Как-то раз в «Льдинке» Матрос с ребятами надул бармена Викентьева (фамилия изменена. — Авт).

Вообще-то Викентьев не собирался играть в карты, но, когда выяснилось, что в долю к нему набивается сам Матрос и что играть предстоит — смешно сказать! — на мороженое, бармен — человек состоятельный — согласился: на мороженое много не выиграешь, зато и корову не проиграешь…

Ах, как глубоко заблуждался наивный труженик мерного стакана! Через десять минут игры выяснилось, что Юра Рыжий (Целищев) и Ткач (Ткаченко) — соперники Викентьева и Матроса — выиграли… 44 000 (сорок четыре тысячи) порций мороженого.

— Как будем «кашлять» (платить долг. — Авт.) — натурой или деньгами? — поинтересовался Юра Рыжий.

— Чего уж там мелочится: деньгами, — с деланным вздохом ответил Матрос.

В его словах был свой резон: при расплате натурой пришлось бы Рыжему и Ткачу на какое-то время стать единственными потребителями всей продукции днепропетровского хладокомбината, а такого переохлаждения не выдержал бы даже саамы крепкий амурский организм.

Стали считать — и получилось, что в денежном выражении (по ценам «Льдинки») проигрыш составляет 41 360 рублей.

— Плачу половину! — с готовностью согласился Матрос и вышел.

Викентьев был не только состоятельным, но и рассудительным человеком, поэтому артачиться не стал, а быстренько выложил требуемую сумму. Эта история закончилась без «вышибалова» и явила собой классический пример так называемого «спокойного рэкета».

Спокойный рэкет был, скорее, исключением, чем правилом, и обычно перерастал в «жесткий рэкет». Примером тому — история с директором и единственным сотрудником пивного киоска Калиниченко, успешно совмещавшим обе эти должности в одном лице.

«Обуть» Калиниченко планировали вполне мирно. Зная, что он сидит на пиве, а стало быть «пакован» (богат), Поляк (Полевой), Клим (Климов) и Карась (Горлань) разработали шикарный план.

Пропустив у доходного киоска Калиниченко по кружечке пива и не требуя, как призывал вывешенный в окошке плакат, долива после отстоя, Поляк, Клим и Карась показали пивному королю золотое колечко и попросили помочь им сдать его. Калиниченко, польщенный тем, что его скромное заведение с вечной нехваткой кружек посетили ребята Матрос, согласился.

Колечко он сдал в тот же день, а назавтра его вновь навестили бандиты. Калиниченко отдал вырученные деньги, Карась, пересчитав их, тридцать рублей вернул со словами: «За услуги». Честно и красиво…

Еще через пару дней Поляк и Клим пришли к киоску без Карася.

— Замели Карася, — скорбно сообщил киоскеру Поляк. — Посадили в садок за кражу колечка.

— Того самого, что ты сдавал, — пояснил Клим.

— Стало быть, ты соучастник, — с ещё большей скорбью добавил Поляк.

— В ментовке за это по головке не погладят, — вновь разъяснил Клим. — Узнают — и…

— Прощай, мой кормилец, ларек мой пивно-о-ой!!! — хорошо отрепетированным дуэтом пропели бандиты.

Слажено оборвав пение, они успокоили перепуганного товарища: в ментовке, дескать, у них есть связи, и взятка в полторы «штуки» вызволит попавшего на милицейский крючок Карася и спасет его — Калиниченко — от неминуемого ареста. Амурцы умело сыграли на гулявших по городу и отнюдь не беспочвенных слухах о продажности некоторой части днепропетровской милиции.

Директор киоска, прикинув, что названную сумму он нацедит из пивного крана менее чем за месяц, деньги дал. Бандиты — в том числе «пойманный» Карась, который в целях конспирации два дня не выходил из дома, — поделили их между собой.

Страдания Калиниченко на этом не кончились. Узнав, с какой легкостью, он выложил полторы тысячи, Матрос рассудил, что с пивного человека можно «получить от вольного куша» (т. е. сколько захочешь. — Авт.)

Тщательно продумав все детали, Матрос послал к киоску двух ребят. На сей раз они не пили пива. «Закрывай лавочку!» — приказали они Калиниченко, а когда тот отказался, без лишних слов вытащили его из-за прилавка и, погрузив в «Жигули» отвезли в тихое место за городом. Здесь парни достали ножи и, угрожая отрезать Калиниченко оба уха, потребовали три тысячи.

— Ребята, что за беспредел? — взвыл Калиниченко тонким голосом. — Я требую: везите меня к Матросу, он знает, что я недавно Карася из ментовки вызволил…

— Ты нам надоел, — сказали бандиты. — Общение с тобой утомляет еще до того, как начнется… Так и быть, отвезем к Матросу.

Дальновидный Матрос, в то время еще только примерявший на себя фальшивую мантию третейского судьи, предполагал такой поворот дела. И когда во двор его особняка втащил помятого Калиниченко, он велел ребятам отпустить его и сказал так: «Иди домой. Я с ребятами сам разберусь. За это через два дня отдашь мне «штуку» — так что не забывай как следует разбавлять пиво»…

Через два дня, в разгар пивного рабочего времени, Матрос собственной персоной на собственной «Волге» поехал к киоску. Оставшись в машине, он выслал вперед одного их амурцев.

— Р-разойдись, товарищи непросыхающие! — рявкнул бандит на клиентов, самозабвенно посасывавших водянистое пиво «Ячменный волос».

С этими словами он выхватил из кармана молоток и принялся колотить по прилавку.

Брызнули осколки пивных кружек.

— Плати, гад, а то всю лавочку разнесу!..

Калиниченко видел, как из припаркованной у киоска «Волги» спокойно наблюдает за происходящим «третейский судья» Матрос. Не выдержав психологической атаки, он заплатил. И Матросу, и его «ребятам»…

Амурцы не могли не осознавать, что спокойный рэкет, как правило, менее эффективен, чем жестокий, и со временем у них появляются истинно гангстерские замашки.

Так начиналась амурская война, которую я назвал бы первой панической войной. Панической война была пока что лишь для дельцов, спекулянтов и торгашей, впадавших в панику при виде бандитов.

Вот только несколько эпизодов этой войны.

Когда один мазурик отказался платить карточный долг, Шапа во гневе схватил подвернувшиеся под руку пассатижи и попытался содрать с зубов упрямца золотые коронки…

Строптивого спекулянта Варнавского Поляк, Кабан (Лунев) и Урка (Зайшло) вытащили из собственного дома и отвезли на Клочковское кладбище. Там его поставили на край свежевыкопанной вакантной могилы. Бандит Дименштейн поднял с земли усохший венок и, надев его на шею уже и впрямь скорее мертвому, чем живому, от страха Варнавскому, стал толкать его в могильную яму, приговаривая: «Думай, где достать деньги!». Тут только «клиент» и согласился выложить требуемую сумму…

Домой к Ветвицкому Буня (Даниленко) и Мармура (фамилия и кличкасовпадают) приехали вечером. Увидев их в окно, молодой делец с криком: «Мама, ко мне идут!» — заперся в ванной. Предусмотрительно перерезав ведущий к дому телефонный провод, бандиты вошли в квартиру. Ветвицкий затаился и притих, как мышь перед рассветом. Он слышал, как шуршат в темноте его настороженные ресницы… Порыскав по квартире и не найдя ничего, кроме набора порнографических открыток, амурцы ушли несотенно хлебавши. Но, долго еще не отваживался Ветвицкий покинуть свое кафельное убежище…

Играя с «лохами» в карты, ребята Матроса иногда выдавали одного из бабyинов за человека с Севера или вора из Донецка, который «способен на все». Именно на него — парня с Севера или донецкого вора, в роли которых лодвизались чаще всего Мармура, Рахит (Парадиз) или сам Матрос, на глазах у облапошенного дельца «переписывают долг», после чего указанный бандит приобретает полное амурское право его (долг) выколачивать. Подобным образом ребята Матроса «обули» продавца пива Холина и мелкого «цеховика» Гольдберга. У последнего взяли в залог его личные «Жигули» и укатили на них. Автомобиль «честно» вернули, когда Гольдберг выложил долг — 4,5 тысячи, возникших из невинной поначалу карточной игры на коньяк…

В конце семидесятых — начале восьмидесятых годов ребята с Амура были в зените своей шальной славы. О них говорил весь город — от вокзала до Амура. Молва приписывала им совершенно невероятные поступки.