- Кому-то нужно делать грязную работу, Зигги. Поэтому я и пошел в СС.
- А я не хочу... Для меня интересна игра умов... Победить умного противника - это удовольствие. И ты не откажешь в моем поиске. Он последний, Гельмут...
- Что ты несешь? - притворно поднял брови оберштурмбаннфюрер.
- Ты знаешь... И не хуже меня. С лейкемией не шутят, как с Кальтенбруннером. Так-то вот, оберштурмбаннфюрер Хёниш.
- Ты еще доживешь до победы, Зигги.
- До чьей победы? Германия опять проиграла войну. И все из-за этой проклятой камарильи во главе с обожаемым фюрером...
- Зигги, ты с ума сошел!..
- Ефрейтор не должен командовать вооруженными силами.
- Там генералитет...
- А-а, - махнул рукой капитан, - клянусь святой Кунигундой, они боятся этого психа, им везде чудится гестапо... Я сожалею, что покушение не удалось. Может быть, мы и вышли бы из войны... с Западом наверняка... Фюрер - новый Бисмарк... Как же!.. Он даже не его тень.
- Тебя нужно расстрелять, - угрюмо пробормотал Хёниш.
- Я уже расстрелян, Гельмут... судьбой... Я наци, но не дурак и не предатель. И я молился нашим богам... А сейчас нам нужно знать, что задумали русские. Для этого я должен увидеть и услышать их. И сосчитать. Я сыграю глухонемого пастуха... как в Греции... помнишь? Ты не можешь сказать, что я не умею пасти овец, Гельмут. Я принес тебе сведения о дислокации партизанского отряда на блюдечке.
- Русские не греки. Они раскусят тебя.
- Нет. Старый лис не знает промахов. Я сработаю, как надо. И ты возьмешь их. Все-таки рота СС...
Они помолчали. Хёниш внимательно смотрел на приятеля.
- Бороду я, слава богу, отрастил заранее, - нарушил молчание Зигфрид Рутт, - лохмотья достать нетрудно.
- Ты возьмешь с собой оружие. Парабеллум и две гранаты.
- Упаси боже... Ты, Гельмут, незнаком даже с азами разведки. Тебе бы все пиф-паф...
Рутт по-ребячьи засмеялся.
- Твое счастье, что у тебя нет татуировки, - пробормотал Хёниш.
- Да. Это мое счастье. Только идиоту могло прийти такое в голову... группу крови нанести на кожу тушью.
- Мы не думали проигрывать войну, - буркнул Хёниш, - зато...
- Нету у нас "за то", Гельмут, - тихо произнес Рутт, - у нас осталось только "за это"... Чем больше русских погибнет на фронте, тем легче будет потом начать все сначала... Американцы и англичане не захотят терять Германию.
- Ты все знаешь, на то ты и абвер, - ехидно процедил Хёниш. - А скажи, друг детства Зигфрид Рутт, как и куда бежать мне, эсэсовцу, любившему убивать?
- Лучше всего сделать пластическую операцию лица и вырезать проклятую цифру вместе с кожей... Паспорт можно всегда купить... Я бы ушел в Швейцарию.
- Зачем что-то делать с лицом?
- Вы все любили сниматься с жертвами. Вашими лицами завалены все досье контрразведки русских... и американцев тоже.
- Ты прав.
- Двадцать третий сообщал, что и четвертая группа русских будет заброшена по воздуху... Я что-то не видел парашютистов.
- Они изменили решение в последний момент.
- По-моему, они еще не приняли решения... Они просто исчезли.
- Да. Кройшу не повезло... До сих пор не могу понять, как горстка русских расправилась с двумя взводами СС.
- Это особые люди, Гельмут. Их собирали со всего фронта, а может быть, и фронтов. Кройш был зауряден... просто служака.
- Они все равно придут к Отшельнику.
- А если нет? Что-то долго он молчит... Может быть, заболел?
Рутт помолчал, поиграл стеком, потом четко сказал:
- Я пошел спать. Распорядись достать овец и все принадлежности пастуха. Мне нужно еще обработать кислотой руки. Чтобы собака привыкла ко мне, я должен ей устроить настоящий пир. Для этого нужно мясо.
Хёниш кивнул, прикрыл глаза и поджал губы, как это делал всегда, когда требовал от мозга максимального напряжения.
* * *
Пастух был низкоросл, хлипок, с выцветшими, тусклыми глазами. Одет в холщовую поддеву, стоптанные чувяки, голова покрыта засаленной шляпой. С ним была собака.
На все вопросы он мотал головой и только мычал, потом написал прутом на песке - "Лука".
- Глухонемой он, - первым догадался Присуха, - а зовут Лука. Только как же зовут, если он не слышит.
- А это мы сейчас проверим, - усмехнулся Щеколда.
Он сзади бесшумно подошел к пастуху и выстрелил из пистолета над ухом Луки.
Тот даже не повернул головы.
- Отставить, сержант Чиликин, - сердито сказал Седой.
Капитан разглядывал овец. Их было немного, и все под стать пастуху тощие, грязные, со скатанной лоснящейся шерстью.
Седой кивнул Джаничу. Тот подошел к пастуху и написал на песке одно слово по-сербски: "Откуда?"
Глухонемой показал рукой за гору и написал: "Кловачи".
- Село за горой, - сказал Джанич, - я там бывал...
И, написав на песке: "Хозяин?" - ткнул в пастуха пальцем. Тот испуганно замотал головой и махнул рукой в сторону горы.
Джанич взял пастуха за руки и развернул их ладонями кверху. Ладони были в язвочках, кое-где кожа лопнула, и они слегка кровоточили.
Джанич отвел глаза, но все же открыл вещевой мешок пастуха. Ничего, кроме куска овечьего сыра, там не оказалось.
- Может, покормить его, товарищ капитан, - вымолвил Присуха, на которого и руки и весь вид пастуха произвели жалостливое впечатление.
Лука ел неторопливо, беря мясо из банки руками, предварительно даже не ополоснув их. Покончив с едой, он низко поклонился и отошел к ручью, где овцы пили воду.
- Кого у нас нет? - спросил Седой.
- Феникса и болгарина... в дозоре.
- Так. Пастух пусть идет дальше... Некстати он тут оказался, ну да ладно... Ты что, Гайда?
Капитан заметил долгий, изучающий взгляд серба - он следил за пастухом. Седой проследил взгляд и увидел, как Лука встал над овцами. Словно Наполеон при Ватерлоо. Спина его была пряма как стенка. Он смотрел из-под руки на гребень горы, вскинув голову и расправив плечи. Там летел самолет.
- В укрытие! - крикнул Седой. - Всем в расщелину...
Старенький одномоторный моноплан-парасоль прошел так низко, что Седой увидел пилота. Тот смеялся. И все же он сбросил гранату. Она взорвалась на том месте, где было начертано слово "Лука". Летчик, конечно, прочитал его.
- Мы сами демаскировали себя, - сказал Седой и усмехнулся, - а может быть, это и к лучшему.