- Эй, вы, куда едете? На теплые моря, что ли? - крикнули дружинники провожавшим обоз людям.

Те сперва испугались и хотели даже повернуть лошадей, но затем, вглядевшись в кричавших, доверчиво приблизились к ним.

Это были иноземные купцы, ехавшие с товарами в Псков, спасаясь от хищничества москвитян.

Начались спросы-переспросы.

Купцы рассказали дружинникам о новгородских событиях последних дней и о начавшейся войне Великого Новгорода с великим князем Иоанном и добавили в заключение, что до них донеслась весть, что псковские дружины сошлись с дружинами великого князя, а съестные припасы и другое продовольствие подвигаются также к москвитянам и отстоят уже недалеко от них. Новгородские ратные люди покушались было подстеречь их, так как охранных воинов не много, но все еще перекорялись, кому вести их туда.

- Братцы! Метнемся на псковитян перемежных, захватим, что можем! Веселей будет домой въезжать! - воскликнул весело Чурчила и тотчас вскочил на лошадь.

Все последовали его примеру.

Обозы тянулись своей дорогой.

Окольным путем, тайком от глаз и ушей, пробиралась неугомонная дружина. Почти на каждом шагу их стерегла опасность; в виду их разъезжали московские воины, сторожившие вылазки новгородцев.

Это был передовой отряд, посланный занять Городище.

Новгородские удальцы, доехав до известного им оврага, влево от большой дороги, пролегавшей через лес, поскакали по сугробам снега, и, наконец, один из них, приостановясь, слез с лошади, приник ухом к земле и быстро сказал:

- Едут, полозья скрипят по снегу, и не далеко.

Большую дорогу окружили со всех сторон и, выждав псковитян, мигом налетели на них с обоих боков повозок.

Начался грабеж.

Из охранной дружины многие разбежались, а остальные полегли на месте.

- Что, небось, тяжело вам везти поклажи-то свои? Вот мы облегчим их немного, - приговаривали новгородцы, разгружая повозки.

Но вскоре им надоело это, и они, схватив за уздцы лошадей, повели их за собой.

Вскоре они выбрались благополучно из леса на пролеску, под покровом уже нависшего над землей мрака. Опять перед ними расстилался Новгород, блестящий огнями.

Ночь уже вступила в свои права.

Дружинники ехали тихо, путеводимые городскими огнями, и скоро окрик сторожевого "слушай", у городских ворот, коснулся их ушей.

Быстро разнеслась молва по Новгороду о возвращении Чурчилы с удальцами.

Толпа молодежи бросилась встречать его; сколько задано было ему вопросов, сколько посыпалось на него рассказов.

Чурчила узнал о бегстве своего отца, но от него скрыли истинную причину и место, где он находится, и старались поселить к москвитянам жестокую ненависть.

Он боялся спросить о своей Насте, но догадливые предупредили его и рассказали, что она никуда не показывается и все проливает горькие слезы от разлуки с ним, а что отец ее, посадник Фома, принуждает ее выйти замуж за одного вельможного ляха, который для нее переменил даже веру.

- Нет, - сказал Чурчила, сверкнув глазами, - венец или гроб сулит мне моя судьба, но при жизни своей злу такому не попущу я совершиться!

XXVI. Единоборство сына с отцом

Ночь спустилась над Новгородом и его окрестностями.

Подобрав в руки свои висячие мечи и чуть шевеля наборными уздами, приближался отряд московской дружины к Городищу. Темнота скрывала следы его, и он скоро достиг места, которое было назначено пунктом атаки, и остановился под прикрытием оврага выжидать глухого времени ночи.

Огоньки мелькали еще перед ними чуть видимыми точками; снег порошил и ложился на доспехи воинов белой тканью.

Воеводы сидели в кружке. Один только из них, маститый старец, отделившись от прочих, стоял, скрестив руки на груди, против Новгорода и, казалось, силился своими взорами пробить ночную темноту.

- И куда этот старик движет столетние ноги свои! - говорил, указывая на него один из сидевших воевод. - Если и мыши нападут на него, то прежде огложут его, как кусок сыра, чем он поворотит руку свою для защиты. Уж он и так скоро кончит расчет с жизнью. Один удар рассыплет его в песчинки, а он все лезет вперед, как за жалованьем.

- А почем знаешь, чего не ведаешь. Быть может, он первый вышибет победу у врага. Вишь, как идет вперед, а по проторенной-то дорожке за ним всякому идти охотнее.

- Да мы и без него пойдем на Городище, как домой, - возразил третий.

- Вот и последние огоньки зажмурились в Новгороде. Теперь ударим-ка!

- Смелей! - проговорил быстро старик, подходя к ним, и бодро и легко вспрыгнул на коня.

- На коней! Вперед! - крикнули воеводы, и во весь карьер пустились вверх на Городище.

- Ступайте на тот свет, дорога всем просторна! - встретили их голоса, и передние воины, осыпаемые градом стрел, покатились вместе с конями под гору.

- А! Подстерегли, злодеи! - воскликнул старик и, оправясь от первого отпора новгородцев, разжег нагайкой своего коня и пустил его в самую середину врагов.

Битва сделалась повсеместной.

Москвитян было больше числом, но Чурчила, предводительствуя новгородцами, сохранял равновесие сил, сражаясь в центре.

Меч его сверкал над головами врагов, щит его был перерублен, и он откинул его.

Старик, со стороны москвитян, с ловкостью юноши управлял своим оружием, меч его только вместе со смертью опускался на головы противников, расщемлял и мял крепкие шишаки их.

Чурчила в свою очередь не делал ни одного промаха.

Все воины дрались с остервенением.

Новгородцы не уступали.

Главные бойцы-противники наскочили один на другого.

- Сдавайся! - воскликнул Чурчила, закидывая на спину другого щит свой и направляя на старика меткий удар.

- Я никогда не сдавался и не поддамся никому, - гордо отвечал старик и ловко отбил удар Чурчилы.

- Так я научу тебя ползать не только передо мной, но еще под ногами моего коня! - с бешенством крикнул новгородский богатырь, и одним взмахом меча своего вышиб меч противника.

- Сдавайся же! - приставил он острие меча к его груди, - а то я проткну тебя насквозь, как воздух.

- Как удастся, повалимся хоть вместе, - отвечал старик, и пустил в него копье, мотавшееся за его спиной.

Копье вонзилось в шею лошади, задрожало в ней, и она, пронзенная, зашатавшись, упала со всадником.

Быстро вскочил Чурчила на землю.

- О, ты не стоишь железа!

Он перевернул свое копье тупым концом и готов был вышибить из седла своего противника, как вдруг раздавшийся вблизи выстрел осветил лица обоих.

Они с содроганием отступили друг от друга.

- Батюшка! - упавшим голосом прошептал Чурчила и выронил из рук меч.

- Сын! - воскликнул не менее пораженный Кирилл. - Это мы с тобой ищем жизни друг у друга?.. Вот до чего нас довела лихая судьба!

Старик всплеснул руками.

Чурчила молчал.

- И ты останешься другом врагов моих? Прежде отрекись от меня! продолжал Кирилл.

- Что же делать, батюшка! Я целовал крест служить Великому Новгороду.

- И быть так! - сквозь слезы проговорил старик.

Вокруг них раздались крики и вопли, кипела битва, но отец, не взирая ни на что, слез с лошади и, возложив крестообразно руки на голову коленопреклоненного сына, благословил его.

- Быть может, мы не увидимся! И я целовал крест Иоанну. Проклятие небес поразит того, кто не исполнит клятвы! Прощай, кланяйся Фоме. Если он одумается, то я охотно готов назвать его дочь моей.

Чурчила плакал навзрыд.

Кирилл тоже.

- Еще прощай!

- А если мы в другой раз встретимся? - спросил Кирилл.

- Тогда уж, конечно, я отклоню меч свой от тебя! - отвечал сын.

Они обнялись и расстались.

Московитяне, между тем, стали брать видимый перевес численностью.

Дмитрий один не в силах был отражать их напора. К тому же какой-то лях, вмешавшийся в число сражающихся, вскоре бежал и расстроил своих.

Смятение в рядах сделалось всеобщим.