— Я вовсе не то сказал.

— Но так оно вышло. — И, поскольку близкое присутствие Пола вызывало невыносимую боль воспоминаний, Николь скрестила руки на груди, инстинктивно защищаясь. — Никогда больше не прикасайся ко мне.

Пол снова бросил на нее взгляд. Теперь он был явно удовлетворен.

— Постоянство, с которым ты отвергаешь меня, требует объяснений.

Пол положил руку на ее плечо. Она увернулась. Он издал мягкий, успокаивающий звук.

— Мм. Ты дрожишь.

— Я тебя никогда не прощу за то, что ты привез меня сюда. Куда вообще нам теперь деваться? Я не собираюсь возвращаться в «Старое озеро», чтобы унижаться или «смириться». Что же остается делать?

Пол холодно посмотрел на ее горящее лицо.

— Насладиться моим гостеприимством, — спокойно сказал он и повернулся, собираясь, видимо, уходить.

— Но я не хочу принимать твое гостеприимство, Пол.

Помолчав, он ответил, не глядя на Николь:

— Через пять дней ты все осмыслишь и направишься в «Старое озеро». Если у тебя не хватает ума смириться, ты, без сомнения, испытаешь остроту языка Мартина, но это уж твое дело, а не мое.

Оставшись одна, Николь снова почувствовала себя страшно одинокой и брошенной. Она не хотела отправляться в замок Уэббера, но и здесь, в доме Пола, находиться опасно.

С тяжелым сердцем она поднялась наверх. Экономка провела ее в большую спальню, соединенную с еще одной комнатой, где теперь обосновался Джим. Анна предложила заказать что-нибудь на ужин и стала выяснять прямо-таки в пугающих подробностях, какие кушанья любит ее сын.

Но ни единым словом, взглядом или жестом Анна не намекнула на то, что Джим мог быть кем-нибудь иным, кроме как ребенком гостьи. Николь ругала себя за свое больное воображение, которое завело ее слишком далеко в подозрениях по поводу Анны. Конечно же, Анна не заметила сходства и не связала Джима со своим хозяином! Ясно, что домоправительница просто очень любит детей.

Через сорок минут Николь и ее сына пригласили вниз. На массивном полированном столе в большой, отделанной голубой с позолотой краской столовой стоял один прибор. Слева от него был поставлен высокий детский стул для Джима. Очевидно, Пол не собирался присоединиться к ним. Впрочем, должно быть, он и не ужинает в столь ранний час.

После окончания трапезы Николь повела Джима наверх. Целый парад мягких плюшевых игрушек и множество свертков ожидали их в его спальне. Огромный меховой жираф выделялся среди армии подарков.

Когда Джимми, взвыв от удовольствия, побежал посмотреть на все это богатство, Николь застыла в удивлении и беспокойстве на пороге комнаты.

— Видишь? Малыша легко привлечь новыми игрушками, — растягивая слова, проговорил Пол за ее спиной.

Смешавшись от его неожиданного появления, Николь быстро обернулась.

— Откуда все эти вещи?

— Один мой друг отобрал их для меня и прислал сюда. Здесь должна быть кое-какая одежда.

Николь покраснела.

— И сколько стоит твой великодушный жест?

Пол небрежно пожал плечами.

— Это не имеет значения.

— Да? — Николь негодовала. — Конечно, ты понимаешь, что я не могу принять все это?

— Ерунда. Забудь об этом, — сухо ответил Пол.

— Но я не могу позволить тебе заплатить за все это.

— Не заставляй меня копаться в том прошлом, которое ты так не хочешь вспоминать.

— И что это должно значить?

— Когда дело доходит до моральных принципов, мы оба знаем, что ты не такой уж кристалл.

Боже, он имеет в виду воровство. Она побледнела так, будто Пол ее ударил.

Николь попятилась в спальню и закрыла дверь. Она хотела схватить Пола, как следует встряхнуть и закричать: «Я не воровка!» Она хотела объявить о своей невиновности. Но отказалась от этого, потому что все надо было делать два с лишним года назад.

