- Не мог бы ты, Богусь, почистить немного картошки? - подала она слабый голос.

- Я рисую, - напомнил он строго и зажег свет в мастерской. Он даже не давал себе труда понять чувства и желания панны Юзи. Ведь барон Абендтойер вряд ли бы принял это во внимание, рассматривая его новую картину "Тростники над озером". В счет бы шли только пятна, линии, фактура, размещение красок охры, желтой и черной, а также белил, которыми очень трудно передать белизну снега. В электрическом свете картина на мольберте показалась Порвашу какой-то чужой и враждебной. Он отступил от нее на три шага, сгорбился, втянул голову в плечи, будто бы намеревался атаковать ее наподобие разъяренного быка. И в этот момент раздался стук в дверь дома Порваша. Прибыл доктор Ян Крыстьян Неглович, с головы до пят засыпанный хлопьями снега, с лицом, порозовевшим от мороза. Его очки были залеплены снегом, и с минуту он двигался в коридоре как слепой.

- Где больная и как она себя чувствует? - раздался потом в мастерской его громкий голос.

- Юзя что-то плохо себя чувствует, - сообщил Порваш, помогая доктору снять куртку.

- Утром было тридцать восемь градусов, - триумфально заявила панна Юзя, показывая на термометр, который лежал на столике возле топчана. - И болит у мен".здесь, - она коснулась рукой живота, - и тут, - она сделала рукой жест возле груди.

- Понимаю, - сказал доктор и еще раз протер платочком очки. Потом перенес ближе к топчану докторский чемоданчик. - Осмотрим вас внимательно и старательно. А вы на минутку выйдите из комнаты, - приказал он Порвашу. - А что, я не видел ее без трусов? - обиделся Порваш. Доктор придвинул стул к топчану, вынул из чемоданчика стетоскоп. Не оборачиваясь в сторону Порваша, он пояснил:

- Во время врачебного осмотра противопоказано присутствие третьих лиц. Случается, что врач задает больной вопросы, на которые больная при третьих лицах, даже самых близких, может постесняться ответить или отвечает неправду, что ведет к неправильному диагнозу. Конечно, рекомендуется присутствие матери или медсестры, если больная - несовершеннолетняя, особенно в период созревания. Но в этом случае мы имеем дело с особой совершеннолетней, я ведь не ошибаюсь, панна Юзя?

- Конечно, пан доктор, я очень-очень совершеннолетняя, - почти пропела она.

Порваш, не говоря ни слова, вышел из мастерской, но остановился за дверями, присел и начал подсматривать сквозь замочную скважину.

Доктор поудобнее уселся на стульчике возле топчана и сначала очень долго смотрел Юзе в глаза. Потом он прикоснулся к ее лбу и шее и снова стал смотреть на Юзю в полном молчании, пока та не занервничала.

- Вы, наверное, хотите меня послушать, - она уселась на топчане, спуская плечики комбинации. Но доктор сказал: - Не надо. - И плечики снова вернул на место.

- Болело у меня тут, - Юзя легла на Топчан и, отбросив одеяло, задрала короткую комбинацию, показывая гладкий, немного выпуклый животик с круглым углублением пуповины. - Не надо, - снова сказал доктор и прикрыл лоно панны Юзи.

Он спросил ее о чем-то тихим голосом, и этот вопрос был, по-видимому, интимного свойства, потому что панна Юзя будто бы застыдилась и ответила что-то, поколебавшись, тоже тихо. Они шепотом обменялись несколькими фразами. Потом доктор встал и придвинул стул к огромному столу, который стоял посреди мастерской.

- Войдите! - крикнул он художнику.

А когда тот вошел в мастерскую, доктор сказал, закуривая сигарету:

- Считаю, что панна Юзя совершенно здорова. А боли, на которые она жаловалась, вызвано неподходящим или недостаточным питанием.

- Я страдаю по-женски, - пискнула панна Юзя.

Доктор с пониманием покивал головой и сказал с шутливой серьезностью:

- Согласен. Вы страдаете по-женски, но этим занимаются различные женщины-литераторы в иллюстрированных еженедельниках. Зато мы, врачи, интересуемся только женскими болезнями. Но, однако, это тревожное явление то, что множество страдающих женщин слишком часто ищет советов в психологических повестях, вместо того, чтобы пойти в консультацию. По сути, вы страдаете по-женски. Советую съесть тарелочку клецек по-французски, хорошо сдобренных шкварками из грудинки, свиную котлетку в панировке, а также соленый огурчик или салат из квашеной капусты.

- Ну, слышишь, Юзя? - обрадовался Порваш.

Панна Юзя даже уселась на топчане, рассерженная словами доктора, который недооценил ее недомогания.

- А где эта котлетка в панировке? Где клецки по-французски? Все мужчины - обманщики!

Сказав это, она бросилась на топчан лицом в подушку, и все ее тело затряслось от рыданий. Доктор заметил, что развитие событий превышает его компетенцию. Он накинул на себя полушубок, поднял с пола докторский чемоданчик.

- Гонорар, - начал художник, но доктор только махнул рукой. - Вы мне когда-то дали картину "Тростники над озером", а я слышал, что барон Абендтойер в Париже за такую же платит двести долларов. Эта картина вознаградит меня за массу подобных визитов.

Доктор поклонился в сторону топчана, пожал руку художнику и смело вышел в метель. А панна Юзя со злостью отбросила одеяло и начала метаться по комнате, забывая, что короткая комбинашка открывает ее лоно и взъерошенные волосики с рыжеватым оттенком. Бедра ее были круглыми и гладкими, Порваш с вожделением наблюдал, как они мелькают в свете лампы. Их быстрые движения напоминали ему ножницы, разрезающие материю света и полумрака, которая наполняла мастерскую. Наконец панна Юзя бросила на стол свой чемодан и начала собирать в него разбросанные по углам вещи.

- Это обычный деревенский лекарь. Коновал. Уезжаю отсюда завтра, и ты отвезешь меня на поезд в семнадцать ноль пять. Не хочу запускать болезнь. У моей подруги были такие же симптомы, и врач велел ей на две недели воздерживаться о) половой жизни. Потом ее положили в больницу. Впрочем, через три дня мой отпуск и так кончается.

- Это хороший врач, у него высокий авторитет, - сообщил Порваш, не спуская глаз с мелькающих ляжек панны Юзи.

- Если бы он был так хорош, как ты говоришь, то не сидел бы в деревне, а принимал бы больных в какой-нибудь большой больнице. Художник Порваш почувствовал себя задетым: