— Ладно уж, — сказал он примирительно. — Я принимаю ваши условия, но только прошу «полить их ложкой масла» — прибавьте сверх пяти тенег еще одну, пусть будет шесть. Если уж мои деньги этого не стоят, то ведь, кроме того, я стану ежедневно после каждой молитвы поминать вас, — и он протянул руку дехканину, — давайте соглашайтесь! Пусть бог вас благословит!
Дехканин решил, что ради одной теньги не стоит вызывать недовольство своего будущего хозяина и ударил по рукам с Кори Ишкамбой.
— Пусть и вас благословит бог! — сказал он. — Коли так, я пойду в канцелярию и оформлю закладную на землю, чтобы вы могли сегодня же дать мне деньги. Я не хочу, чтобы рос мой долг содержателю чайханы!
— Вы или простак, или хитрец! — покачал головой Кори Ишкамба. — Разве могу я вынести и отдать вам деньги за пустую бумажку — не осмотрев вашей земли, не разузнав про вас? Деньги — это ведь не душа, которой можно жертвовать за кого бы то ни было и за что бы то ни было!
— Ну, а когда же вы сможете приехать посмотреть мою землю и скоро ли наведете обо мне справки?
— Нужно два, а может быть, и три дня.
— Дорогой дядюшка Кори! — воскликнул дехканин. — Приезжайте как можно скорее, чтобы не рос мой долг содержателю чайханы! Если вы приедете в селение Бульмахурон, можете спросить у каждого встречного, начиная с семилетнего ребенка и кончая семидесятилетним стариком: «Где земля Хамра Рафика?» Вам всякий покажет, и вы сможете убедиться, что свои пять танапов я обработал и украсил так, как украшают цветник перед домом!
— Постараюсь приехать поскорее, но деньги я с собой не возьму. Когда мы полностью договоримся, придете за ними в город! — сказал Кори Ишкамба, поднимаясь с места. Затем оба, один за другим, вышли из помещения для омовений. Хамра Рафик еще раз попросил своего нового хозяина поторопиться с выездом, после чего они расстались, и каждый отправился по своим делам.
Поездка за город очень привлекала Кори Ишкамбу надеждой на получение шести тенег с каждой сотни, что было больше чем вдвое обычных процентов, получаемых им с горожан. Ему было удобно поехать именно в тот район, который указал ему дехканин, потому что в селении Гала-Ассия, к которому относился и кишлак Бульмахурон, должность наиба — заместителя казия — занимал один из давних друзей Кори Ишкамбы. Это придавало ростовщику храбрость и позволяло решиться на «полное опасностей» путешествие.
Ему казалось рискованным откладывать посещение кишлака на долгий срок: он опасался, что «сельские волки», узнав, что Хамра Рафик поладил с городским ростовщиком, согласятся на более льготные условия и вырвут «жирного барашка» из пасти «городского шакала».
На следующий же день, первый раз в жизни пропустив утреннюю молитву и чтение стихов в мечети Магок, Кори Ишкамба отправился на рассвете в путь.
Он решил идти пешком и, несмотря на свою необычайную полноту, шагал быстро, чуть не бежал. Он торопился поспеть в селение Гала-Ассия до того, как его приятель — заместитель казия — отправится в объезд подведомственных ему кишлаков. Кори Ишкамба хотел подготовить при дружеской встрече оформление своей сделки с Хамра Рафиком с тем, чтобы закончить дело тут же, в присутствии чиновного приятеля.
Когда Кори Ишкамба достиг селения Гала-Ассия и вошел во двор канцелярии заместителя казия, он увидел его верхом на лошади, готового к выезду. Но только взгляд наиба упал на Кори Ишкамбу, он сейчас же слез с лошади и побежал к нему, чтобы встретить старого друга с подобающей теплотой.
Заместитель казия бегал не быстрее черепахи: он был толст и пузат не меньше Кори Ишкамбы; его отвислый двойной подбородок сливался с грудью, а затем с большим животом, а жирный затылок и короткая шея незаметно переходили в спину. Он отличался от Кори Ишкамбы непропорционально маленькой головкой, жиденькой бороденкой да короткими ногами, которые то ли от полноты, то ли из-за отечности походили на столбы.
Все это придавало заместителю казия сходство с мешком, наполненным пшеницей, отверстие которого перевязано веревкой.
