_ Посмотри, среди тех, кто не верит мне, есть и женщины. Неужели ты не хочешь помочь им?

Тогда она, воспряв духом, стала читать.

_ Проклятый, мой! Прошло полгода. Мои раны, которых вы не стоили, зажили. Врачи больше не опасаются за меня. Что они понимают?! Для них человек - это кожаный мешок, наполненный: мясом, костями и кровью. Можно спасти человека от потери крови. Но можно ли спасти его от потери веры? Можно оживить покалеченное тело, можно даже воскресить умершее тело. Но можно ли воскресить умершую душу?.. Господи! Как это жестоко, - воскресить тело человека, женщины, и забыть о душе. Ведь они же не только врачи, они же люди... Ну, Бог им судья. Я им простила. Они всё-таки сделали - что могли. Да люди ещё и не скоро поймут, что иногда и добро бывает страшнее зла, что иногда и за милосердие нужно также строго наказывать, как и за преступление. Ведь это так просто, - человек, женщина, никогда не посмеет убить своё тело добровольно, если в нём жива душа... Зачем я вам всё это пишу? О, вы понимаете. Вы всё понимаете. Вы и прежде всё это знали. О, нет, не на своём опыте. Вы слишком умны, чтобы познавать мудрость жизни на собственном опыте. Для этого есть другие дураки; а точнее - дуры, - которые, словно мотыльки на лампочку, распластав свои чувства, летят на свет вашего ослепительного ума и вашей ослепительной внешности (Господи! зачем она мужчине? Просто удивительно, как природа порой бывает глупа). Сколько их у вас было, таких как я - десять, тридцать, сто? Представляю сейчас себе вашу отвратительную усмешку, дескать: "Да, такой вот я красавец-мужчина. А что - не имею права? И потом, я их не заманиваю. Они же сами ко мне липнут"... Но, господи! Вы же не мухолов, который вешают, чтобы к нему липли мухи. Вы - человек. А, впрочем, кто вас знает. Но вы же умеете говорить. О, как вы умеете говорить! Я могла слушать вас сутками. Да вы и говорили сутками. А нужно было только несколько слов... и мне, и другим: "Вы меня любите - это чудесно. Но я вас, к сожалению, не люблю. Я вообще никого не люблю. И это отвратительно. Бегите от меня. Найдите себе более достойного вас"... Хотя я допускаю, что и это вы говорили кому-нибудь, возможно даже и мне. Чёрт бы вас побрал, но вся моя жизнь с вами (если только это одно единое мгновение можно назвать жизнью) прошла как в тумане, а точнее - в каком-то сладостном опьянении. Я почти совсем не помню смысла ваших слов. Но и теперь - я зажимаю уши и слышу музыку вашего голоса, закрываю глаза и вижу ваш обволакивающий взгляд. А ваши руки, ваше тело... Господи! как это несправедливо - дать одному человеку, мужчине, столько совершенств... не подумав о женщинах, которым суждено было быть с ним рядом. Если бы разобрать вас на отдельные совершенства и раздать их тем женщинам, что вы сделали несчастными (сколько их - десятки, сотни?) - думаю, что каждая из них получила бы хотя бы по одному. Мне стыдно говорить о своих недостатках, но однажды, когда я имела высочайшее наслаждение (простите за насмешливый тон - это я не вам) сторожить ваш роскошный сон эдакого Кефала, я, не будучи Авророй, насчитала, по меньшей мере, десять элементов тела, которые у вас были лучше моих. Но я ведь женщина... Может быть тогда я впервые и почувствовала свою обречённость. Точнее - не обречённость. Обречённость я почувствовала гораздо позже. А тогда я вдруг почувствовала какое-то тошнотворное одиночество. И не потому что вы уснули, забыв обо мне (хотя и это тоже характерно для вас). Нет, я вдруг ощутила одиночество при мысли, что такому совершенно сложенному мужчине, как вы, нужна, по крайней мере, столь же совершенная женщина. Я тогда едва не исцарапала себе лицо и не изрезала своё тело. Потом у меня мелькнула страшная мысль - убить, - сначала - вас; потом - себя. Смешно, но тогда вас (и меня) спас один маленький недостаток вашей внешности (правда, я поняла только много позже, что это был недостаток; тогда же я не могла допустить мысли об этом). Видите ли, веки ваших божественных глаз несколько короче чем им следовало бы быть. Поэтому, когда вы спите, ваши веки не полностью закрывают глазные яблоки ваших глаз. И я никогда не знала наверное - спите вы или уже проснулись, и наблюдаете за мной из-под слегка прищуренных глаз. Вот и тогда я подумала, - а что если вы уже проснулись. Поэтому я просто оделась и ушла. Мои руки дрожали, я едва