уэй. Отец водил машину по-лихачески, резко перескакивал с полосы на полосу, и это заставляло нервничать.

- Ты был так загадочен, когда звонил мне,- заговорила она, чтобы развеять напряжение.- Словно случилось что-то серьезное.

Ответ последовал не сразу. Молчание длилось так долго, что Юми уже начала сомневаться, была ли услышана.

- Знаешь, мы с тобой никогда не были особенно близки,сказал он наконец.- У меня было очень много времени, чтобы подумать над этим, и я пришел к заключению, что грех тут был, в основном, мой.

Юми раскрыла было рот для ответа, но поняла, что отвечать ей нечего. Он всегда избегал прямого разговора о расхождениях меж ними. Окружать разделяющую их брешь забором из препираний куда более в его стиле.

- Твоя мать хотела иметь детей.- Он заговорил быстро, словно желая поскорее выложить все и покончить с этим.Кацуко была женщиной определенной, и переубедить ее - в чем бы то ни было - было весьма нелегко. Я был уверен в своей компетенции, как отца, и согласился.- Он покачал головой, плотно сжав тонкие губы.- Мне, Юми, следовало поговорить с тобой на данную тему гораздо раньше. К сожалению, я этого не сделал.

Она была сбита с толку. Без ее согласия, без всяких прелюдий отец поменял наиглавнейшие правила их игры.

- Недавно я понял, что мне нужно достичь с тобой некоторого взаимопонимания,- продолжал он.- И, если я не улажу этого сейчас, потом может оказаться слишком поздно.

- Понятно,- сказала Юми, не зная, стоит ли верить.Однако... - Ты говоришь так, словно... С тобой все в порядке?

Последовала еще одна долгая пауза.

- Нет. Мне поставлен диагноз - опухоль спинного мозга. Даже теперь, при всех технических достижениях, случай неоперабелен.- Он предостерегающе поднял руку.Пожалуйста, давай не будем обсуждать варианты ухода и лечения. В частности; избавь меня от лекций по альтернативной медицине. Я смирился, Юми, и перед смертью желал бы лишь привести вещи к некоему подобию упорядоченности. Ты можешь помочь мне в этом?

- Конечно.

Слово вылетело само собой. Она не знала, что тут и думать, а уж тем более - что нужно говорить.

- Прости,- сказала она.- Понимаю, звучит не слишком-то, но мне действительно нужно прощение.

Несколько секунд он смотрел на нее. Она заглянула в его лицо. И даже сейчас отец был для нее загадкой... Собственную, близкую и неотвратимую, смерть описывает сухо и прозаично, словно досадный сбой оборудования... Никогда прежде он не раскрывался перед ней настолько, однако она заметила отстраненность в его глазах.

ИДИЛЛИЯ

Несколькими часами позже они свернули с прибрежной дороги на грунтовую, с глубокими колеями, уходящую в поросшие лесом холмы. Послышалось пение птиц, в воздухе повеяло лесом. Машина все выше и выше взбиралась на холм; показались разбросанные среди деревьев хижины-самостройки. Большинство местных вели свой род от хиппи-почвенников, решивших вернуться "назад, к истокам" и поселившихся здесь семьдесят лет назад, в шестидесятых прошлого века.

Машина прошла несколько крутых поворотов, по днищу тарабанили камешки и комья грязи. Миновали шеренгу почтовых ящиков; на последнем, принадлежащем ее отцу, черными стройными буквами было написано: "Лео Готтбаум, скромный отшельник. Новые веяния, объекты и образы внешнего мира не интересуют".

Энергонакопители автомобиля были почти истощены, и последний крутой подъем он одолел медленно. Наконец, выехав из лесу, они миновали два бетонных столбика по обочинам, за коими лежала небольшая полянка, поросшая высокой травой. Прямо по курсу лежал стальной геодезический купол, волдырем вспухавший на округлой вершине холма; стеклянные грани его сияли красным и оранжевым в лучах заходящего солнца. Неподалеку возвышались две стальные башенки; одна была унизана фестонами тарелок спутниковой связи и коротковолновых антенн, другая же - трехлопастными ветряками, лениво рассекавшими воздух.

Отец остановил машину подле двух других электроэкипажей и старого джина с бензиновым двигателем внутреннего сгорания. Юми вышла наружу, обрадованная возможности размять ноги. Вокруг уходили вдаль покатые лесистые холмы, а вдали, под золотистыми по краям облаками, отливала красной медью поверхность океана. При всей чуткости и беспощадности к недостаткам, Юми решила, что вид - просто идиллический. В воздухе посвистывали лопасти ветряков; чуть слышно гудела ведущая к дому линия электропередачи. Куда ни взгляни, всюду вторгается техника...

- Идем? - спросил он.

Она размышляла.

- А мой сад?..

- ...вероятно, все еще на месте.

- Я только взгляну.

Она отправилась на южную сторону холма, за бетонную площадку с соляр-панелями, непрестанно ловящими лучи солнца. Давным-давно она отгородила себе небольшой участок на границе отцовской земли - садик настоящих, органических овощей, обведенный оградой из белых, округлых валунов.

Теперь он почти зарос высокой травой и куманикой. Она присела на корточки, вообразив себя маленькой, нерешительной десятилетней, ищущей подлинности, копаясь в порошковом компосте... Юми вздохнула. Даже сейчас, на тридцать-то первом году жизни, отец все еще заставляет ее чувствовать себя ребенком.

Тихий механический щелчок прервал ее размышления. Звук, казалось, исходил от опушки леса, что лежала всего в десятке футов от нее. Вот еще один щелчок - и на сей раз Юми обнаружила его источник. Бетонный столб пяти футов в толщину возвышался меж деревьев, выкрашенный, чтобы не выделялся, в грязно-оливковый цвет. Отодвинувшись к меже, она разглядела черный круглый предмет, похожий на ружейное дуло. На вершину столба была водружена камера в тяжелом стальном кожухе. Она лениво поблескивала линзами, медленно поворачиваясь из стороны в сторону.

ТЕМНОТА

Под гостиную была отведена половина купола, и всю ее заполняло компьютерное оборудование, запасные клавиатуры, принтеры, мониторы, платы ОЗУ, стародревние CD-ROMы, большущий телевизор с плоским экраном, виртуально-реальностные приспособления, акустическая стереосистема, стопы журналов, технической документации, рукописных заметок, невскрытой корреспонденции... Юми остановилась в дверях, осматривая комнату. Здесь почти ничего не изменилось - разве что железяк поприбавилось.

Отец, сидя перед одной из систем, говорил по телефону:

- Отлично, Джереми. Потеря функций сведена к нулю?! Да я и мечтать не смел... Да. Да, конечно. Остается лишь пожелать тебе получить награду по заслугам.