Не может быть! Мои глаза озарились волнением от созерцания прекрасно сохраненной копии романа «Даниэль Деронда». Я взяла книгу с полки и открыла обложку, чтобы обнаружить, что это, в самом деле, было первое издание. Как много людей получают возможность высоко ценить классическую литературу, как эту? «Ох, папа, я бы всё отдала, лишь бы ты смог увидеть это».

Я подумывала сесть у огня, но если в кресле сидел Десмунд — а у меня были подозрения что так оно и было — он был замкнут в себе, и я не хотела давать ему повод для расстройства. Он привык иметь эту комнату в своём полном распоряжении, так что, вероятно, будет лучше постепенно подводить его к мысли, что теперь он будет делить комнату с кем-то ещё. Я отнесла книгу к столу, стоявшему близ окна, на котором имелась маленькая лампа для чтения. Кресло не было столь удобным, как те, что стояли у камина, но книга дарила радостное отвлечение.

— Ох, это опять ты.

Я в ужасе вздрогнула от голоса, который раздался в нескольких футах от меня. Он двигался настолько тихо, что я и не заметила его приближение. На нём была надета аналогичная той, что была на нём в нашу прошлую встречу, вышедшая из моды одежда, но я заметила, что она была чистой и выглаженной. Его волосы были чистыми, и я не смогла не подумать, что он хорошенько привёл себя в порядок. Мой взгляд переместился на его лицо, и я не удивилась, обнаружив сердитый взгляд. Вспомнив, что рассказал мне Тристан о плохом настроении Десмунда, причиной которого являлась болезнь, я проигнорировала его свирепый взгляд и одарила его вежливой улыбкой.

— Привет.

Моё дружеское приветствие, по-видимому, повергло его в шок, и в течение нескольких мгновений он в изумлении смотрел на меня, прежде чем его тёмный взгляд упал на книгу в моих руках.

— У тебя странный вкус в литературе для кого-то в твоём возрасте.

Я пожала плечом.

— Я читаю разную литературу — всё, что меня привлекает, — он не ответил, поэтому я задала вопрос: — А что ты любишь читать?

Десмунд поднял руку, и я увидела, что он держит том «Гамлета»; мы изучали это произведение на уроках английской литературы прошлой весной. Роман был чересчур мрачным и жестоким для моего вкуса, и я не считала, что это был хороший материал для прочтения мужчиной, который уже, как казалось, слегка потерял рассудок. Но я оставила это замечание при себе.

— Ты не любишь Шекспира? — тон его голоса был холодным, и мне стало интересно, чем я могла оскорбить его так быстро.

— У меня проблемы в понимании английского, — ответила я честно. — Я не люблю, когда мне необходимо останавливаться и выяснять, что означает каждое слово.

Он развернулся и пересёк комнату, подойдя к высокому встроенному в стену шкафу. Открыв дверцу, он отыскал там пульт управления и с минуту повертел его в руках до того, как тихая мелодия классической скрипичной музыки наполнила комнату. Это не то, что я обычно слушаю, но и неприятным это тоже не было.

— Тебе не нравится Вивальди?

— Я не осведомлена о нём.

Я предположила, что Вивальди был композитором, а не одним из жанров музыки.

Он издал насмешливый звук.

— Не удивительно. Молодые люди сейчас обладают отвратительным вкусом в музыке. Как вы это называете… попса?

— Лишь потому что я не знаю все произведения классической музыки, не означает, что мне ничего из этого не нравится, — я махнула на тянувшиеся вдоль стен книжные полки. — Готова поспорить ты прочитал не каждую изданную книгу.

Он сощурил глаза.

— Ох, умоляю, скажи мне, произведения каких великих композиторов ты предпочитаешь в таком случае?

Неделю назад я не смогла бы ответить на этот вопрос. До моего приезда сюда, я по большей части слушала классический рок, но это было до того, как я обнаружила грандиозную коллекцию классической музыки в комнатах отдыха. Я прослушала музыку различных композиторов и выявила нескольких, которые мне понравились. Я до сих пор не могла отличить Баха от Брамса, но был один композитор, который больше всего мне запомнился.

— Чайковский.

— И какое твоё самое любимое произведение Чайковского? — пренебрежительно поинтересовался он, как будто не поверил мне.

Его отношение раздражало до чёртиков. Безусловно, я не так много знала о классической музыке, как он — проклятье, они с Моцартом могли быть приятелями, кто его знает — но ему не стоило быть таким занудой в данном вопросе.

Я напомнила себе, что он был болен, и смягчила свой ответ.

— Я не знаю его название; это какой-то вальс. Я слушала его несколько раз в комнате отдыха.

Сначала я подумала, что он снова собирается оскорбить меня, но вместо этого он нажал несколько кнопок на пульте и начал проигрываться вальс.

— Да, это!

Красивая быстрая мелодия наполняла комнату почти минуту, прежде чем он повернулся ко мне со смущённым выражением лица.

— Серенада для струнного оркестра Си-мажор. Это тоже одна из моих любимых композиций.

— О, нет, как ни странно, у нас есть нечто общее? Какой ужас, — мой тон был подразнивающим, но с ним невозможно было знать, как он это воспримет.

Один из уголков его рта изогнулся.

— В самом деле, прискорбно, — резко парировал он, но его голос лишился некой острой грани. — Что ж, поскольку ты твердо намерена расположиться здесь как дома, полагаю, я должен знать твоё имя.

— Сара Грей.

Он одарил меня шатким, но элегантным поклоном.

— Десмунд Эшворт, седьмой Граф из Дорси.

— Ага! Я так и знала, что ты какой-то английский лорд, — он изогнул бровь, и я продолжила: — У тебя на лице написано «аристократ».

Казалось, моё наблюдение излишне пришлось ему по душе, и самодовольная улыбка подёрнула его губы. Впервые со времени как я его встретила, дикость покинула его взгляд.

— У тебя хороший вкус в литературе и музыке, так что у тебя ещё не всё потеряно, — заявил он, как будто оценивал мою стоимость. — Что ещё ты любишь?

— Я рисую, но это ничто по сравнению с картинами на стенах здесь. Тебе, вероятно, это не понравится.

— Вероятно, нет, — согласился он, и у меня возникло страстное желание показать ему язык. Он мог хотя бы притвориться учтивым: — Ты, случайно, в шахматы не играешь?

— Нет. Впрочем, я умею играть в шашки.

Брендан, дядя Роланда, научил меня играть в шашки, и мы играли каждый раз, когда я оставалась с ночёвкой на его ферме. Я даже несколько раз выигрывала у Брендана, а это было нелёгкой задачей.

Он презрительно усмехнулся.

— Каждый умеет играть в шашки. Требуется гораздо более организованный разум, чтобы овладеть игрой в шахматы.

Что-то подсказывало мне, что разум Десмунда был настолько же организован, как и мой гардероб, но я благоразумно придержала эту мысль при себе.

— Прошло много времени с тех пор, как я играла, но думаю, что смогу даже на деньги сыграть с тобой в шашки. Очень жаль, у нас нет комплекта для игры.

Его глаза осветились, и он развернулся к шкафу, где склонился и вытащил коробку из тёмного красного дерева. Он принёс коробку к моему столу и поставил её передо мной, затем открыл её, явив изысканную шахматную доску. Внутри коробки находилась другая плоская коробочка, которая содержала в себе набор чёрных и самшитовых шашек. Десмунд занял кресло напротив меня и высыпал шашки на доску.

— Выбор за дамой.

Несколько минут я колебалась, прежде чем отложила в сторону книгу; даже, несмотря на его рвение, это говорило мне, что он, надо было полагать, был весьма хорош в обеих играх. Я потянулась к самшитовым шашкам и начала выстраивать их на своей стороне доски.

Мы не так глубоко погрузились в игру, когда стало понятно, что Десмунд был в исключительно иной лиги в отличие от Брендана, и мне пришлось усиленно сосредоточиться, чтобы уследить за его ходами. Я заработала несколько сердитых взглядов, когда завладела тремя его фишками; маленькие победы, в сравнении с его превосходной игрой. Он не злорадствовал, как я полагала, он будет, как только выиграет, но он и не был всецело снисходительным.