"Может, даже и убьют!.."
И вот ему, Василю, выпало несчастье привести с собой в Грибков дом смерть. И он ведет. Ведет, потому что как же ему не вести, неужели самому погибнуть? Разве не правда, что своя рубашка ближе к телу? Разве Грибок, если бы его заставили, не поступил бы так же, как Василь, разве полез бы из-за него на рожон, на смерть... Но мысли эти не давали покоя, больше всего потому, что Василя тревожило будущее.
Что ни говори, а завтра, когда приедет из волости милицияп Василь будет все же виноват. Потащат на допрос, попробуй оправдаться тогда. Помогал, приводил...
Снова протяжно, по-волчьи, завыла собака. "Правду Ганна говорила. Словно к покойнику. Как чувствовала все равно..."
Хоть бы одна душа на пригуменьях встретилась, хоть бы цеп где-нибудь ударил, все было бы не так тоскливо, не так безнадежно. Пристукнут бандюги, и людской глаз не увидит.
Молчаливые, равнодушные, чернеют пустые овины под темными шапками крыш... А может, и лучше, что они пустые, не видят ничего, - знать никто не будет дороги, по которой Василь ведет бандитов...
Вблизи вдруг залилась лаем чья-то собака, злая, неугомонная, выкатилась из-под ворот, черным комком бросилась под ноги. Хрипатый невольно остановился, отмахнулся обрезом. Василь ступил шаг в сторону, настороженно оглянулся и в тот же момент почувствовал сильный удар по голове чем-то твердым.
- Улизнуть хочешь, сволочь?
Собака упорно не отставала, заливалась лаем, разбудила других собак, которые вторили ей со своих дворов. Она, видно, не в меру осмелела, потому что вдруг завизжала от удара и захлебнулась.
- Где? - нетерпеливо спросил хрипатый Василя. - Далеко?
- Сейчас...
Не доходя до Грибкова гумна, Василь остановился:
- Там... хата его.
- Не брешешь? Гляди, если сбрехал!..
- Его... - Василь попросил: - А теперь - отпустите!..
- Успеешь! - резко ответил хрипатый. - Дома подождут...
Оставив одного из своих с Василем, хрипатый, лязгнув затвором, направился с остальными на пригуменье Грибка,
4
Первой на стук в окно в Грибковой хате проснулась жена. Она минуту слушала, не понимая еще, что стучат к ним, - слушала и лежала.
- Ахрем, встань... - наконец потрясла она мужа за плечо.
Грибок, сопя, неохотно поднялся, сладко зевнул вслух, почесался. В хате было темно и душно. Шаркая непослушными босыми ногами по прохладному глиняному полу, он поплелся к низкому окошку. Спросонок стукнулся об угол косяка, выругался. Прижавшись лицом к стеклу, внимательно всматривался в фигуру за окном, но она тускло расплывалась во мраке.
- Кто там?
- Свой. Из волости.
- Кто такой?
- По земельному делу я...
- По земельному... Мало вам дня!..
Грибок сопел, думалось трудно. А голос за окном объяснял:
- Беда случилась. Запоздать пришлось... Конь ногу вывихнул. К ветеринару ездили...
- Неспокойно у нас...
- Так я же свой...
- Из волости?
- Из волости. Уполномоченный...
Жена упрекнула:
- Влез в эту беду... Ночью покою нету...
- Конь, говорит, ногу попортил...
Грибок в темноте нащупал кружку, зачерпнул воды. Чтото очень томила жажда, он выпил две кружки, в тишине было слышно, как булькала в его горле вода: ковть, ковть.
Сквозь сон что-то пробормотал ребенок, он прислушался, но ничего не понял и, звякнув щеколдой, вышел в сени.
Едва только Грибок привычно отодвинул засов и, серый, в домотканом нижнем белье, появился в раскрытых дверях, как человек, ждавший на крыльце, рванул его за воротник.
- Пикни только, сволочь!
Он почувствовал, как в грудь уперлось что-то твердое, холодное. Ничего не понимая, растерявшись от неожиданности, он выдавил.
- Б-братко... ш-што ты? ..
- Мы тебе не браты, иуда!
Так же тихо, зловеще хрипатый прошипел:
- Пошли!
Грибок, окаменев от страха, покорно поплелся в сторону хлева.
- Постой тут, постереги, чтобы из хаты... - донеслись до него слова кого-то из бандитов.
