Рассвело. Заиграло лучами светило.
- Как я вернусь домой? - спросил я. И голос сразу ответил:
- Подлетишь к башне на южном полюсе, пришелец. На расстояние не ближе ее высоты.
- На чем подлечу? На воздушном шаре?
- На чем всегда здесь летал, пришелец.
Проклятье! Энергоблок снова был на месте. Ни Гулливеру, ни Агасферу такое и не снилось!
- У башни покинешь свой корабль. Зайдешь в башню. Поплывешь через реку времени, пришелец.
- Кролем прикажете или баттерфляем? Объясните, наконец, что значит "поплывешь"?
- Досконально ты не поймешь, пришелец. Принцип таков. Представь себе зеркало в твоей руке.
- Не только представил, но и взял его в руку.
- Наведи луч светила на любую звезду, пришелец.
- После солнечного восхода уже не видно звезд, благодетели! - съязвил я.
- Плывущие через реку времени видят звезды и днем, пришелец.
И я увидел небесную чашу Индры, полную звезд.
- Навел ли луч, пришелец?
- Проще простого.
- Пришелец, поверни теперь зеркало к другой звезде.
- Повернул.
- Намного ль оно повернулось, пришелец?
- На шесть градусов двадцать три минуты.
- А луч перенесся, пришелец, со звезды на звезду?
- Допустим, - сказал я в замешательстве. - Что из того?
- Представь, пришелец: на дальнем конце луча - ты.
- Остроумно. Но кто повернет зеркало?
Голос молчал.
- Зеркало кто повернет? - переспросил я.
- Братья на голубой звезде, пришелец.
- Сколько ж мне извиваться на острие луча?
- Это решат братья на голубой звезде, пришелец.
- Значит, вся надежда на ваших братьев? Н-да...
Ладно. Братья братьями. Но должна же быть приложена и здесь материальная сила, какая-то энергия. Где взять ее?
- Она в тебе, пришелец.
- Яснее не выразишься, благодарю. Когда могу вернуться на Землю?
- Когда возжелаешь, пришелец.
- Что разрешаете брать с собою?
- Только то, во что облачен, пришелец. Кроме скафандра. Он тебе не понадобится. Впредь до отлета к башне можешь странствовать и без скафандра. Ты окружен надежной защитой, пришелец.
- Надо подумать, - сказал я.
- Думай, пришелец. Думай, как сказать Земле то, что ты скажешь Земле. Если спросят, пришелец.
- Что я должен сказать, если спросят?
- Истинно тяжкой должна быть ноша, чтобы дойти до Сада Прекрасного, пришелец.
- Осточертел мне ваш сад, - сказал я.
* * *
В ночь перед отлетом к южному полюсу мне привиделся вещий сон. Будто пытаюсь вскарабкаться на высокую гору, острием проткнувшую купол незнаемых небес. Никак не могу забраться, блуждаю между скал и даже запамятовал обратный путь. Замечаю висячую лестницу, она сплетена из птичьих перьев. Выбиваюсь из сил, взбираясь по ней, и вот вижу унизанный огнями сад. В том саду множество золотых, серебряных, медных деревьев. Иглы и листья с отливом червонным, шишки из самоцветных каменьев, на стволах - узоры затейливые. И доносится голос реки, текущей меж берегов из топазов и яшмы: "Деревья эти знают прошлое, невозвратное, невозможное и предвещают грядущее, возвращенье твое стерегущее". Я подхожу к медному дереву над рекой, спрашиваю мысленно: "Когда ж на Землю вернусь?" И ветви загадочно шелестят: "Когда на горе небес засеребрятся снега..."
Три километра от вершины холма, где я посадил "челнок", до подножия башни дались мне нелегко.
Я шел тяжелыми шагами, в невеселых раздумьях...
Неудачник, перечеркнувший надежды человечества. Что станется со мною в этой башне, вблизи еще больше похожей на исполинское дерево, изуродованное и забинтованное? Я шагал по нежной траве Индры, как по пуху земных одуванчиков. Разбрызгивало лучи светило. Паслись в бледно-синем небе редкие облака. Мерцали звезды, их было 11249. И проворачивалось в мельнице времени колесо Млечного Пути.
В башне, едва я туда вошел, выкатилась из стены кабина, приплюснутая с боков. Дверца кабины уползла вверх, я погрузился в подобие кресла из мягчайшего зеленого мха. Начал меркнуть свет.
Остальное помню смутно. Помнится, вроде со стороны обнаружил вдруг себя лежащим, как тогда, в операционной, на столе-раковине, и музыка пела, как далекий океанский прибой, но надвигалась, надвигалась сверху прозрачная полусфера, и вот на стенах ее хрустальных проступили звезды, крупные, как роса, а за звездами уже пульсировала нечеловеческая, зловещая, непреображенная тьма. И ударил свет.
* * *
И ударил свет, а вослед за светом я увидел сквозь серебряную паутину русокудрого мальчонку и за ним в ослепительной голубизне дрожал и рвался из его ручонок полосатый воздушный змей.
- Дедушка, ты Черномор? - спросил мальчонка. - Это ты таскал Руслана над лесами и морями?
Я лежал в полусфере, голова утопала среди серебряных нитей. То были мои, мои седые волосы до плеч, моя седая, разметавшаяся по груди борода.
- Отменный у тебя змей. Сам смастерил? - проскрипел я.
- Знамо дело, сам. Бумага, клей, ножницы. Но запомни: ножницы маленьким детям в руки брать нельзя.
Воспитательница не велит, - обстоятельно поясняло дитя.
- Ножницы с собой?
Он закивал головенкой и опасливо вложил их мне в руку. Я сел в полусфере, кое-как обкорнал седые пряди.
Налетевший ветер подхватил серебряный комок, поволок по лужайке, как перекати-поле.
- Чериоморья борода! Черноморья борода! - распевал счастливый повелитель змея.
- Слушай, малец, где здесь поблизости озеро или ручей? Хотя бы лужа... - сказал я вставая и сошел с того, на чем возвратился домой. На моих глазах полусфера сжалась до размеров подсолнуха или арбуза.
По мере уменьшения над нею сперва прояснился синеватый купол, но сразу же затянулся изнутри тума- ном.
- Здорово ты колдуешь, Черномор, - восхитился златокудрый. - Озеро за теми вон кустиками. Озеренок, озерный детеныш.
- Пошли поглядим, - сказал я и поднял из травы невесомую полусферу. Давай, поведу змея.
- Ты страшный. Змей испугается и улетит.
Из синевы озерца на меня воззрился глубокий старик. Так вот что они имели в виду, намекая на энергию, .
которая во мне. Я расплатился за возвращение временем. Засеребрились снега на горе небес, потому что небыстро поворачивают зеркало братья на голубой звезде...