В деревне мертво и безлюдно.
Башкиры в кочевья ушли,
Лишь старые идолы нудно
Сидят под плетями в пыли,
Икают кумысной отрыжкой
И чешут лениво под мышкой.
В трехцветном окрашенном кэбе
Помещик катит на обед.
Мечеть выделяется в небе.
Коза забралась в минарет,
А голуби сели на крышу —
От сих впечатлений завишу.
Завишу душою и телом —
Ни книг, ни газет, ни людей!
Одним лишь терпеньем и делом
Спасаюсь от мрачных идей:
У мух обрываю головки
И клецки варю на спиртовке.
Бронхитный исправник,
Серьезный, как классный наставник,
С покорной тоской на лице,
Дороден, задумчив и лыс,
Сидит на крыльце и дует кумыс.
Плевритный священник
Взопрел, как березовый веник,
Отринул на рясе крючки,
— Тощ, близорук, белобрыс —
Катарный сатирик, очки и дует кумыс.
Истомный и хлипкий, как лирик,
С бессмысленным пробковым взглядом,
Сижу без движения рядом.
Сомлел, распустился, раскис и дую кумыс.
«В Полтаве попался мошенник», —
Читает со вкусом священник.
«Должно быть, из левых», —
Исправник басит полусонно.
А я прошептал убежденно:
«Из правых».
Подходит мулла в полосатом,
Пропахшем муллою халате .
Хихикает… сам-то хорош! —
Не ты ли, и льстивый и робкий,
В бутылках кумысных даешь
Негодные пробки?
Его пятилетняя дочка
Сидит, распевая, у бочки
В весьма невоспитанной позе.
Краснею, как скромный поэт,
А дева, копаясь в навозе,
Смеется: «бояр! Дай канфет!»
«и в риге попался мошенник!»
Смакует плевритный священник.
«повесить бы подлого Витте», —
Бормочет исправник сквозь сон.
«За что же?!» и голос сердитый
Мне буркнул: «все он… »
Пусть вешает. должен цинично
Признаться, что мне безразлично.
Исправник глядит на муллу
И тянет ноздрями: «вонища!»
Священник вздыхает: «жарища!»
А я изрекаю хулу:
«тощища!!»
Поутру пошляк — чиновник
Прибежал ко мне в экстазе:
— Дорогой мой, на семь фунтов
Пополнел я с воскресенья…
Я поник главою скорбно
И подумал: если дальше
Будет так же продолжаться,
Он поправится, пожалуй.
У реки, под тенью ивы
Я над этим долго думал …
Для чего лечить безмозглых,
Пошлых, подлых и ненужных?
Но избитым возраженьем
Сам себя опровергаю:
Кто отличит в наше время
Тех, кто нужен, от ненужных?
В самых редких положеньях
Это можно знать наверно:
Если Марков захворает,
То его лечить не стоит.
Только Марковы, к несчастью,
Все здоровы, как барбосы, —
Нервов нет, мозгов два лота
И в желудках много пищи…
У реки под тенью ивы
Я рассматривал природу —
Видел заросли крапивы
И вульгарнейшей полыни.
Но меж ними ни единой
Благородной, пышной розы…
Отчего так редки розы?
Отчего так много дряни?!
По степям бродил в печали:
Все коровник да репейник,
Лебеда, полынь, поганки
И глупейшая ромашка.
О, зачем в полях свободно
Не растут иные злаки —
Рожь, пшеница и картошка,
Помидоры и капуста?
Почему на хмурых соснах
Не качаются сосиски?
Почему лопух шершавый
Не из шелковых волокон?
Ах, тогда б для всех на свете
Социальная проблема
Разрешилась моментально…
О, дурацкая природа!
Эта мысль меня так мучит,
Эта мысль меня так давит,
Что в волнении глубоком
Не могу писать я больше…
1909 Дер. Чебни
Провинция
Бульвары
Праздник. Франты гимназисты
Занимают все скамейки.
Снова тополи душисты,
Снова влюбчивы еврейки.
Пусть экзамены вернулись…
На тенистые бульвары,
Как и прежде потянулись
Пары, пары, пары, пары…
Господа семинаристы
Голосисты и смешливы
Но бонтонны гимназисты
И вдвойне красноречивы.
Назначают час свиданья,
Просят «веточку сирени»,
Давят руки на прощанье
И вздыхают, как тюлени.
Адъютантик благовонный
Увлечен усатой дамой.
Слышен голос заглушенный:
«ах, не будьте столь упрямой!»
Обещает, о, конечно,
Даже кошки и собачки
Кое в чем не безупречны
После долгой зимней спячки…
Три акцизника портнихе
Отпускают комплименты.
Та бежит и шепчет тихо:
«а еще интеллигенты!»
Губернатор едет к тете.
Нежны кремовые брюки.
Пристяжная на отлете
Вытанцовывает штуки.
А в соседнем переулке
Тишина, и лень, и дрема.
Все живое на прогулке,
И одни старушки дома.
Садик. Домик чуть заметен.
На скамье у старой ели
В упоеньи новых сплетен
Две седые балаболки.
«Шмит к серовой влез в окошко…
А еще интеллигенты!
Ночью, к девушке, как кошка…
Современные… студенты!»
1908
Священная собственность
Беседка теснее скворешни.
Темны запыленные листья.
Блестят наливные черешни…
Приходит дородная Христя,
Приносит бутылку наливки,
Грибы, и малину, и сливки.
В поднос упираются дерзко
Преступно-прекрасные формы.
Смущенно, и робко, и мерзко
Уперлись глазами в забор мы…
Забыли грибы и бутылку,
И кровь приливает к затылку.
«Садитесь, Христина Петровна!» —
Потупясь, мы к ней обратились
(все трое в нее поголовно
Давно уже насмерть влюбились),
Но молча косится четвертый:
Причины особого сорта…
Хозяин беседки и Христи,
Наливки, и сливок, и сада
Сжимает задумчиво кисти,
А в сердце вползает досада:
«Ах, ешьте грибы и малину
И только оставьте Христину!»
1908