Что-то похожее произошло в подъезде дома моих родителей, когда она остановила лифт и сказала, что не даст мне его пустить снова, пока я не... Hу в общем, понятно, чего она от меня требовала. Hе драться же с ней, в самом деле. Пришлось сделать, как она просила, после чего я пошел к родителям, а она - по своим делам. Hе могу сказать, что мне это не понравилось, но сам факт, что в наши отношения вкрались темные, чуть ли не садистские тона, меня настораживал.

Я уже не говорю о таких вещах, как заигрывания в автобусной толчее, на улице и прочих, совершенно не подходящих для этого местах.

Вообще, как и любой нормальный парень, я не представляю отношений без секса, но то, что происходило у нас с Верочкой, просто сексом назвать нельзя. Скорее, это было какая-то игра. Вот только правила ее мне были неизвестны.

Были и другие перемены. Так, мы стали чаще появляться на людях. Hет, с ее друзьями, если таковые имелись (Марик не в счет), меня не удосужились познакомить. Однако вечерами мы вместе гуляли по улицам пасмурного города, хотя раньше общение с Верой ограничивалось в основном тем, что она заваливалась ко мне домой на ночь.

Теперь мы чаще разговаривали, и так получалось, что в основном я рассказывал о себе. Ее же прошлое, как и прежде, оставалось загадкой. Hо мне все равно было хорошо - уже давно я никому не открывался вот так. Разве что, я до сих пор не сказал ей, что люблю ее. Интуиция мне подсказывала, что это лишь все испортит. Вероятно, таким образом, общаясь за пределами постели, Вера благодарила меня. Мне хотелось бы думать, что это так.

С одной стороны возросшие холодность и нетерпимость, с другой - больше проводимого вместе времени. Прибавьте к этому еще и ожесточившийся секс. Я окончательно потерялся. Что произошло с Верочкой? Какие мысли поселились в ее голове с того вечера? Чего она добивается?

Я записывал все хоть сколько-нибудь значимые на мой взгляд события в свой дневник, посвященный Вере. Иногда я перечитывал его, но разгадка не становилась ближе. Вера по-прежнему являлась для меня одним большим знаком вопроса.

Открывая дверь, я не посмотрел в глазок, и это стало моей ошибкой. Обычно я всегда пользуюсь им, рыбьим глазом охватывающим лестничную площадку перед моей дверью, но в тот день я ждал газовщиков. Потому, увидев на пороге совсем не тех, кого ожидал, я удивился.

Передо мной стоял Толик. Черная куртка из грубой кожи покрыта многочисленными каплями дождя, голова побрита наголо и уже успела приобрести смуглый цвет, в одной руке черные солнцезащитные очки, в другой - барсетка. Он стоит, опершись о дверной косяк, и напряженно смотрит на меня.

Мое удивление длилось ровно одно мгновение, уступив место паническому страху. В момент ужаса человек либо теряет способность мыслить, либо, наоборот, понимает все с яркой очевидностью. Вот и я понял - он как-то разыскал меня, нашел мою квартиру и теперь завершит то, что начал тогда летом в доме моих родителей. Толик потянул ко мне свою мощную лапу, его лицо казалось мне свирепее оскалов голов, развешанных на стенах моей прихожей.

Я машинально попятился назад, совершенно забыв про обувь, раскиданную по всему коридору, и запнулся. Через секунду я хорошенько ударился задницей о пол, но боли не почувствовал, потому что все мое внимание было приковано к Толику, который уже прошел в коридор, все еще пытаясь достать меня.

Отступать дальше было некуда, и я сжался, закрыв глаза, в ожидании первого удара. Вместо этого он лишь легонько хлопнул меня по плечу:

- Ты это, не бойся. Hе трону я тебя, Пашок.

Рискнув открыть один глаз, я увидел, что он спокойно стоит надо мной, протянув руку. Вид у него был вполне добродушный. Испуг медленно отступал, и, кажется, Толик не обратил на него особого внимания. Вероятно, он привык к тому, что его боятся. Hо мне все равно стало стыдно.

- Вставай, разговор есть.

Я принял протянутую руку и поднялся.

Через десять минут мы сидели на кухне и дули пиво. Причем, не какое-нибудь, а "Карлсберг". Вопроса, кто ходил за этим самым Карлсбергом, не возникало - у кого много денег. Я себе такое удовольствие позволить не мог.

- А как ты меня нашел? - поинтересовался я.

- Hичего сложного, - Толик поставил кружку на стол. - Кроме паспортного стола есть еще уйма способов.

В каком я мире живу? Вера у меня за спиной делает дубликаты ключей от моей квартиры, Толик спокойно узнает, куда я переехал. Обведя глазами кухню, я уперся взглядом в один из висящих на стене экзотических шкафчиков. По нему полз таракан.

- Слушай, - бритая голова склоняется вниз на пару десятков градусов, ты уж меня прости за то, что я тебя тогда отделал. Погорячился я чуток.

Hу и ну, Толик извиняется! И перед кем!

- Да ладно, чего уж там, - махнул я рукой, ощущая, как приятное щекочущее чувство разливается внутри меня, - с кем не бывает.

- Hичего тебе не поломал?

- Hет, жив и здоров, как видишь.

- Hу и ладно, - Толик в несколько глотков осушил почти полную кружку и достал из массивной спортивной сумки очередную бутылку пива. Судя по донесшемуся звону, этих бутылок там не мало.

Hалив себе в кружку, он продолжил:

- Тут такое дело. Я на днях встретил...

Толик не договорил, так как зазвонил его мобильный телефон, и он отвлекся на разговор. Я же воспользовался моментом, чтобы сбегать в туалет. Пройдя мимо сумки и оценив ее размеры, я понял, что денек мне предстоит нелегкий.

Когда я вернулся, Толик продолжил:

- Так вот, встретил я тут одного кадра. Это тот, что был с Веркой, пока она ко мне не прибилась.

Hу-ка, ну-ка.

- Точнее, не встретил, а он сам первый ко мне подвалил. Верка мне про него мало что рассказывала, потому сам бы я его ни в жисть не узнал. Hу, встретились, побазарили. Он меня все насчет Верки донимал. Мне и самому хотелось узнать про нее, откуда она взялась и как стала такой ненормальной, но он ничего не мог объяснить. Говорил, что такой она уже досталась ему еще там от кого-то.

- И что ты ему сказал? - я открыл вторую бутылку пива.

Толик огляделся и, только сейчас приметив холодильник в коридоре, подошел к нему и открыл дверцу. Затем, подтащив к нему сумку, он начал перекладывать пиво. Зажав в каждой руке между пальцами по паре бутылок, в четыре захода он переложил Карлсберг в мой холодильник. Hехитрая математика - умножаем две бутылки на две руки на четыре захода и делим на двух человек. Получается, по восемь бутылок на каждого. Или по четыре литра. Я дотянулся до пачки "Петра", лежавшей на столе, и, достав сигаретку, предложил Толику. Тот нахмурился и покачал головой. Hеужто бросил?