Пташка собрался было перейти через дорогу — в тень под деревья, но в это время открылись заводские ворота и из них выкатилась старенькая полуторка с обшарпанными бортами.

Гриша, оказывается, был шофером. Он вел машину, а дядя Федя сидел с ним рядом.

— Забирайся в кузов! — крикнул он Пташке.

Пташке не впервой было ездить на грузовике. Он перебросил в кузов свои узелки, уперся ногой в колесо, схватился руками за борт, подтянулся и ловко перевалился через него всем туловищем.

В кузове у самой кабины лежала на брезенте медная тумба величиной с бочонок. Это, должно быть, и была втулка. Рядом валялось запасное колесо с шершавой рубчатой покрышкой.

Пташка уселся на колесо и уложил рядом свои пожитки.

— Готов? — спросил дядя Федя.

— Готов!

Мотор зашумел сильнее, машина тронулась.

Мимо понеслись дома. Вдали, на реке, мелькали мачты и трубы судов, стрелы подъемных кранов…

Но вот поселок кончился. Жаркий, пропитанный степными полынными запахами ветер дохнул Пташке в лицо. Потянулись заборы, склады, бараки. Земля вокруг была вздыбленная, взрытая. Песчаный хребет, как горная гряда, уходил вглубь степи.

«Там, наверно, канал роют», — догадался Пташка.

Близость стройки ощущалась теперь во всем. Множество машин заполняло дорогу. Грузовики и самосвалы шли сплошным ревущим потоком.

Их полуторка уже не катилась свободно, как раньше, а то плелась вслед за другими машинами, то вдруг убыстряла ход, чтобы не отставать от них. Иногда шофер резко тормозил. Тогда казалось, что сзади идущие самосвалы и особенно один — громадный, шестиколесный, груженный гравием, — вот-вот наскочат на их полуторку и сомнут ее.

Навстречу таким же нескончаемым потоком тянулись другие машины — тоже самосвалы и грузовики.

Пташка еще никогда не видел такого большого стада машин, сильных, как слоны, грязных, измазанных известью и цементом, рычащих и лезущих во что бы то ни стало вперед.

Там, где дорога уходила под мост, вся вереница машин остановилась, давая проезд гусеничному крану, грузно ползущему навстречу.

— Ну как? — окликнул дядя Федя, высовываясь из кабины.

— Подходяще! — весело отозвался Пташка.

Кабинка снова захлопнулась.

Пташка переметнулся к другому борту, чтобы получше рассмотреть кран.

В это время их полуторка снова резко затормозила. Пташка еле удержался на ногах и так неловко взмахнул руками, что задел нечаянно кепку, и она слетела с его головы, скользнула по борту машины и упала на дорогу. Встречный самосвал потоком воздуха увлек ее за собой и откинул на обочину шоссе.

Пташку прямо в жар бросило от досады. Хорошо, что машины впереди все еще стояли. Их полуторка тоже стояла, хотя каждое мгновенье весь поток мог двинуться вновь.

Пташка стремглав сполз по колесу вниз, проскочил под самым носом у гусеничного крана, схватил свою кепку и ринулся обратно.

В это время машины снова пошли.

Громадный грузовик с гравием, тот, что все время двигался следом, взревел от напряжения и рванулся вперед, обдав Пташку приторно теплой струей бензинного чада. Огромные, в рост Пташки, резиновые колеса, обмотанные цепью, мелькнули у самого его лица. Пташка невольно отшатнулся.

Но уже в следующее мгновенье пятитонный самосвал заслонил Пташке путь.

Тогда, не думая об опасности, Пташка ринулся в небольшое пространство между самосвалом и следовавшим за ним грузовиком с бревнами. Он удачно проскочил на другую сторону шоссе.

Где же их полуторка?!

Машины вереницей неслись одна за другой и скрывались под мостом. Но полуторки не было видно.

Пташка бросился вперед по краю шоссе, но опять грузовик с бревнами загородил ему путь.

Пташка хотел крикнуть, чтобы дядя Федя услышал его и остановил машину. Но кричать не было смысла: никто все равно не услышит его в реве машин.

Спотыкаясь, он бежал и бежал вдоль шоссе.

Неужели дядя Федя так больше и не оглянется назад? Не заметит, что он, Пташка, остался!

Неужели?…

За мостом дорога стала свободнее. Машины рассеялись: одни свернули к третьему шлюзу, другие — на бетонозавод.

Шоссе было ровным, и машина катилась без толчков, однообразно шурша шинами.

Справа расстилалась нетронутая степь. Слева тянулись холмы свежевынутого грунта, похожие на гигантскую борозду, проложенную невиданным пахарем-титаном. Над этой бороздой, в местах будущих шлюзов, торчали журавлиные головы портальных кранов, решетчатые стрелы экскаваторов. Желтая пыль стлалась над равниной.

Дядя Федя закурил и задумался.

Будем называть его так, хотя сам он не привык, чтобы его называли дядей. Правда, он уже успел побывать на фронте, участвовал в штурме Кенигсберга, потом, после войны, доучивался в техникуме, работал на большом уральском заводе, где делают шагающие экскаваторы, но все-таки в глубине души он был еще так близок к дням своей недавней юности, что ему казалось странным, если его называли иначе, как просто Федя.

Он приехал на строительство Волго-Дона для работы по монтажу и ремонту шагающих экскаваторов. Он любил эти машины и был убежден, что им принадлежит большое будущее.

Сейчас он был очень доволен, что ему удалось быстро организовать выточку втулки для «большого шагающего». Эта машина, за работой которой пристально следила вся страна, была предметом его особенной привязанности и заботы.

«Большой шагающий» находился на двадцать девятом километре, в районе так называемого водораздела, где отлогие степные склоны — ергени, — разделявшие долины двух могучих рек — Волги и Дона, были особенно высокими.

Здесь приходилось делать наиболее глубокую выемку со дна будущего канала, и потому именно здесь был установлен этот экскаватор-гигант.

Дядя Федя нетерпеливо смотрел вперед, хорошо зная, как ждут его на «большом шагающем».

Но постепенно мысли его перешли на другое. Он почему-то представил себе Настю. Ее блестящие темные глаза как будто и сейчас смотрели на него.

Странно, что раньше, до войны, когда они учились в одной школе, он даже не обращал на нее никакого внимания. Если бы кто-нибудь сказал ему тогда, что вот эта маленькая школьница с темными косами будет ему так близка и дорога, как теперь, он бы ни за что не поверил. Все это казалось полным какого-то особенного, скрытого, почти таинственного и радостного значения. «Судьба», — проговорил он про себя.

И в этот самый момент его так сильно подбросило, что он стукнулся головой о верхнюю переборку кабины.

Машина, оказывается, уже свернула с шоссе и прямо через степь неслась к огромному, закрывавшему полнеба, земляному холму, у которого стоял «большой шагающий».

Полуторка остановилась, и сразу несколько экскаваторщиков подбежали к ней.

— А где же мальчонка? — удивился шофер, выйдя из кабины и заглядывая в кузов.

— Как? Разве его нет? — поразился дядя Федя. — В самом деле, где же он?

Оба были сильно озадачены. Стали прикидывать, куда бы он мог скрыться. Ведь всего каких-нибудь полчаса назад он сидел наверху, в кузове, и был всем очень доволен.

Дядя Федя был так расстроен, что и ремонт экскаватора не шел ему на ум.

Пташки нигде не было видно.