Его маленькая головка, сидящая на толстом теле, напоминала тот конец полного мешка, который остается над перевязью.
Когда приятели подбежали друг к другу и хотели, по обычаю, обняться, служители заместителя казия, стоявшие у лошадей, не могли удержаться от смеха. Два обнимающихся толстяка были, как две капли воды, похожи на поставленные рядом большие пузатые корчаги для воды. При объятии соприкоснулись лишь их огромные животы, и сколько ни старались гость и хозяин дотянуться друг до друга руками — они не могли достать даже до боков. Руки оказались слишком коротки, чтобы охватить толстые тела и громадные животы обоих приятелей.
После этой комической встречи наиб ввел своего гостя в комнату и приказал служителю принести сначала скатерть с хлебом и холодное мясо, а уж потом зажарить двух жирных кур.
После этого он спросил Кори Ишкамбу, каким образом тот оказался в деревне.
— Прикажите сначала подать чай, чтобы я отдохнул после дороги, а также приготовил бы должным образом свой желудок, чтоб очистить вашу скатерть. Только после этого я буду в силах рассказать вам, почему я сюда попал. Этот путь в восемь верст, пройденный пешком, привел меня в такое состояние, что я и слова вымолвить не в силах.
— Неужели в эту жару вы шли сюда пешком все восемь верст, таща свое тело весом в два мана[21]? Почему вы не наняли какое-нибудь верховое животное? Почему не держите лошади или осла, чтобы пользоваться ими в подобных случаях?
— Вы, наиб, говорите, как простак, не знающий цену деньгам, — ответил Кори Ишкамба. — Какой же умный человек отдаст то, что собрал с таким трудом, погонщику ослов или хозяину, сдающему напрокат лошадей, только лишь за то, чтобы избежать неудобств, которые и длятся-то час с небольшим... Я и пилу в доме не держу, потому что у нее есть зубы, а вы советуете мне приобрести лошадь или осла! Ведь они разорят меня!
Тем временем служитель принес хлеб, чай и холодное мясо и расстелил перед Кори Ишкамбой скатерть. Кори Ишкамба при виде горячих лепешек и блюда, полного мяса, замолчал и, как голодный бык, жадно устремляющийся к жмыху, набросился на мясо и хлеб. Больше он не поднимал головы от скатерти и даже забыл о чае, который просил принести, чтобы изгнать из своего тела дорожную усталость.
Заместитель казия тоже прервал свой разговор с гостем и принялся за холодное мясо. Отрезая куски пожирнее, он завертывал их в горячую лепешку и глотал, почти не жуя.
Кори Ишкамба, увидев, как успешно действует хозяин, подвинул блюдо с мясом к себе поближе и произнес неразборчиво, так как его рот был набит пищей:
— Разве вы до сих пор еще не завтракали?
— Утром приносили мне двух жареных кур, но так как моим сотрапезником был только вот этот слабосильный служитель с плохим аппетитом, то у меня аппетит пропал. С трудом съел я одну курицу, а другую отдал слугам. Для того чтобы у меня разыгрался аппетит, мне нужен сотрапезник вроде вас!
— А мне для хорошего аппетита не нужен сотрапезник, который, заказав угощение якобы для меня, съест его сам! Мой аппетит всегда наготове и не нуждается ни в каком возбудителе.
Тут Кори Ишкамба заметил, что, пока он говорил, хозяин проделал в блюде с мясом целый ров. Поэтому он снова потянул блюдо к себе и принялся есть, прикрывая его своей большой головой и толстыми плечами. Он напоминал коршуна, который, распустив крылья, склоняется над стиснутым в когтях голубем.
Хозяин дома, вероятно, сочтя несовместимым с правилами гостеприимства тащить блюдо к себе, завернул край скатерти и сам подвинулся к блюду. Склонив голову еще ниже, чем Кори Ишкамба, он оказался к блюду ближе, чем гость.
Неуловимое сходство появилось при этом между двумя друзьями, как между двумя быками, ходящими в одной упряжке.
Как быки, связанные одним ярмом, общей работой и общей кормушкой, не пускают в ход рогов, а только теснят друг друга, так и эти два друга старались нагнуться к блюду поближе и захватить себе куски побольше и пожирнее.
21
Ман — мера веса, равнявшаяся восьми пудам.