Эшке стал искать под подушкой револьвер, но его не оказалось, и одежды тоже не было около него.
Голый господин Эшке выпростал ноги из-под одеяла и крикнул три раза, как ворона:
- Карл! Карл! Карл!
Но никто ему не ответил.
А старик Бахмачев уже спокойно спрашивал:
- Ну, выходишь, что ли, рыжий дьявол? Ты смотри, как угрелся на чужой постели...
И спокойствие это больше топора напугало господина Эшке. Он понял, что произошло что-то невероятное и, может быть, непоправимое.
Он накинул на себя одеяло и молча пошел из спальни, но старик сдернул с него одеяло.
Не сказав ни слова, голый обер-лейтенант поднял с пола дырявый коврик и, прикрывшись им, пошел на кухню. Он надеялся, может быть, найти своего верного Карла.
Карла, однако, нигде не было.
А старик Бахмачев стоял, вооруженный плотницким топором, и по глазам его было видно, что достаточно обер-лейтенанту сделать одно подозрительное движение, как старик немедленно приведет в действие этот испытанный инструмент.
- Выходи! - еще раз повторил старик.
И если господин Эшке правильно понял, старик приглашал его, голого, выйти прямо на улицу, на снег. Но ведь он недавно принял горячую ванну, ведь он может простудиться!
- Выходи, последний раз прошу, - сказал старик. - Оглох, что ли?
И господин Эшке наконец повиновался.
Он вышел на заснеженное крыльцо.
Падал хлопьями мокрый снег.
Почти у самого крыльца прогремел выстрел. Господин Эшке попятился к двери, но старик толкнул его.
И, ужасаясь своему будущему, обер-лейтенант поставил голую ногу в глубокий снег.
Позади дома, где стояли немецкие танки, было видно багровое зарево, а вдоль улицы с криком и цоканьем скакали всадники.
Обер-лейтенант вгляделся в них и, повернувшись к старику, как бы объясняя ему и жалуясь, закричал:
- Казакен! Казакен!
- А я что ж, не вижу, что ли? - сказал старик. - Я сам вижу, что казаки. Я же тебя для этого и побеспокоил, чтобы казакам сдать. А как же!
- Зима. Мой одежда, мой одежда!
Но старик уже держал в руках его одежду, его офицерский мундир. Он бросил их ему.
- Найн, - сказал немец. - Я хотель ваша одежда. Я есть ваш арбайтер, работник, слуга...
- Ну, это ты лишнее говоришь, - сказал старик. - Мне работники пока не требуются. Я еще, слава богу, сам работник, дай бог всякому. А ты давай выходи со двора. Нагляделся я на вас на всю жизнь. Будет. Пускай теперча с тобой казаки займутся...
И так как собеседников подходящих не было, старик посмотрел на пса Баритона, с рычаньем выползавшего в этот момент из конуры, и сказал ему:
- Чего захотели, а?
Москва, декабрь 1941 г.