— Еще раз простите, но к кому вы, собственно говоря, пришли?

— Да к вам, к Фантееву!..

Третий адрес выпал на Средне-Подьяческую улицу, где нам была нужна какая-то Мухина.

Мне открыли, и в сумеречной прихожей, освещенной небольшой лампочкой в голубоватом плафоне, я увидел женщину, похожую на Снежную Королеву из любимой сказки Варежки. Белокурая, одета во что-то голубое с белыми кружевами. Я робко поздоровался и спросил Мухину. Голубая ответила, что это она и есть. Я протянул ей коробки:

— Это вам.

Голубая только взглянула на коробки и ни о чем не спросила, а велела подождать и скрылась в глубине квартиры. Затем она вышла снова и что-то вложила мне в руку.

— Молодец, — сказала она равнодушно.

Попрощавшись, я стал спускаться вниз, но разжал пальцы, и стены лестничного проема словно качнулись: у меня на ладони лежала пятидесятикопеечная монета!

Я бросился назад и изо всех сил бешено зазвонил в колокольчик. За дверьми послышались торопливые шаги, и голубая так поспешно распахнула их, что чуть не столкнулась со мной нос к носу.

— Что случилось?

— 3-зачем вы мне дали денег? — почему-то заикаясь, выговорил я. — Эт-то же вам от ваших детей!

И сунул ей полтинник.

— Моих детей? — в свою очередь возмутилась голубая и вдруг яростно затопала ногами: — Нахал! Спекулянт! Вон отсюда! Чтоб духу твоего не было!

Она кричала напрасно: пулей, почти не касаясь ступенек, я слетел вниз и помчался к скверу. Запыхавшись, я остановился у скамейки, на которой полулежал Олег Николаевич, и выпалил, сжав кулаки:

— Она дала мне денег!

Олег Николаевич слегка пошевелился, но ничего не сказал.

— Она дала мне денег! — повторил я.

Он поправил очки и посмотрел на меня.

— Ну и что?

— Как — что? — возмутился я. — Понимаете, она дала мне денег! Прямо сунула в руку.

— А ты не взял? — поинтересовался он.

— Конечно, нет! Но как она смела?

Олег Николаевич слабо махнул рукой.

— Вы не верите? — в отчаянье спросил я.

Он остановился.

— Слушай, долго ты будешь… — Он сделал неопределенный жест. — …Надоедать мне? — Он с трудом нашел нужное слово. — Тебе порядочный человек дал денег, а ты не взял. И зря. Сейчас бы пива выпили, то есть я хотел сказать — газированной воды. Голова болит…

— Вы все шутите, — озадаченно сказал я, — а я не понимаю, как она могла дать мне этот проклятый полтинник? Я же письмо привез от ее детей!

— Детей, носорогов в полосочку, — сказал Олег Николаевич. — Ты все-таки чудак… Ладно, идем. Нам с тобой еще сегодня вкалывать и вкалывать.

VI

…Я лежу в траве, надо мной бездонное синее небо, в котором словно никогда и не бывало облаков. Сюда я прихожу в заветные минуты.

Здесь я читал письмо от Димки, с дачи. Он писал, чтобы я не расстраивался из-за ракетки. Я все равно играю лучше многих, и мне надо по-настоящему тренироваться.

Еще он писал, что мать Алексея Ивановича поправляется, снова ведет юннатский кружок для ребят младших классов. С Алексеем Ивановичем в выходной день они вскопали весь участок и засеяли, а теперь поливают и пропалывают. Малыши так привыкли к Димке, что без него не ходят даже купаться.

Потом я прибежал сюда в тот день, когда Олег Николаевич вынул из сумки зеленую ракетку с надписью «Лич» у рукоятки и протянул ее мне, впервые за все время весело глядя на меня:

— Ну что, доволен?..

Я примчался в этот любимый двор и сплясал индейский танец. Я прыгал и вопил от полного, безудержного счастья.

Если бы я мог вернуть этот день! Если бы я не взял эту ракетку! А она была даже лучше Яшкиной, все говорили.

VII

Неожиданно приехал Димка. Я увидел его в нашем дворе, когда вернулся из очередной поездки по городу. Димка играл моим «Лич», а Санька объяснял ему, как дядя Вадя закручивает мяч.