"Маслаки!" - молнией вспыхнула мысль в тяжелой, будто налитой водой, голове. Мысль эта отозвалась в сердце смертельной тоской: "Конец!" Доведут до хлева, поставят, и - конец. Как и не было его, Ахрема. Им погубить человека - что плюнуть. Не одного уж комитетчика уложили... Слышал ведь об этом Ахрем, знал, что не доведет до добра комитет, но нет, не удержался. Черт его понес...
Да разве ж он сам набивался! Выбрали - выбрали на его голову!..
- Стой, - приказал хрипатый.
Он остановился.
- Кайся!
У Ахрема слова застряли в горле.
- Не хочешь?
- Б-братки, - еле выговорил наконец Грибок, - п-пожалейте!.. Н-не... не в-виноват я... Я не с-сам в комитет, н-не по охоте...
- Чего с ним цацкаться?! - нетерпеливо отозвался тот, что стоял чуть поодаль. - Рассветет скоро... Кокнуть - и все!
- Не в-виноват я... б-братки!:.
Бандит поднял обрез, лязгнул затвором, пощупал пальцем, есть ли патрон.
- Деток, если не меня... пожалейте!
Бандиты были неумолимы.
- Самому надо было жалеть!
- За что ж меня?.. Наговорили, видно... Не верьте...
- Не виноват, говоришь? А передела земли кто захотел?
- Не я. Собрание решило...
- Собрание. Оправдываешься, сволочь?!
- Собрание. Обчество...
- Вот как дам по башке! Будет обчество! Слушай! Передел атаман Маслак отменяет!.. Запомни, если хочешь деток видеть. Ясно?
- Ясно... Только разве собрание...
- Если будет передел, заказывай гроб! - повысил голос бандит. - Загодя ложись!
- Братки, да разве ж я один...
- И другим передай! Пусть тоже, если жить охота, закажут! Передашь?
- Скажу...
- На этот раз - всё. Иди!
Грибок несмело, будто не веря, что все это кончилось, бочком, оглядываясь на хрипатого, ступил несколько шагов. Сейчас крикнет, воротит обратно - в страхе ждал Ахрем. Но хрипатый крикнул другое:
- До утра чтоб не рыпался!
Грибок, обрадованно кивнув, пошел быстрее. Он еще раз тревожно оглянулся, когда бандит свистнул, но свистели не ему. Хрипатый, видно, звал другого, стерегшего хату, - тот сразу пошел на свист.
Грибок осторожно прижался к плетню, уступил дорогу.
Только скрывшись за дверью в сенях и звякнув засовом, он почувствовал себя свободнее. Но покоя не было и тут, жена дремала, будто ничего и не случилось. Ложась рядом, едва сдерживая дрожь, он с упреком толкнул ее:
- Спишь!..
- А?.. Што?.. Што тебе?..
Грибок, переполненный только что пережитым, не ответил.
- Направил куда их? - зевнула жена.
- Направил! Тут чуть самого не направили... На тот свет!..
- Што ты плетешь?
- То, что слышишь!. Пропади ты пропадом, такая жизнь!
- Чего же он? .. Уполномоченный этот?
- Уполномоченный! Такой он уполномоченный, как я... Чтоб их земля не носила!
- Кто ж это?
- Маслаки!
- А!.. - жена испуганно вскрикнула.
Закрыв дверь, Ганна минуту постояла в сенях, прислушиваясь к тому, что происходит между бандитами и Василем.
Но разговора их она не могла разобрать. Попробовала подсмотреть в щель возле двери - ничего не увидела.
Она вбежала в хату, глянула в окно. В темноте с трудом разобрала Василя пустили вперед, а сами хищными тенями понуро потянулись вслед. Пошли не на улицу, а куда-то в сторону гумен.
Боже мой, что они хотят с ним сделать! Она тут же упрекнула себя: как она могла послушаться бандитов, отойти, оставить его одного!
Ганна бросилась к порогу, но остановилась. В теплой тишине слышалось легкое дыхание Хведьки, посапывание утомленного отца. Ганна склонилась над кроватью:
- Тато... Тато...
Мачеха недовольно повернулась:
- Чего тебе!
- Бандиты! Маслак!
Отец сразу проснулся.
- Василя за гумна повели!..
- А, боже! - испуганно перекрестилась мачеха.
Ганна хотела сказать про дядьку Ахрема, но сдержалась: