Портал остался позади, но связь продолжала исправно работать. Один из плюсов взаимодействия учителя и ученика.

«Из ныне существующих. Война забрала многих».

«Ты был там?»

Неожиданно открывшийся шанс узнать о целителя больше стоило использовать. Истинные редко рассказывают что-то о своей жизни, опасаясь случайно выдать собственную слабость. И после трехсот лет жизни уже мало кто может рассказать о них что-то личное. Ходили слухи, что принявшие Абсолют Тьмы даже собственноручно убивают своих близких, которые могут выдать тайну прямо или косвенно. На более надежных ставят печати верности и покровительства. И смерть истинного становится гибелью для многих. Как и получилось с Иваром...

«Был. Не только я... Ты будешь на Совете?»

Тему лекарь сменил легко и будто бы непринужденно. Короткая откровенность закончилась.

«Да».

«Хорошо, я хочу, чтобы ты увидел все сам».

Спрашивать, что именно нужно увидеть, Олеж не стал. Ощущение чужого присутствия пропало. Сеанс связи окончен.

Маг огляделся вокруг. Он уже стоял на улице перед базой. Если повернуть налево, то до больницы совсем недалеко. Необходимость в разговоре с Брасияном отпала, но появилась иная. Если уж день начался с неприятных происшествий, стоило собрать их все самому. Пока они не стали искать его...

Двухэтажное здание больницы располагалось за высокой кованой оградой посреди просторного парка. Летом больные почти все время проводили на воздухе, даже лежачих выносили и укладывали на широкие скамейки в тени раскидистых деревьев. Место здесь хорошее, насыщенное чистой энергетикой исцеления, и восстановление идет быстро. Да и пациентов не так уж и много.

Эпидемии, как у людей, среди магов не встречались. Мелкие болезни уничтожались бытовыми дезинфицирующими заклинаниями. Основными причинами для посещения больницы являлись личные счеты, неудавшиеся эксперименты изобретателей, аварии мобилей, нападения организованных групп темных и бесчинства морских чудовищ.

Сейчас парк пустовал. Легкий ветерок носил по дорожкам листья, хмурые тучи и оставшаяся после продолжительного дождя сырость напоминали о том, что осень уже наступила. В такую погоду на улицу, под открытое небо совсем не тянет. Если только нет другого места для разговора.

...Олеж курил, расположившись в самой удаленной от основного здания части парка. Пепел аккуратно стряхивал в урну, прикрыв себя легким пологом невнимания. Мозолить глаза посетителям и больным и нарываться на выговор от кого-нибудь из целителей за порчу воздуха не хотелось. Настоящих лекарей никогда не останавливали указания боевых магов и их опыт.  Подзатыльники и нотации они дарили всем одинаково.

Магическое поле доносило до него отзвуки происходящего в больнице. Сейчас она напоминала переполненный муравейник. Пострадавших после нападения темных оказалось не так уж и много, но их родственники и друзья набились в небольшое здание, заполняя все свободное пространство. Волнение, возбуждение, предвкушение подробностей и запоздалый страх создавали дикую какофонию звуков и эмоций, ощутимых даже на расстоянии. Представлять, что творится в самой больнице, хотелось еще меньше.

Она пришла, когда на опавшую листву упали лучи выглянувшего из-за туч солнца. Короткий проблеск, сменившийся серым унынием. Марикетта и сама походила на яркий всполох. Рыжая, в веснушках, с алыми губами и аквамариновыми глазами. Глядя на нее, хотелось улыбаться. Волшебница всегда заряжала всех вокруг положительными эмоциями, и ее часто ставили к самым сложным пациентам. Например, к нему...

Сегодня впрочем, Мари не улыбалась. А ее глаза скорее метали злобные молнии. Она остановилась перед скамейкой, легко преодолев полог, скрестила руки на пышной груди и осуждающе взглянула на сигарету. Стало немного неловко. Последние полтора года они мало общались, пересекаясь лишь эпизодически. И вот такой разговор наедине казался чем-то за гранью... Также как и его недавнее сообщение, на которое она отозвалась. Значит, все не так уж и плохо.

Олеж затушил окурок и выбросил его в мусор, автоматически запуская легкий ветерок, чтобы убрать запах. Волшебница вздохнула и, словно бы сдавшись, села на скамейку на расстоянии от него. Сложила руки на коленях. Форменное одеяние целителей - светлый свободный балахон и широкий пояс с различными мешочками, амулетами и прочими инструментами - смотрелся на ней как родной. Непокорные волосы она заплела в косу и уложила на голове короной, чтобы не мешали, но несколько прядей все равно выбились и падали на лицо, буквально приглашая заправить их на место.

Порыв пришлось задавить.

- Как Афия?

- Лучше, чем могло бы быть, - прохладно отозвалась Мари, глядя перед собой. Злилась. И ее гнев прорывался кислотно-зеленым, смешанный с досадой и смущением.

- Надеюсь, ты не решила, что я специально ее ударил?

Она сморщила носик и резко дернула головой.

- Нет. Но ты все равно мог быть осторожнее. Ей и так несладко...

Упрек был заслужен, но в ее устах прозвучал особенно емко. Почему? Марикетта никогда не признавала полумер. Идеалистичная. Она предъявляла высокие требования к другим, как и к самой себе. И окружающим трудно оправдать ее ожидания. Пожалуй, только Афистелия и могла как-то вписаться в систему ее требований. Свет и Тьма знают, почему...

- Расскажи. Что с ней?

Его обожгло пронзительным, суровым взглядом обвинителя и судьи. Плотно сжатые губы, непроглядная зелень в глазах, даже аура ощетинилась колючками.

- Если ты думаешь, что я собираюсь доносить...- начала она, с каждым словом все больше становясь похожа на разъяренную лисицу, защищающую своих лисят.

По опыту он уже знал, что остановить Марикетту в таком состоянии почти невозможно, поэтому прикрыл глаза, уплотнил полог вокруг и развернул свою ауру, позволив ей заполнить пространство внутри заклинания. Волшебница задохнулась на полуслове, подавившись его ощущениями. Сбилась, закашлялась. Умолкла. Олеж продержал ауру еще пару секунд и вернул все в исходное состояние.

Несколько минут прошло в молчании, потом она все же тихо заговорила:

- Я рассказала ей... о нас. Вчера.

Стоило догадаться. Молчать целительница бы не стала. Чувство вины разъедало ее еще тогда, а теперь, спустя годы, только набрало еще веса. Внутри почему-то не шевельнулось ничего. Ни сожалений, ни стыда. Судя по сегодняшнему поведению Афии, ей до их романа не было никакого дела. В ее глазах не отразилось ни упреков, ни обвинений, ни боли. Равнодушие. Плохо или хорошо?

- Она словно чужая, - продолжала Мари, - далекая, отстраненная. Почти не говорит, только если спрашиваешь о чем-то. Вчера рассказала мне о сыне. Она его любит. Беспокоится. И ей снятся кошмары. Не знаю, что. Но страшное. После тюрьмы в первую ночь я проснулась от ощущения чьего-то присутствия. Прощупала магическое поле и увидела черноту. Пошла к ней, а там, будто паутинка накручена. Нити по всей ауре. Тонкие. Противные. Они шевелились. Не проклятие, не чужеродное вмешательство, а как часть рисунка ауры. Когда я ее коснулась, отползли в стороны. Афи проснулась, а они спрятались. Ушли в глубину. Ты видел что-то подобное?

По спине пробежал холодок. Вспомнилась трехслойная аура, чернота в самой глубине. Под ней есть что-то еще. Оно прячется. И ее способности растут. Печать рушится. Сын, которого ей нельзя видеть.

Перед глазами встало огромное поле, заросшее травой и цветами... Алые капли на зеленых стеблях... Безмятежное небо над головой...

Олеж стиснул кулак и потер мизинец и безымянный палец на правой руке. Показалось, что их снова нет.

- Нет. Не видел. Но я передам Илею. Он сможет ей помочь.

- Его нет в городе, - волшебница снова посмотрела на него, но уже не как на врага. Мягче. Спокойнее. - Раны беспокоят?

Она кивнула на руку.

Вокруг него собрались заботливые женщины, а он думает только о той, кому на него наплевать. Ирония жизни.

- Все в порядке. Спасибо, Мари.

Олеж встал, а она осталась сидеть, окинув его грустным, все понимающим взглядом.