Мы с Димкой сыграли партию, а потом отправились на Невский, потому что назавтра был день рождения Варежки и нужно было купить ей подарок. Варежка жила на даче с детским садом. Мы с мамой собирались съездить к ней.

По дороге Димка объяснил, что мать Алексея Ивановича выздоровела, и он вернулся, хотя мог погостить за городом еще.

А потом он признался, что твердо решил стать шофером, как отец, и после восьмого класса уехать во Всеволожск, где есть сельскохозяйственный техникум, в котором можно выучиться сразу на механизатора и на шофера.

Я рассказал ему о встрече с Борисом Всеволодовичем.

В это время мы подошли к Невскому.

Я решил купить Варежке плюшевого пса, который напоминал бы Тотошку, — черного цвета и с лохматой шерстью. Именно таким он был нарисован в Варежкиной книжке.

В магазине подарков Тотошки не нашлось, и мы с Димкой отправились в Гостиный двор, где на небольшом лотке, рядом с секцией пластинок и магнитофонных записей, увидели совершенно черного и такого лохматого игрушечного пса, что в его густой шерсти совсем терялись маленькие блестящие глазки. Мы уже вертели пса в руках, как вдруг до меня донесся знакомый негромкий голос:

— Пожалуйста, что хотите: есть записи Гутмана, Армстронга, сестер Берри, американских цыган… Никаких подделок, качество записей гарантируется.

Я обернулся. В нескольких шагах от нас за пустым киоском театральной кассы стоял Борис Всеволодович и разговаривал с каким-то мужчиной, вытиравшим лоб белым платком.

— Хорошо, хорошо, согласен, — торопливо закивал мужчина. — Как вас найти?

— Дайте мне ваш адрес, доставим на дом…

Мужчина поднял брови.

— Вы должны понимать, что я сам заинтересован в клиентуре, — прибавил Борис Всеволодович. — Ваш приятель не был обманут, не так ли?

— И сколько за коробочку?

— Пять рублей — стандартная цена.

Мужчина достал бумажник.

Я потянул Димку за рукав, мы на цыпочках отступили в глубь отдела и нырнули в толпу.

— Это он?

Я кивнул.

— Причем же здесь пионерский лагерь?

Я недоуменно пожал плечами.

— Давай вернемся, — решительно сказал Димка. — Подойдем к нему, и ты спросишь, что это за цирк.

— Я же обещал ему…

— Ладно, иди один. Жду на улице.

— Не хочу я подходить.

— Почему? — настаивал Димка. — Боишься? А ракетку-то, наверное, придется вернуть. Не нравится мне все это.

В душе я надеялся, что Борис Всеволодович уже ушел. Напрасно: он стоял в дверях универмага и разговаривал с молоденьким чернявым пареньком, у которого в руках были ракетки для большого тенниса. Должно быть, паренек тоже дал Борису Всеволодовичу свой адрес, — тот записывал что-то в маленькую книжечку. Парнишка скрылся в подземном туннеле.

Я оглянулся на Димку, который ободряюще моргнул мне, и неуверенно сказал:

— Здравствуйте, Борис Всеволодович!

Борис Всеволодович вздрогнул и быстро спрятал записную книжку.

— Ты чем-то озабочен? — спросил он.

Я набрался храбрости.

— Борис Всеволодович, я был там, — я махнул рукой, — и слышал ваш разговор.

Борис Всеволодович, казалось, не понял меня.

— Но ведь ты же не нарочно?

— Нет, — кивнул я. — Вы просто оказались рядом.

— Ну вот. Значит, ты не подслушивал. Правда, приличнее было бы дать о себе знать. И что же?

Я замялся.

— Борис Всеволодович, а зачем вы… предлагали наши ленты?

Сказав это, я почувствовал великое облегчение. Борис Всеволодович, наоборот, как будто погрустнел.

— Вон что! — сказал он. — У тебя закралось сомнение… Понимаю… Понимаю.

Рукой он обхватил мои плечи и отвел меня в сторонку.

— Надо было объяснить это раньше, — начал он, — но я, знаешь, замотался. Дела по горло. Понимаешь, наши ребята хотят купить инструменты для эстрадного оркестра. А это стоит дорого! — Борис Всеволодович вдруг рассмеялся. — И вот мои мудрецы придумали переписывать на магнитофоне джазовые произведения в исполнении лучших музыкантов мира — Армстронг, Гутман, — а вырученные деньги откладывать в лагерную копилку!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: