Остаток пути в миллионерский дом мы громко ругались. И придя туда (босса не было в Нью-Йорке) и поднявшись в мою комнату, мы не перестали ругаться. - Глупая жопа! - кричала она. - Беззаботный продукт капиталистического общества! - кричал я. - Побочный эффект свободы! Мы улеглись на разных кроватях. А ведь собирались делать любовь.
Я никому не сказал о том, что меня будут судить. Согласно неписаным законам поведения советского гражданина, переданным мне папочкой и мамочкой так ловко, что я даже не заметил момента передачи, я решил скрыть свой социальный позор. Линда, секретарша босса, могла дать мне ценные советы и указания по поводу судов и в частности "моего" - в даун-тауне, на Вест-Бродвее. Ее школьный приятель "извращенец", незадолго до этого вновь, во второй раз угодил в тюрьму за то, что пытался дать потрогать свой член двум малолетним школьницам. Джерри часто звонил Линде из тюрьмы. Линда, не стесняясь ни босса, ни меня, и не боясь уронить свое социальное достоинство телефонной связью с преступником, вслух обсуждала каждый разговор с Джерри. Иногда с юмором, иногда раздраженно. "Извращенец" Джерри даже стал на короткое время нью-йоркской знаменитостью: о нем написала "Нью-Йорк Пост". "Извращенец получает тюрьму, атаковав невинность!" - на первой странице объявила газета, очевидно не имевшая в этот день другой, более интересной информации... Но я не посоветовался с Линдой. Я побоялся, что повестка в суд повредит моей карьере батлера, что босс может быть уволит меня немедленно, не желая, чтобы у него служил человек, способный "уринировать" в сабвэе.
Месяц, отделявший меня от даты 17 декабря, я провел в волнении. Я разыскал среди нескольких тысяч книг босса запыленный Уголовный Кодекс Штата Нью-Йорк и попытался найти в нем мое преступление. Конкретно, мое, очевидно редкое преступление не упоминалось в пухлой книжище, но повозившись с библией законов несколько часов я догадался, что "уринирование в сабвэе" относится к категории преступлений - нарушений общественного порядка. Что я объединен законом в одну группу с агрессивными алкоголиками, драчунами и крикунами на ночных улицах, с теми кто затевает скандалы в супермаркетах, в вагонах сабвэя(!) и в автобусах.
Во вторую неделю декабря значительно похолодало. Зимнее солнце угрожающе висело над холодными ущельями улиц, как бы символизируя мое отчаянное положение. "Скоро-скоро холодная рука закона возьмет тебя за плечо, Эдвард," - думая я и поеживался.Сон мой сделался нервным, я много раз просыпался среди ночи и даже кричал во сне. Чаще всего мне снилось, что за мной в миллионерский дом являются полицейские, сажают меня в полицейский автомобиль и мчат в аэропорт Кеннеди. Автомобиль, вопя сиреной, въезжает прямо на летное поле и "cops" силой вталкивают меня в самолет. "Они меня депортируют... Депортация!", - думал я с ужасом. Орал: "Не-еееееет!" И просыпался.
Фу, какая чушь! Кто же депортирует человека за то, что он пописал на улице, или, если даже принять полицейскую версию, в сабвэе? Однако "они" могут воспользоваться этой заусеницей - писанием в сабвэе, и избавиться от меня. Схватить меня за заусеницу и вытащить вон из тела Америки... Иди потом, доказывай, что ты лишь пописал... Статья номер такая-то, и .точка..." Поворочавшись в постели я решил навести порядок в своих страхах, "0'кэй, предположим худший вариант: "Они" меня да, депортируют. Но куда? В Советский Союз? Хуй-то. Они на это не пойдут. Забоятся "Эмнести Интернейшнл". И потом, как они могут депортировать меня в Советский Союз, если официально я прибыл к ним из Италии... Закон есть закон, депортировать следует в страну, откуда человек прибыл. Закон есть закон... Я повеселел и попробовал представить себя, депортированного, у подножия арки Константина в Риме. Мне понравилось мое воображаемое фото в рост на фоне Арки. Рим мне нравился всегда. В Риме жил Гоголь. Буду и я там жить. Позабыв о существовании вонючих сабвэев с крысами и Нью-Йорка, похожего зимой на котельную Дьявола. А если и итальянцы меня депортируют? Ха-ха, опять-таки, они депортируют меня не в Советский Союз, но в Вену, в Австрию, откуда я прибыл в Италию. Хорошо, но если и австрийцы меня депортируют?..
Ну, положим, сразу они этого не сделают. Пока уладят все дела с бумагами, то да се... Потом Советы еще могут послать австрийцев на хуй. Не нужен нам никакой батлер мистера Грея, бывший неофициальный московский поэтишка! Мы знать его не хотим, даже в сибирских лагерях он нам на хуй такой не нужен, живите с ним сами, и возитесь с ним, и пусть он обписает все ваши сабвэи! В Вене, кажется, уже выстроили метро. Когда я жил там в 1974 году, то окрестности собора Святого Стефана все были разрыты к чертовой матери! Австрийцы строили свой сабвэи...
0'кэй, предположим еще раз худший вариант... Все меня депортировали и я приземляюсь в Боинге-707 в аэропорту Шереметьево... Выхожу, сопровождаемый здоровым австрийским бульдогом (конечно сотрудником СIA) и он, подведя меня к советским таможенникам, злорадно улыбаясь, говорит мне: "Вот тут и писайте, ком-рад, сколько вам угодно!" И уходит. А таможенники меня игнорируют. Меня ждет, руки в карманы, кагэбэшник Антон Семенович, молодой человек в круглых позолоченных очках, тот самый, который беседовал со мной несколько раз в 1973 году.
Несколько повзрослевший. "Ну как, прогулялись галопом по Евро-пам-Америкам, Эдуард Вениаминович?" - спрашивает он. - "Что, и там не ужились, мистер? Попробуем отправить вас в еще одну часть света, где может быть вы задержитесь. Кстати там нет сабвэев и можно писать где хотите." "Куда это вы меня?", спрашиваю я осторожно, догадываясь уже куда. "А в Сибирь, в Магаданский край", - отвечает Антон Семенович, и улыбается. "А я Сибири не боюся! Сибирь ведь тоже русская земля!" - заявляю я вдруг нахально, использовав слова народной песни. Сам же думаю, что ничего страшного - в Сибири я всерьез займусь самообразованием и сделаюсь плодовитым как Солженицын. Я закрыл глаза и увидел себя в валенках с галошами, в тулупе и шапке, сидящего за грубо сделанным деревянным столом... И я заснул, так и не узнав, что мне ответил Антон Семенович на мое наглое заявление.