— Ты и этого не знаешь? — Вентнор взглянул на меня с откровенным удивлением. — Ах да… Ратанга — это крепость на горе. Возле перекрестка Трех Корон. И еще наше племя. Да ведь мы едем туда. Увидишь.

Я вздохнула тихонько. Увижу, да… Вспомнить только, зачем я туда еду. Но опасность морны была сейчас куда ближе и страшнее, и чтобы не оставаться с ней наедине, я готова была говорить о чем угодно:

— Там хорошо, в Ратанге?

— О да! — непривычно горячо ответил Вентнор. — Ратанга прекрасна. Какое солнце восходит там в ясные дни! Но когда мы уезжали, там было тревожно. Идет осень, скоро хлынут кочевники с запада, и северяне не дремлют. А тут еще это предательство…

— Какое?

— Твое. А впрочем, не твое, — поправил он себя со странной усмешкой. — Все равно оно нас здорово подкосило.

— Расскажи, Вентнор, — попросила я и добавила мысленно: "А то я и знать не буду, за что меня судят".

К моему удивлению, воин не отказался. Позднее он признался, что чувствовал мою тревогу и хотел отвлечь меня разговором. Они чуткие, разведчики из отряда Крылатых.

— Отчего не рассказать. Она… — он помедлил, — пришла к нам три года назад. Из здешних, но воспитывалась на Севере; она хотела сражаться вместе с нами. Мы приняли.

Он бросал короткие, будто обрубленные, фразы, и я подумала: может быть, именно так говорят о чем-то больном и горьком.

— Потом началось странное. Разведчики попадали в ловушки, гонцов перехватывали, три больших отряда были атакованы кочевниками и разбиты. Мы понимали — предательство. Начали искать и нашли. Ее.

Разведчик перевел дыхание, и я, воспользовавшись этим, спросила:

— А вы уверены, что это она, Вентнор? Вы не ошиблись?

Вентнор стремительно вскинул голову:

— Ошиблись? Дорого б мы дали за то, чтобы это была ошибка. Нет, все верно. Она… была хорошим воином и товарищем, мы долго не могли поверить… и проверили. Я выехал на разведку — об этом знали многие, но только она знала, каким путем. Там была засада. Я едва ушел… да не в этом дело.

Все, что он говорил, казалось мне страшной сказкой, и чем дальше, тем страшнее.

— А что с ней? — прошептала я чуть слышно.

Вентнор передернул плечом:

— Ее взяли. И хотели судить. Болард, брат Харена, был приставлен стеречь ее. А она… влюбила его в себя. Ей это всегда хорошо удавалось… И Болард помог ей бежать. Пытались догнать ее, Боско стрелял, и она повисла в стременах, но конь понес, мы не поймали его.

— Так, может быть, она давно уже мертва? — удивилась я тому, как они не разглядели столь очевидной мысли.

— Да? — повернулся ко мне Вентнор. — Может быть. Но никто не видел ее мертвой. И я, пока не увижу — не поверю. Она ловкая и хитрая. Сбежала, — лицо его исказилось болью и не понятным для меня презрением. — А Болард остался.

— Почему?

— Потому что уходить от наказания — позор! — резко ответил Вентнор. — Болард знает, что такое честь. А она сбежала!

— Погоди, — я вообще перестала что-либо понимать. — А если наказание несправедливое — все равно нельзя убегать?

— Нет! Честный человек встречает опасность лицом к лицу.

Мы замолкли. Возок, трясясь и поскрипывая, быстро катил по дороге. Я думала о том, что обычай этот — странный и гордый. И что мне, к примеру, исполнять его было бы не под силу. Я бы тоже сбежала.

— Чудно, — прервал вдруг молчание Вентнор. — Рассказываю тебе, и кажется, что ты это все давно уже знаешь. Тебе — про твои же дела. Чудно…

Я только вздохнула. Опять начиналось прежнее.

— Так ты не веришь мне? — спросила я как можно суше.

— Пожалуй, что верю, — развел руками Вентнор. — Но такое сходство… И одежда такая же. Так или иначе, тебя надо привезти в Ратангу. А там ты докажешь, кто ты есть.

— Докажу! — воскликнула я с отчаяньем. — Если я вас троих убедить никак не могу…

— А мы будем свидетельствовать в твою пользу, — спокойно ответил он. — Мы уже кое в чем убедились.