справилась с одеждой... Я не знаю, о чём вы подумали, когда, проснувшись, не нашли меня рядом... Вполне возможно, что вы вообще не заметили моего ухода... Господи!.. что за проклятая сила заложена в вас. Ведь тогда я думала, что ушла от вас навсегда. Но прошло несколько дней... может быть недель (тогда мне казалось, что прошла вечность) и я опять оказалась у ваших ног. Вы куда-то спешили, в чём-то меня упрекали... Господи! Как я была благодарна вам за это. Я готова была целовать следы ваших божественных ног. Мне ведь, несчастной, казалось - что это ваша месть за мой уход, что и вы страдали... Это я потом узнала - что вы торопились не от меня, а к другой; и ваши упрёки, и ваш гнев были вызваны лишь досадой... что я вернулась. И вот мне наказание за мою слепоту. Когда у вас там что-то не вышло - вы вернулись ко мне, осквернённый другой женщиной. О, как я тогда её ненавидела! Я была готова её растерзать... А через некоторое время я узнала, что это была моя лучшая подруга. Да, проклятый, вы осквернили во мне не только любовь, вы осквернили во мне веру. Отныне, я не могла верить людям, после того как меня предали два самых близких человека. И как!.. Может быть тогда у меня впервые и зародилась мысль о смертности души (в школе ведь нас учили другому; господи! какой только глупостью не засоряют нам головы в школе). Но тогда во мне ещё были душевные силы, которые могли противостоять этой навязчивой мысли. Правда, испугавшись этой мысли, я попыталась заговорить с вами об этом. Но, кажется, вы пропустили это мимо своих ушей. Зато вы не пропустили мимо своих глаз стройные ножки, которые в этот момент грациозно проплыли мимо вас. Господи! Видели бы вы в этот миг свою отвратительную самодовольную и похотливую рожу. Я просто уверена, - не будь меня в этот момент рядом - вы бы увязались за этими ножками. Представляю, как бы вы, распустив хвост и нахохлившись точно петух, готовый вспрыгнуть на курочку, бросились бы за ней... Но на ваше несчастье я оказалась рядом. О. нет, вы остались. Вы даже попытались сообразить, что это такое я вам сказала только что. Вы были так божественно нелепы в этот миг, что я вдруг расхохоталась. Вы, разумеется, отнесли мой смех на свой счёт, решив, что сказали что-то остроумное. А мне хотелось разрыдаться... Но даже этого я не могла себе позволить... Зная вашу обычную рассеянность по отношению к женщинам - я убеждена, что вы не заметили одной очень характерной черты моего поведения с вами. Вы никогда не видели слёз на моём лице; хотя, как всякой нормальной женщине (тогда я была ещё нормальной женщиной), мне часто хотелось плакать и даже рыдать - от огорчения, обиды или даже тоски. Но я хорошо знала, что мужчинам вашего склада отвратительны какие-либо осложнения с женщинами. И я была такой, какой вам хотелось меня видеть, - я была изысканной собеседницей, пикантной любовницей, богиней, шлюхой; меня можно было втоптать в грязь, со мной можно было полететь к звёздам; меня даже не стыдно было взять с собой на пляж или к знакомым... Господи! Я желаю вам, чтобы на вашем пути встретилась такая стерва, которая провела бы вас через все унижения и оскорбления, через которые вы провели меня. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю о том - скольких людей, мужчин, я могла бы сделать счастливыми, если бы отдала им хотя бы половину того, что я отдала вам... Но, к сожалению, жизнь нельзя повернуть вспять, и в ней ничто не проходит безследно и безнаказанно... Я это поняла... теперь. А тогда я ещё не знала - что стояла на пороге душевной гибели... Это надвигалось неотвратимо, - с каждым шагом, с каждым словом, с каждой мыслью, с каждым поступком. О, если бы в это время нашёлся бы хоть кто-нибудь, кто вырвал бы меня из-под вашей власти! Я до конца дней боготворила бы его, я посвятила бы ему жизнь, я нарожала бы ему детей... Один человек, случайный прохожий; один понимающий и сочувствующий взгляд, одно слово... И кто-то спасён, и для кого-то жизнь обрела смысл, и кто-то нашёл счастье... Господи! Как мало порой нужно человеку, женщине, для счастья - и как порой немилостива судьба, лишая её и этой малости... Спасителя небыло (а может и был, но я его не замечала), бежать я не могла. Оковы мне были сладостны, - ведь в них я провела лучшие дни, лучшие месяцы, лучшие годы своей жизни. Я ведь, несчастная, считала себя ещё и недостойной этих оков. Ведь я любила вас; и, хотя и мучаясь - была счастлива. А вы не любили меня; и хотя и были мучителем - небыли счастливы. Тогда вину за это я приписывала себе. Мне казалось, что это я не могу вызвать в вас это чувство (без которого ведь нет жизни), что я неопытна и бездарна в любви. Я ведь замечала - как вы становились задумчивы и грустны, когда навстречу нам попадалась счастливая пара или, особенно, счастливая семья... И однажды вдруг я поняла. Ребёнок... вам нужен ребёнок... Я никогда не забуду тех счастливых дней, счастливых и наполненных, когда я решила стать матерью вашего ребёнка. Это было какое-то ослепление, восторженное и безрассудное ослепление. Мысль, что вам нужен ребёнок, что ребёнок сделает вас (и меня) счастливым, была так неистова, что за неё я готова была пойти на костёр. Для меня это было так ясно и просто, и огромно, что заполнило во мне всё; и не оставило места для другой, ясной и простой, мысли, - если бы вы этого хотели - вы мне сказали бы об этом. Но тогда меня мучили совсем другие страхи. А вдруг я безплодна, а вдруг мне не удастся обмануть вашу бдительность (ведь я хотела сделать вам сюрприз) и вашу (чёрт вас возьми) порядочность. Ведь вы были так предусмотрительны и осторожны в своих ласках, словно бы не каждое поле было достойно ваших божественных семян. Мне, правда, пришлось повозиться с вашей осторожностью... Наконец, я приучила вас к мысли - что всё можно, и это не опасно. Было немного стыдно. Мне казалось, что это безнравственно... Но разве можно назвать безнравственной женщину, которая хочет родить от любимого ею мужчины?.. И вот, наконец, это свершилось. Многие, особенно мужчины, не верят, что иногда женщина способна почти телесно ощутить момент зачатия. Но я это почувствовала... Спустя месяц это подтвердилось. От радости я едва не потеряла голову. Ведь это было впервые, со мной... Вот она, недостижимая для мужчин вершина, делающая нас, женщин, почти безсмертными... Когда, наконец, все страхи и сомнения остались позади - я решила сказать вам об этом... Сколько раз я мысленно пыталась вообразить себе эту сцену... Вы были на высоте... в моём воображении. Вы носили меня на руках, говорили мне восторженные и головокружительные слова, дарили мне цветы, предлагали мне руку и сердце (господи! - и жизнь), - вы были великодушны и неподражаемы... в моём воображении. Я торжествовала свою победу... в моём воображении... Я не верила вам... в моём воображении, я гнала от себя эти мысли. Я даже пыталась вообразить себе совершенно обратное. Но у меня из этого ничего не получалось. Ведь я любила вас... И вот этот день настал. Господи! как я волновалась, идя на встречу с вами. Ведь мне казалось, что я иду на встречу со своей судьбой. Я думала, что этот день переменит всю мою жизнь; я верила, что в этот день мне будет, наконец, даровано вами выстраданное мною счастье... Я не спала всю ночь. Господи! что я только не передумала за эту ночь... Я простила вам всё - ведь вы были так щедры... Встретились мы с вами только вечером. Вы опять куда-то спешили, были рассеяны, говорили какой-то вздор. По всему было видно, что вы хотите побыстрее избавиться от меня... Теперь я была уже гораздо мудрее. Я догадывалась - что за "причина" торопит вас. Но на этот раз вы превзошли самого себя. Вы привели эту "причину" с собой. Вы усадили её на соседнюю скамейку и устроили для неё этот душевный стриптиз в моём исполнении. Видимо, она как-то узнала о моём существовании и потребовала от вас моего уничтожения у неё на глазах (может быть, она вас тоже поняла?). Это было так унизительно, что мне даже теперь стыдно об этом вспоминать. Вы были грубы и нетерпеливы. Я была унижена и оскорблена. Превозмогая гордость и душевную тошноту, - я плакала, я просила у вас прощения, я умоляла вас остаться... Ваша "очередная любовь" должна была быть вполне удовлетворена. Видимо, так и было; потому что она начала выражать нетерпение, порываясь уйти и увести вас с собой. Говоря со мной, вы всё время смотрели на неё. Наконец, продолжая смотреть на неё, вы мне сказали то главное, ради чего вы пришли, - вы мне сказали, что любите другую и что намерены на ней жениться. Тогда я тоже не выдержала и, глядя на неё в упор, сказала вам то, ради чего пришла я, - я громко сказала вам (и ей), что жду от вас ребёнка... Господи! Что тут началось. Теперь уже не выдержала она, ваша "очередная любовь". Она вдруг вся сжалась, как тигрица готовая к прыжку, вскочила и проделала то, ради чего пришла она (может быть, хотелось бы верить). Она играющей походкой подошла к вам, громко и отчётливо произнесла слово "подлец" и, неожиданно размахнувшись, из всей силы ударила вас по щеке. Потом она, - окинув меня не-то сочувствующим, не-то презрительным насмешливым взглядом, - резко повернулась и пошла прочь, - не забывая, впрочем, что на неё смотрят. Вы, разумеется, бросились за ней. Но она, резко повернувшись, сказала вам что-то такое, отчего вы сразу прекратили её преследования (я думаю, навсегда). Но зато вы вернулись ко мне и в несколько минут уничтожили всё живое, что ещё теплилось в моей душе... Не знаю, как я добралась до дома. В голове была одна мысль - убить себя (о ребёнке, вашем ребёнке, я тогда не думала; мне была отвратительна мысль о нём). И как будто сам дьявол незаметно подмешивал в мои мысли яд, - вдруг всплыло в памяти всё, что лелеяло когда-то мысль о смерти... Но в доме не оказалось яда. И тогда я вспомнила о Есенине... "Руки милой - пара лебедей, в золоте волос моих ныряют...". Бедный Есенин, когда-то я осуждала его. Мне было не понятно, отчего нужно было убить себя в 30 лет?.. Оказывается... душа... Кто-то убил его душу... Эта мысль оказалась тем пределом, за которым умереть было уже не страшно. Я взяла на кухне нож, прошла в ванную, открыла воду. Мои руки меня не слушались, но нож оказался острым... Я почти совсем не почувствовала боли... Если бы за один миг перед тем я могла бы разрыдаться, это бы меня спасло. Но рыдание - это свойство живой души... Из моих же глаз текли только слёзы, - это были очистительные слёзы прощания и прощения... Потом всё смешалось в розовом тумане. У меня закружилась голова... и я потеряла сознание... Меня спасло моё невежество в области самоубийства... и преданность одного человека. Невежество моё было в том, что я приняла неверную позу у раковины. И когда я потеряла сознание - то опрокинулась не вперёд, а назад (а у меня оказалась хорошая сворачиваемость крови). Правда, падая, я сильно ударилась головой о стену. И у меня теперь часто бывают сильные головные боли. Врачи говорят - что это сотрясение мозга, и это со временем пройдёт. Это со временем пройдёт. Но это не сотрясение мозга - это плата за моё воскрешение... А преданность одного человека (моего бывшего однокурсника) была в том, что этот человек был рядом со мною все эти годы, которые я так бездарно отдала вам. Я считала его хорошим другом, не больше. А он меня любил. Теперь я простить себе не могу, что рассказывала ему о вас всё, вплоть до последнего момента, даже о ребёнке. В тот вечер он дежурил у моего дома (он знал, что я иду на встречу с вами; он хотел сделать мне предложение, если его не сделаете вы). Вернувшись домой, я прошла мимо и не заметила его (я вообще не заметила, как добралась до дома). Его это, конечно, смутило. Тем не менее, он через некоторое время прошёл за мной следом. Дверь оказалась незапертой... Он всё понял... Он вынес меня из ванной, наложил на руки жгуты, вызвал скорую помощь... Хотя не ей, а ему, прежде всего, я обязана жизнью... Месяц он дежурил около меня... Он потратил на меня свой отпуск... Что отпуск?! Он потратил на меня лучшие силы своей души... Он всё понял и всё простил мне. Он простил моё прошлое, принял ребёнка (который месяц назад родился мёртвым), спас мне жизнь... Господи! что он только не делал, чтобы воскресить во мне душу (он называл это - "вернуть радость жизни"). Его милосердие, его великодушие - были неистощимы на выдумки... Это было гораздо больше того, что могло выдержать сердце любой здоровой женщины. Но во мне уже небыло сил ответить ему ничем, кроме благодарности и привязанности... Может быть, когда-нибудь на месте этого пепелища вырастет красивый сад. Кто знает... А вдруг всё-таки душа безсмертна (простите, это я не вам)... Зачем я вам всё это написала? О, нет - не то, что вы думаете. Я написала вам это затем, чтобы наказать вас... К сожалению, в нашем обществе нет такого закона, который мог бы осудить вас. Но такой закон есть в природе, - это совесть человека, которого уличили в преступлении. Отныне, вам не даст покоя мёртвый ребёнок (ваш ребёнок), родившийся у женщины (вашей женщины), в которой вы убили душу... А теперь прощайте, и будьте прокляты!..