Свертки содержали полный гардероб для Джима. Нижнее белье и пижамы, пара свитеров, рубашки и брюки, на всех этикетки из не слишком дорогого универмага — в отличие от кричаще дорогих игрушек. Изучая все это, Николь уложила Джима в удобную взрослую кровать. Утомившийся малыш возбужденно завозился посреди мягких игрушек, которые прежде увлекали его, а потом сказал то самое слово, которое Николь уже надеялась не услышать:

— Ваф… где Ваф?

— Вафа нет здесь. Прости меня, — пробормотала Николь, видя, как нижняя губа Джима начала опасно подрагивать, а большие черные глаза вдруг наполнились слезами.

— Хочу Вафа, — зарыдал он.

Через пятнадцать минут непрекращающихся безутешных рыданий няня присоединилась к усилиям Николь успокоить и отвлечь малыша, но рыдания продолжали разноситься по всему дому.

Пол вошел без предупреждения. В белом вечернем смокинге с черной шелковой бабочкой, он явно направлялся на светский ужин. Мрачно посмотрев на Джима, предававшегося безудержному отчаянию, сказал:

— Твой сын знает, как добиться того, чего он хочет.

— Это несправедливо, Пол, — с упреком возразила Николь.

Переведя дыхание, Пол медленно опустился рядом с кроватью и нежно прикоснулся к плечу Джима, чтобы привлечь его внимание.

— Джим, я поехал за Вафом.

— Не давай обещаний, которые не можешь исполнить, — проговорила Николь, но было слишком поздно. Влажная, взъерошенная головка ее сына поднялась с подушки, и выражение надежды уже забрезжило в его заплаканных глазах.

— Если Джордж Кларк хочет, чтобы его затаскали по судам из-за розового жирафа, я сделаю это, — как клятву произнес Пол, поднимаясь.

— Ты рехнулся… Это затянется навеки.

— Дай мне час времени. Джордж произвел на меня впечатление очень уравновешенного и рационального человека.

— Может быть, и получится, — осторожно сказала Николь.

Ошеломленная, она смотрела, как он уходит.

Так или иначе, через час Пол вернулся. Он вошел в дверь с Вафом, торчащим в его руках как важный символ мира. Джим выскочил из кровати, обнял Пола за колени и, получив Вафа, хозяйственно поместил желанную игрушку под мышку.

— Ночи, ночи, — счастливо сказал он, прощаясь на ночь и принимая помощь Николь, чтобы взобраться на кровать.

— Как ты это сделал? — поинтересовалась Николь, когда Пол пошел к двери.

— Кларк был так взволнован, что долго не мог найти Вафа. Он шлет свои извинения за то, что он называет неудачным недопониманием, — сухо сообщил Пол через плечо.

— Правда? — Николь вышла вслед за Полом в коридор. — Что еще он сказал?

— Боюсь, у меня нет времени говорить об этом.

С запозданием она поняла значение белого смокинга, в который он был одет, и сказала:

— Ты опять опаздываешь.

— А завтра утром я улетаю в Мексику на несколько дней. — Пол изучающе посмотрел на нее. — Так что до четверга дом в твоем полном распоряжении.

Николь не спалось. Пол не приехал домой — очевидно, и не собирался делать это, — но почему же она бессознательно стремится услышать сейчас его голос?

Включив свет, она взглянула на будильник. Почти два. Дома тихо. В поисках книги или журнала, чтобы чтением скоротать время, она выскочила из кровати, автоматически поискала халат и вдруг поняла, что, уходя в спешке от Кэтлин, не взяла его, так же как и некоторые другие очень нужные вещи. А она совершенно не имеет денег, чтобы приобрести их. К тому же приближалось Рождество, и ей хотелось сделать подарки Джиму.

Николь спустилась вниз в кабинет. К ее удивлению, все полки были заполнены книгами только на итальянском языке. Она стала ворошить стопку специальных рекламных журналов, как вдруг дверь открылась. В испуге Николь застыла.

Пристальный взгляд черных глаз скользнул по ее застывшей фигуре.

— Что ты здесь делаешь?

Пытаясь прийти в себя, Николь неуклюже развела руками.

— Я искала что-нибудь почитать.

— На моем письменном столе? — сухо сказал Пол, возможно, потому, что она стояла недалеко от него.

— Я не прикасалась к твоему столу, — проговорила Николь, защищаясь и пятясь назад, в то время как Пол медленно двигался вперед. — Я листала журналы вот на этом стуле.