— Убедились, как же… — мне вдруг отчаянно захотелось выскочить на ходу из возка. Лучше морна или сломанная шея, чем такое…

Возок тряхнуло, и Вентнор придержал меня за плечо, чтобы не упала. А, может быть, догадался, о чем я думаю, потому что руки не отнимал.

— Напрасный разговор, — бросил он вдруг с усмешкой. — Скажи лучше, кто освободил тебя.

— Никто!

— Ну да, конечно. Почему ты пошла не по той дороге?

— Заблудилась.

— В двух шагах от Элемира, на выбитом тракте? Ладно. А почему сидела в той хижине, когда надо было убегать?

— Я же говорила! — я сорвалась на крик. Надоел мне этот допрос. Развлекается он, что ли?

Вентнор внимательно посмотрел на меня, помолчал, потом буднично сообщил:

— Это я разрезал веревки. Вот этим ножом, — он провел ладонью по поясу, на котором висел широкий охотничий нож. — С согласия Боско.

— У меня язык отнялся. С трудом я смогла выдавить из себя только одно слово:

— За-чем?

— Хотели проверить тебя, — пояснил Вентнор. — Харену мы объяснять не стали, он не понял бы.

Мне стало обидно. Так обидно, что в горле закипели слезы. Хорошую игру они со мной сыграли!

— И что, — проговорила я, сдерживая злость, — проверили?

— Лучше некуда, — усмехнулся Вентнор.

Не говоря ни слова, я отвернулась. Мне не хотелось смотреть на него. А разведчик продолжал как ни в чем не бывало:

— Ты могла бы попытаться убить нас спящих — не сделала этого. Могла пойти по дороге к Элемиру — и кругами ходила по лесу. А потом мы потеряли твой след. Харен едва не сошел с ума, да и мы тоже. Откуда мы могли знать, что ты просидишь день и ночь с больным морной? В общем, ты сделала все так, как никогда не сделала бы она. И мы решили, что тебе можно верить.

— А то, что я сбежала от наказания, вас не смущает? — бросила я, не оборачиваясь.

Вентнор рассмеялся громко и откровенно:

— Нет. Если ты чужая, ты не обязана исполнять наши обычаи.

— Спасибо, — только и пробормотала я. И с силой зажмурила глаза, чтобы слезы не вырвались наружу.

— Это приключение может нам дорого стоить, — задумчиво высказался Вентнор.

— Хорошо, что напомнил! — я вспыхнула, даже слезы от злости высохли. Час от часу не легче! То сообщают, что с тобой играют, как сова с мышонком, то напоминают, что смерть твоя не за горами…

— А может быть, и нет, — продолжил он необычно тихим голосом. — Я верю в свое везение. И в Хранительницу Ратанги.

Он сосредоточенно смолк. И так странны были его последние слова, что я не выдержала:

— Что за Хранительница такая? О чем ты?

Вентнор будто очнулся, недоуменно взглянул на меня. Потом неохотно сказал:

— Есть такое поверье, что Ратангу и ее воинов хранит незримая рука. Лечит, спасает, предупреждает об опасности. Будто видели ее в образе женщины в черном покрывале. И никто не знает ни лица ее, ни голоса…

— А ты ее видел?

— Видел, — ответил Вентнор. — Когда в разведке был, я говорил, помнишь? Увернулся тогда от засады, но зацепили меня стрелой. Конь меня вынес на поляну, сполз я с седла и свалился без сил.

Он говорил тихо, задумчиво, чуть напевно, будто сказывал сказку. И я с трудом узнавала его.

— Очнулся я — плеск воды, ветер, и будто ветка моего лба касается. Легко так. Открыл глаза — надо мной женщина склонилась. Вся в черном, и лицо закрыто. Только руки, как птицы, из-под покрывала. И одна рука надо мной. На запястье тонкий шрам, как браслет. И серебряный обруч на голове.

Что-то говорила она, а что — я не понял. Знаю только, по имени звала. Голос низкий, тихий. А потом провела ладонью по моим глазам — и я уснул. Проснулся — никого. Только ручей шумит, и листья зелеными пятнами в вышине…

Вентнор смолк, глядел в пустоту просветлевшими глазами. А мне почему-то стало обидно. Еще обиднее, чем тогда, когда он рассказывал, как они испытывали меня. И очень хотелось сказать ему что-то злое. Чтобы он очнулся от этого полусна…

Я не сказала ни слова и не шевельнулась. Вентнор вздрогнул, оглянулся на меня, недоуменно улыбнулся: