Как доставалося и нам;

И вижу я неподалеку

У речки, следуя пророку,

Мирной татарин свой намаз

Творит, не подымая глаз;

А вот кружком сидят другие.

Люблю я цвет их желтых лиц,

Подобный цвету ноговиц,

Их шапки, рукава худые,

Их темный и лукавый взор

И их гортанный разговор.

Чу - дальний выстрел! Прожужжала

Шальная пуля... славный звук...

Вот крик - и снова все вокруг

Затихло... Но жара уж спала,

Ведут коней на водопой,

Зашевелилася пехота;

Вот проскакал один, другой!

Шум, говор. Где вторая рота?

Что, вьючить? - что же капитан?

Повозки выдвигайте живо!

"Савельич!" - "Ой ли!" - "Дай огниво!"

Подъем ударил барабан

Гудит музыка полковая;

Между колоннами въезжая,

Звенят орудья. Генерал

Вперед со свитой поскакал...

Рассыпались в широком поле,

Как пчелы, с гиком казаки;

Уж показалися значки

Там на опушке - два, и боле.

А вот в чалме один мюрид

В черкеске красной ездит важно,

Конь светло-серый весь кипит,

Он машет, кличет - где отважный?

Кто выдет с ним на смертный бой!..

Сейчас, смотрите: в шапке черной

Казак пустился гребенской;

Винтовку выхватил проворно,

Уж близко... выстрел... легкий дым...

Эй, вы, станичники, за ним...

Что? ранен!.. - Ничего, безделка...

И завязалась перестрелка...

Но в этих сшибках удалых

Забавы много, толку мало;

Прохладным вечером, бывало,

Мы любовалися на них,

Без кровожадного волненья,

Как на трагический балет;

Зато видал я представленья,

Каких у вас на сцене нет...

Раз - это было под Гихами

Мы проходили темный лес;

Огнем дыша, пылал над нами

Лазурно-яркий свод небес.

Нам был обещан бой жестокий.

Из гор Ичкерии далекой

Уже в Чечню на братний зов

Толпы стекались удальцов.

Над допотопными лесами

Мелькали маяки кругом;

И дым их то вился столпом,

То расстилался облаками;

И ожпвилися леса;

Скликались дико голоса

Под их зелеными шатрами.

Едва лишь выбрался обоз

В поляну, дело началось;

Чу! в арьергард орудья просят;

Вот ружья из кустов [вы]носят,

Вот тащат за ноги людей

И кличут громко лекарей;

А вот и слева, из опушки,

Вдруг с гиком кинулись на пушки;

И градом пуль с вершин дерев

Отряд осыпан. Впереди же

Все тихо - там между кустов

Бежал поток. Подходим ближе.

Пустили, несколько гранат;

Еще подвинулись; молчат;

Но вот над бревнами завала

Ружье как будто заблистало;

Потом мелькнуло шапки две;

И вновь все спряталось в траве.

То было грозное молчанье,

Недолго длилося оно,

Но [в] этом странном ожиданье

Забилось сердце не одно.

Вдруг залп... глядим: лежат рядами,

Что нужды? здешние полки

Народ испытанный... "В штыки,

Дружнее!" - раздалось за нами.

Кровь загорелася в груди!

Все офицеры впереди...

Верхом помчался на завалы

Кто не успел спрыгнуть с коня...

"Ура!" - и смолкло. "Вон кинжалы,

В приклады!" - и пошла резня,

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко,

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть...

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна.

На берегу, под тенью дуба,

Пройдя завалов первый ряд,

Стоял кружок. Один солдат

Был на коленах; мрачно, грубо

Казалось выраженье лиц,

Но слезы капали с ресниц,

Покрытых пылью... на шинели,

Спиною к дереву, лежал

Их капитан. Он умирал;

В груди его едва чернели

Две ранки; кровь его чуть-чуть

Сочилась. Но высоко грудь

И трудно подымалась, взоры

Бродили страшно, он шептал...

"Спасите, братцы. Тащат в горы.

Постойте - ранен генерал...

Не слышат..." Долго он стонал,

Но все слабей, и понемногу

Затих и душу отдал богу;

На ружья опершись, кругом

Стояли усачи седые...

И тихо плакали... потом

Его остатки боевые

Накрыли бережно плащом

И понесли. Тоской томимый,

Им вслед смотрел [я] недвижимый.

Меж тем товарищей, друзей

Со вздохом возле называли;

Но не нашел в душе моей

Я сожаленья, ни печали.

Уже затихло все; тела

Стащили в кучу; кровь текла

Струею дымной по каменьям,

Ее тяжелым испареньем

Был полон воздух. Генерал

Сидел в тени на барабане

И донесенья принимал.

Окрестный лес, как бы в тумане,

Синел в дыму пороховом.

А там вдали грядой нестройной.

Но вечно гордой и спокойной,

Тянулись горы - и Казбек

Сверкал главой остроконечной.

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: "Жалкий человек.

Чего он хочет!., небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он - зачем?"

Галуб прервал мое мечтанье,

Ударив по плечу; он был

Кунак мой; я его спросил,

Как месту этому названье?

Он отвечал мне: "Валерик,

А перевесть на ваш язык,

Так будет речка смерти: верно,

Дано старинными людьми".

"А сколько их дралось примерно

Сегодня?" - "Тысяч до семи".

"А много горцы потеряли?"

"Как знать?-зачем вы не считали!"

"Да! будет, - кто-то тут сказал,

Им в память этот день кровавый!"

Чеченец посмотрел лукаво

И головою покачал.

Но я боюся вам наскучить,

В забавах света вам смешны

Тревоги дикие войны;

Свой ум вы не привыкли мучить

Тяжелой думой о конце;

На вашем молодом лице

Следов заботы и печали

Не отыскать, и вы едва ли

Вблизи когда-нибудь видали,

Как умирают. Дай вам бог

И не видать: иных тревог

Довольно есть. В самозабвенье

Не лучше ль кончить жизни путь?

И беспробудным сном заснуть

С мечтой о близком пробужденье?

Теперь прощайте: если вас

Мой безыскусственный рассказ

Развеселит, займет хоть малость,

Я буду счастлив. А не так?

Простите мне его как шалость

И тихо молвите: чудак!..

ЗАВЕЩАНИЕ

Наедине с тобою, брат,

Хотел бы я побыть:

На свете мало, говорят,

Мне остается жить!

Поедешь скоро ты домой:

Смотри ж... Да что? моей судьбой,